Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

— Я прыщел… к выводу… — продолжал Сталин… — Болще оступат, нэ покрыв сэбя позором., нэлзя! Нэлзя болще… отступат… За самоволно оставлэнные позыции тепэр будэт толко одно наказанью… Расстрел. Нэмцы уже вовсу исползуют этот прыем к паныкерам… к трусам., дэзэртырам. И вот мой прыказ… Он роздан всэм… И это., нэ пустая угроза… Враг должен проходыт впэрод только там., гдэ… нэ осталос ны одного., защитныка. Отступат далще… имёэя победу под Москвой — позор… Надо помныт… надо уясныт… ми силнэе… фашистов., ми., лучше вооружены… Ми., отстаываэм свою зэмлю… Народ жьдэт пабэды… И я нэ зря говорыл об этом на торжественном засэданыи 6 ноября… Этот год., надо сдэлат годом побэды… У мэня — всо. Эсли нэт вопросов, всэ свободны… Остатса должьны товарыщи Жюков, Шяпошников, Васылэвский и., товарыщ Бэрия.

Когда члены ГКО, словно стараясь опередить друг друга, вытеснились из кабинета, даже на затылках их, таких разных: седых, плешивых, сохраняющих с проседью еще естественного цвета волосы (их было совсем мало!), виднелось: «Пронеси, Господи! Скорей отсюда… Скорей!» — Сталин встал из-за стола и прошелся вдоль опустелого длинного центрального стола заседаний, где, как бы ненужная, лежала большая фронтовая карта. Но у стола Сталин не задержался, а прошел к окну, сдвинул портьеру и зачем-то долго всматривался в затемненную Москву, в весеннее пасмурное небо над ней и белесоватые облака, идущие по черно-серому фону неба с запада на восток… Волосы у Сталина уже не топорщились, в правой опущенной руке была зажата потухшая трубка, а начавшая горбиться спина этого человека напоминала смотревшим в нее о том, что Сталин стар, может быть, немощен или болен и скрывает эту свою болезнь и немощь, перемогается силой воли… Так длилось минуты три. И молчание означало, что Сталин собирается с мыслями, чтобы сказать нечто особенно важное. Внезапно повернувшись, Сталин сделал шаг к Берии и глухо сказал:

— Ващя развэдка… прэподнэсла нам сплощьную дезу… Нэмцы… нэ будут наступат… на Москву… Ви информыровалы нас., соверщенно абсурдно… Нэ на висотэ… оказалас и ГРУ… — он взглянул на Шапошникова и Василевского и пошел теперь бродить по ковровой красной дорожке… — Наступлэные нэмцев… будэт лотом и., очэнь сэрезное… на Сталинград… И эсли ви (тут он имел в виду, очевидно, всех присутствующих) эще раз., допустите такой просчет., ми будэм винуждэны… снымат головы..

В звенящем молчании казалось, что время остановилось… Хотя тишину нарушало карканье ворон, возбужденных, наверное, перезвоном часов на Спасской.

— Так вот, — продолжил Сталин, — главная наща задача сэйчас… Нэмэдлэно… сдэлат всо… чтобы враг нэ смог взят… Сталынград. Ито… нэ связано с моым имэнэм… Ито… имэет совсэм другые послэдствыя… И — самыэ далныэ. В случаэ падэныя… Сталынграда, вихода нэмцев на Кавказ., и за Волгу., ми лыщимся бакынской нэфти, кубанского хлэба, угля, Чэрноморского флота. Крима, вихода на Иран, и тогда (мнэ извэстно) в войну на сторонэ Гэрманыи могут виступыт и виступят, очэвидно, Японыя… и Турция. Вот так… Кромэ того, эслы немцям удастса их план, о чем я тол-ко чьто сказал, осэнью будэт нэизбэжьным… новый поход на Москву с глубокым охватом эе… с юга… Свэдэныя эты нэ визывают сомнэньы..

Сталин остановился и посмотрел на всех сидящих поочередно, как бы пытаясь вникнуть в их мысли, узнать по выражению этих лиц, что они готовы сказать. Лица были разные: Берия хмуро глядел в пол, будто рассматривал свои штиблеты (был в штатском), Жуков со сжатыми губами казался непроницаемым, Василевский, чем-то похожий на молодого Ворошилова, был весь озабоченное внимание, а на больном и нежилом уже лице Шапошникова ничего не отражалось, кроме подавляемой боли, к которой он, крепясь, прислушивался.

— Итак… Я., прощю всэх висказатся по обозначэнной мною., проблэме.

Сталин подошел к столу и, открыв коробку, стал набивать стружистым оранжевым «Руном» свою английскую трубку. Выглядел вождь плохо: изматывала бессонница, тревожили неудачи в наступлении, а может быть, и чересчур горячие ласки Валечки, не всегда посильные для шестидесятилетнего. Шестидесятилетнего… А ему уже шел шестьдесят третий… Сталин не отличался физической силой, но был удивительно вынослив, мог переносить и переносил страшнейшие перегрузки и часто сознательно шел на них, даже в любовных утехах. (Заметим вперед: таким он оставался долго, почти до семидесяти, перенеся и первый инфаркт, и первый инсульт.)

Раскурив трубку, он молчал, но тигриные прищуренные глаза его настороженно светились.

