Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

Почти до 1960 года — ни земных дорог, ни небесных, только вьюками на лошади да на оленях. Тропы лесные, никем не меренные, на сотни километров ни одного жилья. Но в редких таежных поселках и деревнях, по берегам рек, жили советские люди, сильные, смелые, закаленные борьбой с суровой природой, крепко привязанные к своему неласковому родному краю, словом, настоящие сибиряки.

Видно, так уж заложено в нас от рождения, что не ценим, не бережем мы то, что легко достается, но зато добытое в трудностях на всю жизнь для нас дорого и мило.

Не потому ли такими глубокими корнями врастают сибиряки в родные края, что здесь все берется с бою? И тот, кто приезжает сюда не просто как турист, не в погоне за длинным рублем, — остается здесь на долгие годы, навсегда, заколдованный и белыми северными ночами, и могучим течением рек, и шорохами неохотно отступающей тайги.

Прочитайте книгу Ю. Г. Эрвье «Сибирские горизонты» — обратите внимание на то, как он, уроженец Грузии, пишет о Тюменском Севере:

«Ни с чем не сравнить южанину июльскую ночь в низовьях Оби. Солнце давно село за горизонт, а чудесная яркая заря пламенеет на небе. Широкая, в несколько километров, Обь тихо катит воды. На реке ни рябинки — зеркало, в котором отражается небо, но уже не яркими, а мягкими, пастельными тонами…

Полночь, а светло, можно свободно читать…

Когда я бываю летом на Севере, ночь завораживает меня, вызывает внутри какое-то ликование, глубокую благодарность природе, создавшей такую красоту».

Неотразимо действует Север и космически величавые просторы тайги и тундры на многих людей. Пугают они только слабых, не приспособленных к жизни.

До сих пор вид бегущих на экране оленей, снежный дымок, вьющийся за нартами среди белых торосов таежной реки, или черная тонкая штриховка леса по склонам побеленных зимою каменных гольцов вызывают у меня стеснение в груди. Это беспредметная, но непрестанная сладостная тоска по Северу, подавляемая лишь повседневными заботами и горячкой работы в круговороте жизни.

Воспоминания о совместной работе на Севере подобны воспоминаниям фронтовых друзей. Куда же уйти от всего этого коренному северянину? Что для него бездорожье, комары и болота? Особенно если даны средства ополчиться против них.

Не мудрено, что Антонина Григорьева — уроженка Сибири и дочь красного партизана — стала председателем районного Совета в Сургуте на большой Оби. Однако не за прекрасные голубые глаза ее избрали. Надо было много учиться и работать, чтобы заслужить доверие людей.

Сейчас у нее — председателя окрисполкома — еще больше забот. Одна из них — благоустройство Ханты-Мансийска.

Город растянулся далеко, оседлав горный перевал, отделяющий центр на Оби от пристани древнего Самарова, дома которого и рыбоконсервный комбинат расположены под кручей на берегу Иртыша.

О росте своих окружных городов: Урая, Нефтеюганска, Сургута, Горноправдинска — Антонина Григорьева говорит со сложным чувством гордости и зависти.

— Что мешает так же бурно расти Ханты-Мансийску?

Председатель окрисполкома не удивляется наивности вопроса: не всем ведь известно, что городские бюджеты составляются из отчислений местной промышленности и за разработку природных богатств своего района. А окружной центр отдален от нефтяных площадей.

— Один из самых знатных наших людей буровой мастер Семен Никитович Урусов, — сказала Григорьева, как будто уклонившись от ответа. — Урусов пробурил скважину номер шесть у реки Конды на шаимской структуре, открытой геофизиками методом речной сейсморазведки (у нас геологи посуху не ходят!). Так вот эта шестая скважина дала в тысяча девятьсот шестидесятом году первую промышленную нефть, а Семен Урусов, Герой Социалистического Труда, навсегда вошел в историю нашего края. Помимо того, что он явился первооткрывателем, его бригада через два года добилась самой высокой в стране проходки в разведочном бурении.

А неподалеку от шаимских скважин-первооткрывательниц, на месте крохотной деревушки, где жили лесорубы, вырос за несколько лет город нефтяников Урай. В нем живет больше двадцати тысяч человек. Конечно, электричество, водопровод, многоэтажные дома с паровым отоплением, настоящие мостовые. Все, как полагается. И сколько других таких городов появилось в округе! Для нас это особенно наглядные перемены в биографиях людей и нашего края. Все благодаря открытию нефти. В самом Ханты-Мансийске нефти пока нет, значит, и отчислений за богатства недр мы не получаем. Кое-что строим. Неплохо, немало строим, но нужно очень многое.

Автобус мчится по улице, идущей по нагорью с уютно поставленными среди пихт и кедров деревянными домиками. Вон водовоз, окруженный хвостом очереди. Женщины, покачивая ведрами на коромыслах, шагают в гору. Бегут им навстречу, размахивая пустыми ведрами, ребятишки, семенят старики.

— Нет водопровода! — В голосе Григорьевой досада, на лице румянец смущения, будто она сама виновата в том, что сибирячки носят воду на своих плечах.

А впереди — далеко видный из окна автобуса, раскинулся Ханты-Мансийск, широко разбежались зеленые в центре улицы, светлеют стены новых каменных зданий, деревянные теснятся по окраинам и возле протоки, где горбится мост.

— Народ ханты раньше назывался остяками, а манси — вогулами. В Самарово ставился летний чум князя Самара. Наши охотники и сейчас зимой пушнуют, а летом по тропам на оленях — сюда, — говорила Григорьева, поминутно прерывая свои рассказы о крае, чтобы показать нам то новое здание кино, то универмаг, то педучилище, где готовятся для нужд округа восемьсот учителей.

На улице Мира административные здания окружены посадками берез. Весело толпятся березы и в городском парке. Как заведено, во всех здешних молодых городах отдельными кварталами красуются поселки геофизиков, на которые мы смотрим теперь с особым уважением, строителей, авиаторов. До прошлого года воздух принадлежал гидросамолетам; зимой они садились на луга, летом — на реки. В 1969 году появился настоящий аэродром круглогодового действия.

Ан-2 и Ли-2 — великие труженики тайги, как и все вертолеты от Ми-1 до гигантов Ми-6 и Ми-8, которые в здешних условиях, точно слоны в джунглях, тащат тяжести — оборудование вышек, машины, сбрасывают десанты рубщиков, топографов, геофизиков.

Смотрю на разгоревшееся миловидное лицо председателя окрисполкома, пытаюсь вообразить сложность, огромность и многообразие ее работы. Чудесно то, что этот председатель — женщина, принадлежащая половиной своего существа племени ханты, и то, что она не исключение, а одна из «ста тысяч других в России», но не «простая», а, как и остальные, замечательный работник, выращенный Советской властью.

После осмотра города и краеведческого музея Григорьева завезла нас в контору треста геофизиков. Она ими гордится, а мы очень заинтересованы: ведь все представление о работе геологов нарушено тем, что здесь они «посуху не ходят». Как же иначе? Я сама прошла пешком по таежным тропам не одну тысячу километров и в Якутии, и на северо-востоке, по Магаданскому краю, и в родной Дальневосточной тайге. Отлично знаю условия работы поисковых партий. Знаю и сейсмическую разведку в нефтяных районах Башкирии и Татарии. Но все это на твердой земле. На Нефтяных Камнях в Баку знакомилась с тружениками морской нефти: скважины на эстакадах, проявления нефти и газа среди морских волн… Но как идет разведка на реках, в таежных болотах и озерах, где даже признаков нефти нет?