Собрание сочинений. Том 4

— Ты бы рыцарей так, князь! А то что своих бить! Своих и я умею!

Поднимается шум. Начинаются споры. Буслай уже валяется на снегу. Но еще, еще жертвы требует немая ярость. Александр рвет кольчугу своими железными руками, сплющивает свой шлем, свивает его в виток, как мочалу.

— Измена! — кричат бойцы. — Измена! Ворочай к Новгороду! Отсидимся за стенами!

И Александр наступает на своих дружинников. Он страшен. Он почти в безумии.

Люди валятся округ него.

Подбегает его стремянной Савва, — он отшвыривает и его.

— Довольно, князь, потешился — и ладно! Ворочай к Новгороду! — говорит посадник.

— Ты купецкий князь, по-купецкому думать должен.

И тут отходит Александр. Отирая пот с головы, полуголый на морозе, он говорит:

— Я не купецкий князь, я русский князь. За Русь ответчик я, а не за Новгород. Всем пригодится Русь! Русь! Всем! И купцам, и боярам, и холопам!

Савва набрасывает на него шубу.

Александр отходит в сторону, садится у сторожевого костра. Дежурный рубит дрова, загоняя клин в полено. Долго глядит Александр на то, как железо под сильным и быстрым ударом раздваивает дерево, но, напоровшись на сук, останавливается и не рассекает полена.

Гаврило Олексич, стоя за спиной Александра, мрачно докладывает о битве.

— В чем их козырь? — спрашивает Александр. — Каким строем идут? Как бьются?

— Идут клином, свиньей, как у нас называют. Вот как вон то полено раздвоят — ну и конец.

— Свиньей? — переспрашивает Александр. — Вот по рылу и бить.

— Да как же ты по пятачку ударишь, когда сшибают с удара? Идут больно шибко.

Дежурный у костра, переяславльский Никита, рубит дрова, выбирая ровные поленцы, и князь говорит:

— А ты сучковатые возьми!.. Вставь клин! Вдарь! Ага! Не берет? Вот тебе и свинья!

Подходит посланник.

— Ну, Александр Ярославич, давай приказ отходить! Назначай лагерь!

Александр поднимается и своим обычным веселым, ухарским голосом говорит:

— Отойдем на Пейпус-озеро! — И когда посадник уходит, он добавляет своим: — Наутро там, с божьей помощью, и побьем немца! Слово твердо!

— С пустыми руками домой не ворочаться! — вставляет древний старик. — Раз собрались, значит давай, чего уж там!

Пелгусий(Савве). Должно, князю какое видение было!

Савва. Нам с тобой было видение, — и показывает синяк под глазом.

11

Твердилу рукополагают в рыцари. Стоя на коленях и высоко подняв руку, он дает обеты.

— Буду честен, — говорит он, — приму обет безбрачия и нищенства. Блаженные нищие, яко их есть царство небесное!

Магистр ударяет его о плечо мечом и, подняв, обнимает. Твердило что то шепчет магистру на ухо.

— Вы только что дали обет нищенства, — отвечает тот.

В это время входит епископ и благословляет всех. Рыцари преклоняют колена. Слышен гнусавый латинский напев.

Неофит Твердило еще путается, как свершать крестное знамение, то осенит себя православным крестом, то римским.

Стоят германцы, пруссы, поляки, нормандские рыцари — добытчики легкой славы.

Снега Руси встают перед ними впервые.

— Готовы ли? — спрашивает магистр.

— Рыцари Венгрии готовы к победе, — отвечает один.

— Мы видели Иерусалим и во сне готовы к сечи, — отвечает другой.

— Немцы всегда готовы, — отвечает третий.

Магистр обращается к чудскому воеводе:

— А вы? — и тревожно глядит в его лицо. Тот отвечает, не колеблясь, но все же мало уверенно:

— Да. Я заставлю драться и чудь!

12

По целине давно не паханных, заброшенных полой, по кладбищам костей несется кибитка. В ней — посол хана. Он сидит, заглядывает в ящичек. Там перстень, аркан и кинжал. Улыбаясь, глядит он на разгромленную Русь.

13

Ночь. Брячиславна, жена Александра Ярославича, одна в княжеском тереме Переяславля. Зима завалила город снегом. Пустынно. Жутко. Брячиславна поет о муже, ушедшем на битву, поет печально-благородную и сдержанную песню, полную уважения к судьбе мужчины-воина.

Муж ушел далеко и, быть может, не вернется, но он князь, а судьба русских князей — сеча. Так чего и печалиться напрасно? Пусть бьется хорошо, помоги ему, Русская земля!

Одна и Ольга в Новгороде под утро. И она думает о своих женихах, и она, как Брячиславна, как всякая умная русская женщина того столетия, знает, что судьба русского богатыря — битва, что не кудри, не брови красят молодца, а храбрость, мужество.

Мера мужской красоты вытекает из воинских доблестей, и права псковитянка Василиса, когда, ведя на рассвете новгородские обозы к Чудскому озеру, поет:

Сохрани, господь, красивого, Кто мечом булатным да семерых кладет. Кто копьем вострым да восьмерых пронзит, — Сохрани пригожего, от него пощады нет ворогу.

Холодно и ветрено в апреле. Мокрый снег, как дождь, кропит дружину. Александр со скалы глядит на озеро. Немцы уже видны. Они движутся клином, вобрав внутрь ливонцев и чудь.

— Свинья! Свинья! Вот она! — раздается в русских отрядах.

Рассвет. Низкое солнце. Полутемно.

— Сохрани нас, Русская земля! — говорит Александр и дает знак своим.

Немцы с пиками наперевес, прикрывшись щитами, медленно подвигаются на русских.

Русские сбросили тулупы и армяки, иные и валенки. Кольчуги на одних сорочках. Но многие и без кольчуг, с топорами, с дрекольем. К озеру подходят обозы из Новгорода с резервами. Битва еще не началась. Обозницы поят лошадей у проруби. Девушки — беженки из Пскова — рвут тряпье на перевязки, развели костры — греют воду.

Бой на Чудском озере вот-вот должен начаться. С высоты Вороньего камня глядел Александр на мощное движение рыцарской колонны. Она идет быстро, дымится снегом.

В новгородских полках шептали, ахали, ругались. Воеводы часто взглядывали на Александра и все суровее сдерживали бойцов, с ярой руганью уже то и дело хватавшихся за мечи. Хрипели кони княжей дружины. «Свинья» неслась, не уменьшая хода. Александр сказал Буслаю:

— Возьми себе середину рати, голову сложи, а на час останови свинью. — Он глядит на озеро, видит цепь новгородских обозов, добавляет: — Воза поперек поставь, коней повали.