Собрание сочинений

Стансы

Е. В., А. Д.

Ни страны, ни погостане хочу выбирать.На Васильевский островя приду умирать.Твой фасад темно-синийя впотьмах не найду,между выцветших линийна асфальт упаду.И душа, неустаннопоспешая во тьму,промелькнет над мостамив петроградском дыму,и апрельская морось,под затылком снежок,и услышу я голос:– До свиданья, дружок.И увижу две жизнидалеко за рекой,к равнодушной отчизнеприжимаясь щекой,– словно девочки-сестрыиз непрожитых лет,выбегая на остров,машут мальчику вслед.1962

* * * [27]

Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам,вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме, к треугольным домам,вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,освещенный луной, и ее замечая одну.Гулкий топот копыт по застывшим холмам – это не с чем сравнить,это ты там, внизу, вдоль оврагов ты вьешь свою нить,там куда-то во тьму от дороги твоей отбегает ручей,где на склоне шуршит твоя быстрая тень по спине кирпичей.Ну и скачет же он по замерзшей траве, растворяясь впотьмах,возникая вдали, освещенный луной, на бескрайних холмах,мимо черных кустов, вдоль оврагов пустых, воздух бьет по лицу,говоря сам с собой, растворяется в черном лесу.Вдоль оврагов пустых, мимо черных кустов, – не отыщется след,даже если ты смел и вокруг твоих ног завивается свет,все равно ты его никогда ни за что не сумеешь догнать.Кто там скачет в холмах... я хочу это знать, я хочу это знать.Кто там скачет, кто мчится под хладною мглой, говорю,одиноким лицом обернувшись к лесному царю, -обращаюсь к природе от лица треугольных домов:кто там скачет один, освещенный царицей холмов?Но еловая готика русских равнин поглощает ответ,из распахнутых окон бьет прекрасный рояль, разливается свет,кто-то скачет в холмах, освещенный луной, возле самых небес,по застывшей траве, мимо черных кустов. Приближается лес.Между низких ветвей лошадиный сверкнет изумруд.Кто стоит на коленях в темноте у бобровых запруд,кто глядит на себя, отраженного в черной воде,тот вернулся к себе, кто скакал по холмам в темноте.Нет, не думай, что жизнь – это замкнутый круг небылиц,ибо сотни холмов – поразительных круп кобылиц,из которых в ночи, но при свете луны, мимо сонных округ,засыпая во сне, мы стремительно скачем на юг.Обращаюсь к природе: это всадники мчатся во тьму,создавая свой мир по подобию вдруг твоему,от бобровых запруд, от холодных костров пустырейдо громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.Все равно – возвращенье... Все равно даже в ритме балладесть какой-то разбег, есть какой-то печальный возврат,даже если Творец на иконах своих не живет и не спит,появляется вдруг сквозь еловый собор что-то в виде копыт.Ты, мой лес и вода! кто объедет, а кто, как сквозняк,проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк,кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье.Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,потому что не жизнь, а другая какая-то больприникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.1962

27

В сб. ФВ под заглавием «Лесная баллада». – С. В.

Утренняя почта для А. А. Ахматовой из города Сестрорецка

В кустах Финляндии бессмертной,где сосны царствуют сурово,я полон радости несметной,когда залив и Комаровоосвещены зарей прекрасной,осенены листвой беспечной,любовью Вашей – ежечаснойи Вашей добротою – вечной.1962

