Собрание сочинений

— Тедди, — перебила его миссис Макардл, даже, кажется, не двинувшись под простыней. — Сходи найди мне Писклю. Где она? Я не хочу, чтоб она сегодня дольше валялась на солнце, и так вся обгорела.

— Она адекватно защищена. Я заставил ее надеть дангери, — ответил Тедди. — Некоторые уже тонут. Через несколько минут они будут плавать только у меня в уме. Довольно интересно, поскольку если смотреть под определенным углом, там они с самого начала и плавали. Если бы я вообще никогда тут не стоял, или если бы кто-нибудь подошел и как бы снес мне голову, пока я…

— Где она? — спросила миссис Макардл. — Посмотри минуточку на маму, Тедди.

Тедди обернулся и посмотрел на маму.

— Чего? — спросил он.

— Где Пискля? Я не хочу, чтоб она опять бродила среди шезлонгов и надоедала людям. Если этот кошмарный человек…

— С ней все в порядке. Я дал ей камеру.

Мистер Макардл подскочил на локте.

— Ты дал ей камеру! — воскликнул он. — Это еще на черта? Мою «лейку»! Чтоб шестилетка шлялась с ней по всей…

— Я показал ей, как держать, чтобы не уронила, — сказал Тедди. — И я, естественно, вытащил пленку.

— Мне нужна камера, Тедди. Слышишь меня? Сейчас же слезай с чемодана, и камера мне нужна здесь, в этой каюте через пять минут —или один маленький гений пропадет без вести. Ясно тебе?

Тедди развернул ноги на «гладстоне» и сошел вниз. Наклонился и завязал шнурки на левом кеде — отец тем временем наблюдал за сыном, как дежурный по школе на перемене, по-прежнему опираясь на локоть.

— Скажи Пискле, что я ее зову, — сказала миссис Макардл. — И поцелуй маму.

Завязав шнурок, Тедди равнодушно чмокнул мать в щеку. Миссис Макардл, в свою очередь, выпростала левую руку из-под простыни, словно бы намереваясь обхватить Тедди за талию, но когда рука вынырнула, Тедди уже отошел. Он обогнул мать с другой стороны и вступил в проход между шконками. Наклонился и выпрямился, взяв отцовскую подушку под левую руку, а пепельницу, чье место было на тумбочке, держа в правой. Переложив пепельницу в левую руку, подошел к тумбочке и ребром правой ладони смел отцовские окурки и пепел. Затем, прежде чем определить пепельницу на место, предплечьем стер тонкий слой пепла со стекла тумбочки. Руку же он вытер о шорты. После чего поставил пепельницу на стекло — крайне бережно, словно полагал, будто пепельница на тумбочке должна стоять намертво либо не стоять вообще. Тут наблюдавший за ним отец наблюдать за ним внезапно бросил.

— Тебе подушка не нужна? — спросил Тедди.

— Мне нужна камера, молодой человек.

— Тебе же так неудобно. Это невозможная поза, — сказал Тедди. — Я ее тут оставлю. — Он положил подушку в изножье шконки, подальше от отцовских пяток. И направился к двери.

— Тедди, — произнесла его мать, не поворачиваясь. — Скажи Пискле, что я хочу ее видеть до плавания.

— Оставь уже ребенка в покое, а? — произнес мистер Макардл. — Тебе что, жалко ей нескольких паршивых минут свободы? Знаешь, как ты к ней относишься? Я тебе скажу, как. Как будто она просто ятая преступница.

— Ятая! Ой как мило! Ты вдруг по-британски заговорил, любимый.

Тедди на миг задержался у двери, задумчиво экспериментируя с ручкой — медленно вращая ее влево и вправо.

— Выйдя за дверь, я могу остаться существовать лишь в уме моих знакомых, — сказал он. — Я могу стать апельсиновой кожурой.

— Что, мой дорогой? — спросила миссис Макардл из другого угла, по-прежнему лежа на правом боку.

— Давай шевели мослами, приятель. Тащи сюда «лейку».

— Подойди поцелуй маму. Хорошенько так поцелуй.

— Не сейчас, — отсутствующе произнес Тедди. — Я устал. — Он закрыл за собой дверь.

Сразу за комингсом лежала ежедневная судовая газета. Листок глянцевой бумаги с текстом лишь на одной стороне. Тедди подобрал ее и начал читать, бредя по длинному коридору к корме. Навстречу ему двигалась огромная блондинка в накрахмаленной белой форме — она несла вазу красных роз на длинных стеблях. Проходя мимо Тедди, она выставила левую руку и взъерошила ему волосы на макушке.

— Кому-то надо подстричься, — сказала она. Тедди вяло оторвался от газеты, но женщина уже прошла, а оглядываться он не стал. Читал дальше. В конце коридора перед огромным панно со святым Георгием и Драконом над площадкой парадного трапа он сложил судовую газету вчетверо и сунул в левый задний карман. После чего поднялся по низким ступеням, застланным ковром, на Главную палубу — одним трапом выше. Он шагал через две ступеньки, но медленно, держась за поручни, в каждый шаг вкладывая вес всего тела, словно само восхождение по трапу для него, как и для многих детей, было этаким умеренным удовольствием. На площадке Главной палубы он сразу направился к бюро пассажирского помощника, которым в данный момент заправляла симпатичная девушка в морской форме. Она скрепляла сшивателем какие-то отмимеографированные листы.

— Будьте добры, не подскажете, во сколько сегодня игра? — спросил Тедди.

— Прошу прощения?

— Во сколько сегодня игра?

Девушка одарила его напомаженной улыбкой.

— Какая игра, милый? — спросила она.

— Ну эта. В слова — она вчера была и позавчера, там еще надо недостающие слова подставлять. В основном про то, что все следует ставить в контекст.

Девушка помедлила, выравнивая края трех листков между плоскостями сшивателя.

— А, — сказала она. — По-моему, только ближе к вечеру. Кажется, часа в четыре. А ты для нее не слишком маленький, дорогуша?

— Нет, не маленький… Спасибо, — ответил Тедди и отвернулся.

— Секундочку, милый! Как тебя зовут?

— Теодор Макардл, — сказал Тедди. — А вас?

— Меня? — улыбнулась девушка. — Меня зовут энсин Мэтьюсон.

Тедди посмотрел, как она жмет на сшиватель.

— Я знаю, что вы энсин, — сказал он. — Я не уверен, но, по — моему, если кто-то спрашивает, как вас зовут, надо говорить полное имя. Джейн Мэтьюсон, или Филлис Мэтьюсон, или что в данном случае может быть применимо.

— Ах воткак?

— Я же говорю, по — моему— да, — ответил Тедди. — Хотя не уверен. Если вы носите форму, может быть, все иначе. Все равно спасибо вам за информацию. До свидания! — Он повернулся и стал подниматься по трапу на Прогулочную палубу — снова через две ступеньки, только теперь он как будто спешил.

После долгих поисков он нашел Писклю высоко на Спортивной палубе. Она сидела на солнечной полянке — едва ли не лугу — между двумя кортами для палубного тенниса, в который никто не играл. Сидела на корточках, солнце било ей в спину, а легкий бриз трепал шелковистые светлые волосы; она деловито складывала из шашек для шаффлборда две наклонные башни: в одной черные, в другой красные. Совсем мелкий малыш в хлопковом пляжном костюмчике стоял у нее справа под самой рукой, просто наблюдал.