Первым, очевидно, как член Политбюро, заговорил Берия:

— Товарыщь Сталин… (Берия говорил с еще большим, чем обычно, акцентом, глуховатым басом.) Я., прызнаю всэ ащибки… маэй развэдкы… Я., даю слово… Болше это., нэ повторытся. Агэнтов-дэзынформаторов прыдется правэрыт… Кто пэрэдал явную дэзу — строго накажю… И ви правы… Послэдные свэдэныя эст… двыжэные на Сталын-град, на Ростов… Ви правы… Сталынград надо удержат лубой цэной. Нэлза врага пустыт… в Сталинград. Всэ дывызыи НКВД будут там заслоном… Поэду лычно.

Он замолчал, сел и опять стал рассматривать шнурки ботинок.

Заговорил поднявшийся было Шапошников.

— Сыдыте, Борыс Мыхайловыч, сыдытэ, — сказал Сталин, — сыдытэ… — Он более участливо посмотрел на больного маршала-штабиста: Шапошников доживал свои последние месяцы, и Сталин знал об этом: диагноз врачей был ему известен.

— Я полагаю, Иосиф Виссарионович… Я полагаю ошибку допустил и Генеральный штаб, и я., лично… Мы, даже без информаторов, считали, что немцы снова двинутся всеми силами на Москву с Вяземского выступа… Иначе зачем они его так бешено отстаивали. Выступ, несомненно, — плацдарм для нового удара по Москве, и я бы все-таки не ослаблял здесь оборону. Хотя., раз вы имеете другие данные… Готов нести любые наказания… Любые… — Шапошников замолчал, но Сталин не обратил внимания на эту паузу, а маршал, подняв склоненную голову с аккуратным, но уже смертно редеющим пробором, продолжил: — Война всегда многовариантна. И суть командования, задача Генштаба в особенности, просчитывать все возможные и даже невозможные варианты. То, что немцы двинут главные силы на юг, как раз такой вариант. Это., почерк Гитлера как главнокомандующего. Вспомним, как в августе прошлого года он снял две танковые группы с наступления на Москву., в результате мы потеряли Киев. Но… — Шапошников попытался улыбнуться, — сумели замедлить их наступление и отстоять Москву… — Шапошников поморщился, преодолевая приступ боли, справился с ним и продолжил: — Да. Вы правы… Мы только что получили от внешней разведки сообщение: немцы направляют на Сталинград свежие мощнейшие войска. Четвертую танковую и шестую Ударную армии. Это армии, которые фактически разгромили Францию. Это страшный кулак..

Гитлер держал его за пазухой на случай неожиданного удара — опять же по Москве. Но… Очевидно, перепланировал. Это стиль Гитлера. Неожиданность. И дезы, возможно, не было. Никакой. Гитлер принял решение внезапно, на совещаниях высшего командования в Полтаве и Виннице. Мы даже знаем, что он сказал: «Шестая армия — это такая сила, с которой можно штурмовать небо!» Армией командует опытный генерал. Бывший генерал-квартирмейстер Паулюс… А сюда, возможно, прибудет фельдмаршал Клюге. Клюге, насколько я знаю немецкий, значит «умный», а вот Паулюс — это, по-нашему, Павлов… — Шапошников попытался мрачно ухмыльнуться. — Мне известно, что на Сталинград собираются нацелить два воздушных флота. Сила это очень., серьезная, других флотов у Гитлера нет. Войска хорошо оснащены, воевать умеют. Не потрепаны в боях. Им будут приданы две дивизии СС. Вывод: на Сталинградском направлении надо срочно создавать новую группировку войск. Новую группу армий. Ибо снимать дивизии с Вязьмы опасно. Удержать же Сталинград можно, только немедленно отправив туда все резервы Ставки. Все..

Шапошников достал платок и стал вытирать облитое потом лицо.

— Товарыщь Жюков? — произнес Сталин.

Жуков поднялся так, как обычно он поднимался на всех совещаниях, хмуроватый, всезнающий, толковый, подбородок с ямочкой, — непререкаем, надежен — знает больше, чем все.

— Считаю: все сказанное здесь верно. Думаю, на обозначенном товарищем Сталиным направлении надо усилить разведку, особенно воздушное наблюдение. Сюда же надо бросить как можно больше бомбардировочной авиации, танковые соединения — само собой., кроме того, необходимо сразу за Сталинградом создавать резервный фронт.

— Ви полагаэтэ… чьто Сталынград прыдется сдат? Как Кыев? — уже раздраженно прервал Сталин, прицельно приглядываясь к генералу армии. Сталин до сих пор не мог простить себе, что, когда Киев пал, армии Кирпоноса не удалось отвести, и его, Сталина, будут вечно упрекать в ошибке. Какая ошибка? Если он, Сталин, приказал сопротивляться до последнего, не сдавать столицу Украины, а Кирпонос вместо этого предпочел застрелиться, и армии, лишенные управления, деморализованные, предпочли сдаться в плен, потеряли боеспособность. Ибо войско, лишенное командования, из хорошего, храброго, умного превращается в мечущуюся, паникующую орду. Бытует мнение: воюет солдат, а командир как бы иной раз помеха. Это мнение тех, кто не воевал. Все взаимосвязано: командир силен солдатами, солдаты — командиром. Этого-то и не было под Киевом. А Кирпоносу, стремительно возведенному в генерал-полковники, самое-самое — командовать бы полком, а выше… дивизию не стоило бы давать… Все это Сталин мгновенно прокрутил в памяти. И на Жукова упал тот взгляд, которым Сталин словно в самом деле мог испепелить противника.