Холмы

Вместе они любилисидеть на склоне холма.Оттуда видны им былицерковь, сады, тюрьма.Оттуда они видализаросший травой водоем.Сбросив в песок сандалии,сидели они вдвоем.Руками обняв колени,смотрели они в облака.Внизу у кино калекиждали грузовика.Мерцала на склоне банкавозле кустов кирпича.Над розовым шпилем банкаворона вилась, крича.Машины ехали в центрек бане по трем мостам.Колокол звякал в церкви:электрик венчался там.А здесь на холме было тихо,ветер их освежал.Кругом ни свистка, ни крика.Только комар жжужал.Трава была там примята,где сидели они всегда.Повсюду черные пятна -оставила их еда.Коровы всегда это местовытирали своим языком.Всем это было известно,но они не знали о том.Окурки, спичка и вилкаприкрыты были песком.Чернела вдали бутылка,отброшенная носком.Заслышав едва мычанье,они спускались к кустами расходились в молчаньи -как и сидели там.___По разным склонам спускались,случалось боком ступать.Кусты перед ними смыкалисьи расступались опять.Скользили в траве ботинки,меж камней блестела вода.Один достигал тропинки,другой в тот же миг пруда.Был вечер нескольких свадеб(кажется, было две).Десяток рубах и платьевмаячил внизу в траве.Уже закат унималсяи тучи к себе манил.Пар от земли поднимался,а колокол все звонил.Один, кряхтя, спотыкаясь,другой, сигаретой дымя -в тот вечер они спускалисьпо разным склонам холма.Спускались по разным склонам,пространство росло меж них.Но страшный, одновременновоздух потряс их крик.Внезапно кусты распахнулись,кусты распахнулись вдруг.Как будто они проснулись,а сон их был полон мук.Кусты распахнулись с воем,как будто раскрылась земля.Пред каждым возникли двое,железом в руках шевеля.Один топором был встречен,и кровь потекла по часам,другой от разрыва сердцаумер мгновенно сам.Убийцы тащили их в рощу(по рукам их струилась кровь)и бросили в пруд заросший.И там они встретились вновь.___Еще пробирались на ощупьк местам за столом женихи,а страшную весть на площадьуже принесли пастухи.Вечерней зарей сиялистада густых облаков.Коровы в кустах стоялии жадно лизали кровь.Электрик бежал по склонуи шурин за ним в кустах.Невеста внизу обозленностояла одна в цветах.Старуха, укрытая пледом,крутила пред ней тесьму,а пьяная свадьба следомза ними неслась к холму.Сучья под ними трещали,они неслись, как в бреду.Коровы в кустах мычалии быстро спускались к пруду.И вдруг все увидели ясно(царила вокруг жара):чернела в зеленой ряске,как дверь в темноту, дыра.___Кто их оттуда поднимет,достанет со дна пруда?Смерть, как вода над ними,в желудках у них вода.Смерть уже в каждом слове,в стебле, обвившем жердь.Смерть в зализанной крови,в каждой корове смерть.Смерть в погоне напрасной(будто ищут воров).Будет отныне красныммлеко этих коров.В красном, красном вагонес красных, красных путей,в красном, красном бидоне -красных поить детей.Смерть в голосах и взорах.Смертью полн воротник.
– Так им заплатит город:смерть тяжела для них.Нужно поднять их, поднять бы.Но как превозмочь тоску:если убийство в день свадьбы,красным быть молоку.___Смерть – не скелет кошмарныйс длинной косой в росе.Смерть – это тот кустарник,в котором стоим мы все.Это не плач похоронный,а также не черный бант.Смерть – это крик вороний,черный – на красный банк.Смерть – это все машины,это тюрьма и сад.Смерть – это все мужчины,галстуки их висят.Смерть – это стекла в бане,в церкви, в домах – подряд!Смерть – это все, что с нами -ибо они – не узрят.Смерть – это наши силы,это наш труд и пот.Смерть – это наши жилы,наша душа и плоть.Мы больше на холм не выйдем,в наших домах огни.Это не мы их не видим -нас не видят они.___Розы, герань, гиацинты,пионы, сирень, ирис -на страшный их гроб из цинка -розы, герань, нарцисс,лилии, словно из басмы,запах их прян и дик,левкой, орхидеи, астры,розы и сноп гвоздик.Прошу отнести их к брегу,вверить их небесам.В реку их бросить, в реку,она понесет к лесам.К черным лесным протокам,к темным лесным домам,к мертвым полесским топям,вдаль – к балтийским холмам.___Холмы – это наша юность,гоним ее, не узнав.Холмы – это сотни улиц,холмы – это сонм канав.Холмы – это боль и гордость.Холмы – это край земли.Чем выше на них восходишь,тем больше их видишь вдали.Холмы – это наши страданья.Холмы – это наша любовь.Холмы – это крик, рыданье,уходят, приходят вновь.Свет и безмерность боли,наша тоска и страх,наши мечты и горе,все это – в их кустах.Холмы – это вечная слава.Ставят всегда напоказна наши страданья право.Холмы – это выше нас.Всегда видны их вершины,видны средь кромешной тьмы.Присно, вчера и нынепо склону движемся мы.Смерть – это только равнины.Жизнь – холмы, холмы.1962

* * *

Не то Вам говорю, не тотвержу с гримасой неуместной.Рассудок мой что решето,а не сосуд с водой небесной.В худую пору взялся ярасписываться в чувстве чистом, -полна сейчас душа моякаким-то сором ненавистным.Простите описанье чувств,фальшивую и злую ноту,всю болтовню, но больше – грусть,за матушку ее – длинноту.Простите, что разверз сей хлевпред Вами, Господи, простите.Как будто, ног не отерев,я в дом влезал... И не грустите:ведь я-то помню свой оскал,а также цену рифмованью,а также все, что здесь искалв грошовом самобичеваньи.О не жалейте Ваших слово нас. Вы знаете ли сами,что неубыточно любовьделить Вам можно с небесами.1962(?)

* * *

Что ветру говорят кусты,листом бедны?Их речи, видимо, просты,но нам темны.Перекрывая лязг ведра,скрипящий стул -"Сегодня ты сильней. Вчераты меньше дул".А ветер им – «Грядет зима!»«О, не губи».А может быть – «Схожу с ума!»«Люби! Люби!»И в сумерках колотит дрожьмой мезонин...Их диалог не разберешь,пока один.1962

* * *

Я памятник воздвиг себе иной!

