Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина
Шрифт:
В декабре уже была готова первая очередь подземных помещений правительства под Кремлем, и туда с дачи Кунцево Сталин забрал часть охраны, обслуги и, конечно, Валечку Истрину. Пусть будет это еще одна догадка об упрямом вожде, не пожелавшем покидать Москву..
А пока был конец октября. Холодно. Шел ранний снег. Под Москвой кипела ожесточенная битва. Враг, гонимый первыми неожиданными морозами и приказами Гитлера взять Москву к началу ноября и обещанием вернуть в Германию добрую треть войск, лез вперед: парадные мундиры были наготове. И как знать, не готовился ли сам фюрер прилететь в поверженную столицу, чтобы 7 ноября принимать парад именно на Красной площади… Известно точно лишь одно обстоятельство: из-за морозов командующий войсками фон Бок разрешил надеть
Москва уже почти в полукольце фронтов, огненных и пороховых дымов, опоясанная окопами, рвами и траншеями, ощетинившаяся проволочными заграждениями, сварными противотанковыми «ежами», с заминированными мостами и обочинами шоссе, чтобы при прорыве немецких танков возникли бы взрывные завалы, не собиралась сдаваться..
Еще после совещания в Борисове, куда прилетал сам Гитлер, танковые генералы Гудериан и Геппнер выразили желание получить передышку «для ремонта и смены моторов» своих изрядно потрепанных танков. В успехе взятия Москвы был, очевидно, в полном сомнении и фон Бок. Но Гитлер не только не внял просьбам танковых генералов, но послал Гудериана на захват Киева, а наступление на Москву приказал вести силами одной пехоты. Результат же, несмотря на падение Киева и победы на Украине, еще больше отозвался на плане окружения Москвы: «непобедимый» Гудериан, вернувшийся со своими дивизиями на московское направление с приказом с налета взять Тулу и обойти Москву с юго-востока, наткнулся, как на скалу, на беспримерное сопротивление. Русские перестали отступать! А «непобедимые» Гудериан, Гот и Геппнер уже потеряли до шестидесяти процентов своих танков..
За несколько дней до 7 ноября Сталин вызвал командующего Московским военным округом генерала НКВД Артемьева в Кремль.
— Товарыщ… Артэмьев, — сказал Сталин, пристально вглядываясь в молодого, щеголевато одетого генерала. — Как ви думаэтэ… провэсти праздничный парад., на Красной площады?
Изумленный Артемьев растерялся так, что некоторое время озадаченно моргал.
— Товарищ Сталин… Парад… Я… Мы… Мы думали: парад не проводить… Осада… Войск нет… Опасность., большая..
— А если., войска., будут?
— Тогда… Тогда, наверное, можно, товарищ Сталин. Но..
— Чьто… «но»?
— Авиация немцев может бомбить парад.
— Оны… об этом., узнают?
Артемьев пожал плечами, не находя, что ответить.
— Так вот., товарищ Артэмьев… Вы нэ подумалы… какоэ огромное, международноэ даже значэные будэт имет… итот парад… Итот парад укрэпыт вэру нащего народа., в побэду… Итот парад войдот… в исторыю… Докажет всэму мыру… чьто ми нэ думаэм… сдаватся… что у нас эще эст порох., в пороховныцах..
И, уже жестко глядя на Артемьева, приказал:
— Парад будэт прынымат марщял Буденный. Для парада я выдэлю войска… Авыацию и артиллэрию — я имею в выду зэнитки и всо ПВО Москвы, привэсти в особую боэвую готовност… О подготовкэ парада доложитэ мнэ пэрэд торжествэнным засэданыем… 6 ноября… У мэня всо… Вопросы?
— Разрешите вопрос..
— Говорытэ..
— Если все-таки немецкие бомбардировщики прорвутся к площади?
— Этого нэ может быт по тром причинам… Первая: ны одын вражескый самолэт нэ должэн прорватся в цэнтр… Вторая: скорээ всэго… будэт нэлетная погода… А третью прычину я вам сэйчас… нэ открою. Ви узнаэтэ эе рано утром 7 ноября. Эсли же., все-таки., немцы сбросят бомбы, убэром ранэных — и продолжим парад.
И сообщил Артемьеву, что под Москвой есть резерв войск в двести пятьдесят тысяч солдат.
— Это самый болшой сэкрэт… Нэ подлэжящий разглащению. Иначэ… у мэня их живо растащят!
