Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
— Кайтесь! Кайтесь, неверные! Спасите души свои! — кричит худой и страшный монах, высоко поднимая над толпою длинный тонкий латинский крест. — Истинна лишь наша латинская вера!
— Быстро! Время не терпит! Крести! — торопят монаха рыцари.
Крещу вас истинною благодатью господней! Умрете, но тем спасены будете! Умрете, но тем спасены будете! Умрете, но тем спасены будете!гнусаво кричит он, осеняя крестом
— Пропала Русь! — плачет нищий Аввакум.
…Три латинских монаха бегут по улице, вырывая детей из рук родителей, осматривают их, щупают и, выбрав, толкают к подводе, на которой уже лежит внаброс с десяток ребят.
— К святому обращению, — говорит монах, отбирая ребенка у матери и подставляя к ее губам руку для поцелуя.
— Отдай! — безумствует мать. — Отдай, дьявол!
Копье сбивает ее с ног.
За подводой бегут матери, бабки, сестры отобранных ребятишек. Стон над улицей.
…А на площади Троицы еще убивают. Иных ребят мечами. Других распинают на крепостной стене. Третьим готовят костры.
— Кайтесь, неверные! Примите веру истинную, римскую! — неистовствует боярин Твердило.
— Пропала русская земля! Нет боле русской земли! — шепчут люди, вися на крестах. — Один Александр Ярославич может пмочь дать, да нет его!
Воевода Павша говорит, умирая:
— Зовите всю Русь на пмочь! Зовите князя Александра! Пелгусий, ступай зови его!
— Не годится мне бросать Пскова! С вами был и буду! — тихо отвечает ему Пелгусий.
— Ступай, Пелгусий! — говорит старый нищий, которого волокут на костер. — Велим тебе жить. Велим о нас сказать. Велим русское дело помнить!
— Очистить его душу огнем премудрым! — распоряжается монах.
— Вот верно слово! — подхватывает Твердило.
— Проверь огнем! — яростно говорит нищий. — И в огне то ж скажу — не будет по-вашему, не пойдет под немца русская земля, не бывать Руси под папою вашим, сволотой несчастным! А тебе, Твердило, быть тебе без семени и без племени! Не устоит земля на худых людях!
Его толкают на костер. Дым скрывает старика. Но из огня несется голос:
— Встань, народ русский! Встань, ударь!
2
Уже поздняя осень. Грязно, пусто в бревенчатом Переяславле. Невеселая погода на Плещеевом озере. Пять человек тянут невод. Поют:
Реки да озера к Ново-городу, А мхи да болота к Белу-озеру, Да чисто поле ко Опскову, Темны леса Смоленские, Высоки горы Сорочинские, Широки ворота Чигарицкие…Поодаль, на берегу, кучка крестьян.
Среди них монах Пелгусий, прибывший из Пскова. Он рассказывает последние псковские и новгородские новости.
— Пропал Псков, не устоит и Новгород.
— Эх-ма, и что там, в Новгороде, теперь? — говорят рыбаки.
— Видать, нам придется в дело вступать, — замечает древний старик, вздыхая.
Мимо проезжает ордынский чиновник со свитой на конях. Русские люди низко им кланяются.
Один рыбак не отдает поклона. И ордынец велит спросить, кто эти люди.— Ким ды? Кто есть? — спрашивает монгол, подъезжая к веселым рыбарям.
— А кого ищешь, бачка? — озорно спрашивает юнец Савва.
Монгол хлещет Савву нагайкой… Бросив невод, подходит к монголу и берет за узду его коня высокий, статный рыбак.
— В дом входя, хозяев не бьют, — говорит он по-монгольски.
Твердый взгляд его останавливает монгола.
— Кто будешь?
— Князь здешний.
Ордынец удивленно взглядывает на Невского.
— Невский — прозвище твое?
— Да, — отвечает Невский.
— Ты бил шведов?
— Я.
— А тут чего делаешь?
— Рыбу ловлю.
— Что, другой работы нету?
— А чем эта плохая? Вот струги на озере начну скоро строить, торговать за морем будем… Верно, отец? — спрашивает он древнего старика, а тот степенно отвечает:
— А что ж, Ярославич? И поторгуем.
— Орда наша езжай, там работа много есть. — И добавляет по-татарски: — Наш язык хорошо знаешь?
— Знаю, — по-татарски и затем по-русски говорит Александр. — Мне и на Руси делов хватит.
Ордынец. Русь мы править будем.
Невский(усмехаясь). Что ж, поправьте, поучите, гости дорогие, наш народ горазд на ученье.
— Мы сколь хочешь будем учиться, — хитро говорит древний старик.
Баскак отъезжает.
— Тяжелый народ, сильный, — говорит старик, кивая вслед монголу. — Тяжеленько нам будет бить-то их.
— Есть охота? — весело спрашивает его Александр и добавляет серьезно: — Вот тут-то Новгород и нужен.
Дружинник говорит:
— Тако дело на Неве отхватили, слава на весь мир, а житьишко — собачий дыр.
— Пока с монголами не управимся, все так будет, — говорит Александр и запевает взволнованно, потому что поет о Руси:
Реки да озера к Ново-городу, А мхи да болота к Белу озеру, Да чисто поле ко Опскову, Темны леса Смоленские, Высоки горы Сорочинские, Широки ворота Чигарицкие…—и говорит: — Собери, Господин Великий Новгород, Русь округ себя — большую славу возьмешь!
3
Новгород справляет пышный торг. Как в праздник, весел город. Шумят ряды. Купцы поют у своих прилавков. Там перс бьет в бубен, там индус играет тягучую песню на странной дудке, там варяжин поет, там швед выставил тройку певцов. Половчанин показывает дрессированного медведя. Хором поют поволжане-хлебовики. Веницейский купец в атласе играет на мандолине, поет серенаду.
Иноземные купцы, сидя в кружале, пьют эль. Шумно, весело, беспечно на ярмарке. Грудами лежат кожи, лисьи и собольи меха, мед, масло, зерно, плотничьи поделки. Богомазы торгуют иконами и тут же пишут их на удивление всем проходящим. Кузнецы куют кольчуги и, как портные, сняв мерку с покупателя, тут же изготовляют ему что надо.