К постыдному столетию – спиной.К любви своей потерянной – лицом.И грудь – велосипедным колесом.А ягодицы – к морю полуправд.Какой ни окружай меня ландшафт,чего бы ни пришлось мне извинять, -я облик свой не стану изменять.Мне высота и поза та мила.Меня туда усталость вознесла.Ты, Муза, не вини меня за то.Рассудок мой теперь, как решето,а не богами налитый сосуд.Пускай меня низвергнут и снесут,пускай в самоуправстве обвинят,пускай меня разрушат, расчленят, -в стране большой, на радость детвореиз гипсового бюста во дворесквозь белые незрячие глазаструей воды ударю в небеса.1962

В семейный альбом

Не мы ли здесь, о посмотри,вон там, окружены песком -по обе стороны скамьи,застыв, на берегу морском.___Все чудится, что рядом ты.Все вижу сквозь ненастный войвливающийся в цвет водыколеблющийся локон твой.___Как скрученные кем-то в жгутполотна простыней ночных,и тучи и валы бегут,но разные пути у них.___Пуст берег, этот край земной,где каждый деревянный доммаячит за твоей спиной,как лодка, что стоит вверх дном.___И вот уже как будто страх:не верится, что дом прирос!Но, двери распахнув, рыбакмешает повторить вопрос.___А ветер все свистит, крутястоль жаждущих простых границ,в сей бредень (или в сеть) дождяпопавшихся прибрежных птиц,___Не видно им со стороны -как спинкою своей скамьятвердит, что мы равны, равны,что, может быть, и мы семья.___Лишь нам здесь – ни сейчас, ни впредь,уставившись в пустой песок,знак тождества не разглядеть,сколоченный из двух досок.зима 1962 – 1963

* * *

Вдоль темно-желтых квартирна неизвестный просторв какой-то сумрачный мирведет меня коридор.И рукав моего пальтонемного в его грязи.Теперь я вижу лишь то,что от меня вблизи.Еще в зеркалах живетмой неопрятный вид.Страшное слово «вперед»губы мои кривит.Скопище, сонм тенейспускается на тормозах.Только всего сильнейэлектрический свет в глазах.Словно среди тишинывдруг заглушает криквласти теней спинызалитый светом лик,словно в затылке – леди пламень во лбу горящ,и тела всего – передмного превосходящ.Коридор, мой коридор,закадычный в ранге владык;залитый светом взор,залитый тьмой кадык.Запертый от гостей,с вечным простясь пером,в роще своих страстейя иду с топором.Так как еще горитздесь предо мною свет,взгляд мой еще парит,минует еще паркет,по жилам еще бежиттемно-желтая кровь,и сердце мое дрожитвозле охапки дров.Так, как в конце веснызвуками полон лес, -в мире конструкций сныпрежний теряют вес.Так, впредь былого дыша,я пред Тобой, Господь,видимо, весь душа,да вполовину плоть.Словно летом в тении у любви в конце,словно в лучшие дни,пот на моем лице.Так посреди бельяи у дров на видустарый и новый я,Боже, смотри, иду.Серый на горле шарф,сзади зеркальный шкаф,что-то звенит в ушах,в страшной грязи рукав,вешалки смотрят вслед,лампочки светят вдоль.И если погаснет свет,зажжет свой фонарик боль.1962 – 1963

* * *

Черные города,воображенья грязь.Сдавленное «когда»,выплюнутое «вчерась»,карканье воронка,камерный айболит,вдавливанье позвонкав стираный неолит.– Вот что нас ждет, дружок,до скончанья времен,вот в чем твой сапожокчавкать приговорен,также как мой штиблет,хоть и не нов на вид.Гончую этот следне воодушевит.Вот оттого нога,возраст подметки для,и не спешит в бега,хоть велика земля.Так что через плечовиден беды рельеф,где белеет ещелампочка, перегорев.Впрочем, итог разрух -с фениксом схожий смрад.Счастье – суть роскошь двух;горе – есть демократ.Что для слезы – впервой,то – лебеда росе.Вдохновлены травой,мы делаемся, как все.То-то идут домойвдоль большака столбы -в этом, дружок, прямойвиден расчет судьбы,чтобы не только бог,ночь сотворивший с днем,слиться с пейзажем моги раствориться в нем.1962 – 63

На смерть Роберта Фроста

Значит, и ты уснул.Должно быть, летя к ручью,ветер здесь промелькнул,задув и твою свечу.Узнав, что смолкла вода,и сделав над нею круг,вновь он спешит сюда,где дым обгоняет дух.Позволь же, старик, и мне,средь мертвых финских террас,звездам в моем окнесказать, чтоб их свет сейчас,который блестит окрест,сошел бы с пустых аллей,исчез бы из этих мести стал бы всего светлейв кустах, где стоит блондин,который ловит твой взгляд,пока ты бредешь одинв потемках... к великим... в ряд.30 января 1963, Комарово

* * *

Деревья окружили пруд,белеющий средь них, как плешь,почти уже кольцом, но туттропинка пробивает брешь.В негодованьи на гостейпоследняя сосна дрожит.Но черный ручеек детейна эту белизну бежит.Внизу еще свистят, галдят,вверху – уже царит тоска.Вершины, кажется, глядятв отчаяньи на облака.Должно быть, просят темнотывечерней, тьмы ночей, -чтоб эти капельки водызабрал назад ручей.январь 1963