А теперь можно сказать и читателям, что войск в резерве Ставки Верховного было не более двести пятидесяти тысяч, а почти вдвое больше (считая и войска НКВД). На флангах отчаянно сопротивлявшейся Москвы готовились к наступлению свежие, новые, прибывшие с Дальнего Востока
и из других внутренних округов войска. Дивизии полного состава, одетые в полушубки и зимние шапки, снабженные новым автоматическим оружием, новыми дизельными танками Т-34 и КВ. Их поддерживала новая пушечно-гаубичная артиллерия и четыреста двадцать три реактивные установки «Катюши». Такая сила, скрытая даже от командующих фронтами (кроме Жукова), позволяла Сталину уже совсем уверенно попыхивать трубкой и иронически посматривать на озадаченного Артемьева.Выдадим теперь и секрет (тогда не известный Артемьеву): парад должен быть-начаться не в десять часов утра, как начинался обычно, а н а два часа раньше.
Замечу, что есть множество толкований, почему в кинохронике Сталин был снят в фуражке, а на самом деле был в зимней шапке и даже с опущенными ушами. Пересъемку действительно сделали, и просто потому, что в условиях раннего утра в ноябре было плохое освещение. К тому же было пасмурно, шел снег (предположение Сталина о нелетной погоде оправдалось). Немцы получили сообщение о параде, когда он уже закончился, и негодовали.
А накануне парада в помещении станции метро «Маяковская», кое-как задрапированного под зал Большого театра, — там обычно проводили праздники, посвященные годовщинам Октября, — доклад делал Сталин, но слушали его, конечно, переодетые в гражданское чекисты да еще немногие, тщательно обысканные перед спуском в метро «представители трудящихся».
Я слышал оба доклада Сталина, но особенно запомнил концовку одного. Сталин говорил медленно, с очень сильным грузинским акцентом, и речь его свелась, пожалуй, к трем заключительным фразам, которые я передам достаточно точно:
— Эще… нэсколко мэсяцев… Эще полгодыка… Может быт., годык… И фащистская Гэрманыя… должьна лопнут., под тажестью своых… пэрэступлэный..
Я слышал эти слова. Это пророчество великого вождя. «Еще полгодика., может быть, годик..» Каково же было мое изумление, когда в сборнике речей и выступлений Сталина позднее я не нашел этих фраз. Они благоразумно и бесследно исчезли. Ведь война затянулась на четыре года. И даже вождям следует избегать пророчеств..
Уйду от журналистки в роман, в тот ледяной и снежный ноябрь, с якобы тридцатиградусными морозами под Москвой. Из-за них, писалось где-то и часто, потерпела-де крах орда, рвавшаяся к Москве.
А было все по-иному. Мороз в Подмосковье стоял не так уж велик… Редко за двадцать… Но армия, привыкшая легко побеждать и грабить, наконец столкнулась с силой, оказывающей такое стойкое, отчаянное сопротивление, что все четыре фельдмаршала, возглавлявшие войска на Московском направлении (Кессельринг, Клюге, Вейхс и фон Бок), были уже близки к панике. Теперь русские не отступали. Весь ноябрь кипела жестокая битва. И хотя 27 ноября части полковника (тогда еще не генерала!) Хассо фон Мантейфеля уже достигли самого восточного пункта у деревни Перемилово, хотя пропаганда вопила, что до Кремля тридцать километров, хотя уже начали по железной дороге подвозить сверхдальнобойные орудия — громить центр Москвы, фашистские армии таяли, как вешний снег под солнцем. Танки гибли от яростных выстрелов бронебойщиков. Во многих дивизиях не осталось и полка. Снайперы четко выбивали офицеров, и теперь часто бывшими полками-дивизиями командовали майоры и лейтенанты (например, седьмой пехотной дивизией командовал оставшийся в живых обер-лейтенант!).
А сталинская разведка уверенно сообщала: у немцев нет резервов. Армия не в состоянии наступать. У танков замерзает смазка, нет бензина. И уже никакого превосходства ни в живой силе, ни в технике у захватчиков нет.
Этих сообщений и ждал Сталин, ждал Жуков, ждал Генеральный штаб, ждали, когда лежащая в снегу армия захватчиков будет деморализована. Именно потому Сталин оттягивал начало контрнаступления и дождался, когда 3–4 декабря фельдмаршал Бок (на свой страх и риск! За это Бок поплатился и отставкой!) дал приказ прекратить наступление, перейти к обороне и даже отступлению на более подготовленные к зиме рубежи. Об этом приказе фон Бока стараются не упоминать «объективные» историки минувшей войны.