Собрание сочинений. Том 6

Жил-был бедняк по имени Лазарь, Господи, помилуй Агнца — аллилуйя! Господи, помилуй Агнца!

Первая строка исполнялась в быстром темпе под аккомпанемент ритмических ударов в ладоши или по сковородке, а припев «Господи, помилуй Агнца!» растягивался тоскливо и монотонно.

Богач умер и в ад угодил. Господи, помилуй Агнца — аллилуйя! Господи, помилуй Агнца!

Флеминг остановился на крыльце. Не успел он постучать, как голос снова запел:

Увидишь бедняка, поделись с ним хлебом. Господи, помилуй Агнца — аллилуйя! Господи, помилуй Агнца!

Когда тягучий припев, исполняемый молодым контральто, замер, Флеминг постучал. Девушка тотчас же вышла, держа в руке кольцо.

— Так я и знала, что это вы, — сказала она с притворным безразличием, стараясь не показать, как ей жалко расстаться с безделушкой. — Нате!

Но Флемингу было не до кольца: у него язык отнялся от удивления. Когда девушка распахнула дверь, шляпа, как перышко, слетела с ее головы, впервые открыв лицо и шею своей хозяйки. И глазам Флеминга предстала не девчонка, а очаровательная девушка лет семнадцати-восемнадцати, и он смутился, досадуя на себя за то, что не разглядел ее раньше.

— Надеюсь, я не помешал вам петь, — сказал он, стараясь скрыть смущение.

— Ах, это Мамка всегда поет, — ответила девушка.

— Ваша матушка? Она дома? — спросил Флеминг, заглядывая в кухню.

— Да нет, не матушка, — она умерла. Мамка — это наша старая нянюшка. Она ушла в Джимстайн и взяла мое старое платье, чтобы купить мне что-нибудь по росту. На мне — все материнское.

Теперь Флемингу стало понятно, почему на ней такое странное одеяние; но он заметил, что сама-то девушка даже не подозревала ни о нелепости своего наряда, ни о прелести скрываемых им лица и фигурки.

Она с любопытством разглядывала Флеминга лавандового цвета глазами.

— А вы в бога верите?

— Едва ли, — смеясь ответил Флеминг. — Боюсь, что нет.

— А вот папа верит, он говорит, что бог всемогущий.

— Уж не потому ли он не любит золотоискателей? — поинтересовался Флеминг.

— Не служите неправедному Мамоне, — наставительно изрекла девушка, словно повторяя затверженный урок. — Так сказано в писании.

— Я и сам читал Библию.

— Папа говорит: «Буква убивает», — нравоучительно выпалила девушка.

Флеминг взглянул на развешанные по забору трофеи, и в его глазах, по-видимому, выразилось недоумение, как может соблюдение заповедей священного писания совмещаться с ремеслом охотника. Девушка перехватила его взгляд.

— Папа — охотник волею божьей.

— А что он делает с этими шкурами?

— Меняет их на хлеб и на одежду. Но он не любит, когда ковыряются в грязи и ищут золото.

— А вам не кажется, что все эти звери предпочли бы, чтобы он ковырялся в грязи? Охота за золотом никого не лишает жизни.

Девушка пристально посмотрела на Флеминга и, к величайшему его удивлению, вместо того, чтобы рассердиться, звонко рассмеялась. Когда она смеялась, ее худенькое, бледное личико преображалось, а мелкие, молочно-белые с голубизной зубы были похожи на зернышки только что созревшей индейской кукурузы.

— На что вы глядите? — откровенно спросила она.

— На вас, — ответил он столь же откровенно.

— Ох, уж это мне тряпье, — сказала она, разглядывая свой наряд, — что делать, никак не могу его приладить.

Ни в ее тоне, ни в манере, когда она пыталась обеими руками подобрать на талии распустившиеся сборки юбки, не было стеснения или кокетства.

— Давайте я вам помогу, — сказал он серьезно.

Она с детской непосредственностью подняла руки, когда он, подойдя к ней сзади, стал подбирать сборки юбки и закалывать их на талии, оказавшейся совсем тоненькой. Потом он развязал передник, снял его, сложил пополам и повязал снова.

— Теперь стало ловчее, — сказала девушка со вздохом удовлетворения и повернулась к нему вполоборота, показав круглую щечку и блеснув голубыми глазами из-под темных ресниц. Это была минута величайшего искушения для Джека, но он понял, что сейчас в его лице испытанию подвергается весь род золотоискателей, и не поддался соблазну. К тому же душа у него была чистая.

— Я бы и блузку подобрал, будь у меня побольше булавок, — сказал Джек со знанием дела: у него были сестры.

Булавки появились незамедлительно. В результате манипуляций с юбкой из-под ее подола, собранного в виде фестонов, выглянула нижняя юбчонка из дешевой вылинявшей фланели, бледно-голубой, как глаза девушки однако это обстоятельство не вызвало замешательства или недовольства ни у одной из сторон.

— Ну вот, теперь будет лучше, — сказал Джек, созерцая плоды своих трудов и любуясь выглядывавшими из-под юбки тоненькими щиколотками. Девушка тоже внимательно рассматривала свое отражение в блестящем донышке таза.

— Кажется, я похожа на китайскую девочку, правда?

Джек хотел было возразить, предположив, что она говорит о сходстве с китаянкой, но, взглянув, куда она указывала, он увидел на полке дешевую безделушку из китайского фарфора, изображавшую голландскую пастушку. В статуэтке и впрямь было какое-то сходство с девушкой.

— Только не попадайтесь на глаза Мамке, — сказала она задорно, — не поздоровится вам, если она узнает.

— А вы уж лучше скажите ей, что управились без моей помощи, — сказал Флеминг.

— Почему? — спросила девушка, широко раскрыв наивные глаза.

— Вы же сказали, что ваш отец не любит золотоискателей, и он рассердится на вас за то, что вы одолжили мне таз.

— Ах, не отец страшен, а ложь, — сказала она с гордым сознанием собственной добродетели, которое, однако, было в значительной мере смягчено добавлением: — Мамка меня не выдаст.

— Ну что ж, прощайте, — сказал Флеминг, протягивая руку.

— А вы мне не сказали, принес ли вам счастье мой таз, — сказала девушка, не беря его руки.

Флеминг пожал плечами.

— Мне, как всегда, не повезло, — усмехнулся он.

— Вас, видать, больше заботит, как бы получить назад кольцо, — сказала девушка. — Я вижу, не очень-то вы усердный старатель.

— Боюсь, что так.

— И потом вы не сказали мне вашего имени, а вдруг отец захочет узнать.

— Вряд ли. Впрочем, меня зовут Джек Флеминг.

Она подала ему руку.

— А вас как зовут, — спросил он, пожимая маленькие красные пальчики, — а вдруг я хочу знать?