У развилок холодных,с каждой смертьюстарея, —мертвых так и хоронят,чтобы в небо смотрели.Посредине планетыв громе туч грозовыхсмотрят мертвые в небо,веря в мудростьживых…Бродят реки в потемках.И оттуда,со дна,смотрят парнив буденовкахкрутого сукна.Те, которые принялипулеметный горох.Над зеленою Припятьюоборвали галоп.Задохнулись от гнева,покачнулись в седле…Смотрят мертвыев небо.Как их много в земле?..Тех, кто пал бездыханнона июньской заре.Тех, кто умер в Дахау.Тех, кто канул в Днепре…Бредя ролью трубастой,будто лука изгиб,смотритЖенька Урбанский,удивясь, что погиб…Ливеньпристани моет,жирно хлюпает грязь…В небо мертвые смотрят.Не мигая.Не злясь…Ах, как травы душисты!Как бессовестна смерть!..Знаю:житьпосле жизнинадо тоже уметь.Равнодушно и немопрорастает былье…Смотрят мертвыев небо,как в бессмертьесвое.
13. Что нас держит
Колдуя и клянясь,среди обычных сутолокземля вцепилась в нас,крича от страшныхсудорог.Века висят над ней,кипят самосожжения…И все-такисильнейземного притяжениято, что в дыму костра,треща, темнеет окорок,то, что плывет жара,похожая на обморок.То, что струится дождь,то, что лопочут голуби,то, что смеется дочь,увидя лошадьв городе.Что шмель к цветку приник,что паутина —сказочна.И что течет родникстекляннои загадочно.То, что художник — слеп,а
каруселивертятся.И то, что свежий хлебна полотенцесветится.Что на гончарный кругложатся пальцы чуткие.И что приходит друг,необходимость чувствуя.Что веренице днейне будет завершения…Во много раз сильнейземного притяжениято, что с тоской в глазахзадумчиво и жертвенно,ни слова не сказав,тебя целует женщина.То, что молчит струна,звучитбумага нотная.И то, что есть она —Земля —все время новая!С проклятьями и страхами.С едою и питьем…И то, что уйдемв нее —такую странную.
14. Жизнь и смерть
Значит, все-таки есть она — глупая смерть.Та,которая вдруг.Без глубинных корней.За которой оркестрам стонать и греметь.Глупо.Глупая смерть…А какая умней?А в постели умней?А от пыток умней?А в больнице?В убожестве краденых дней?А в объятьях мороза под скрипы саней?Гдеумней?Да и как это можно: умней?В полыханье пожара?В разгуле воды?В пьяной драке, где пастбище делит межа?От угара?От молнии?От клеветы?От раскрашенной лжи?От слепого ножа?..Смерть ничем не задобришь, привыкла к дарам…Вот Гастелло летит с перекошенным ртом.Онпри жизнипошел на последний таран!Все при жизни!!А смерть наступила потом…Горизонт покосившийся.Кровь на песке.И Матросов на дзот навалился плечом.Онпри жизниподумал об этом броске!Все при жизни!!И смерть тут совсем ни при чем…Голос радио.Падает блюдце из рук.Прибавляется жителей в царстве теней…Значит, глупая смерть — та, которая вдруг?Ну, а если не вдруг?Постепенно?Умней?!Все равно ты ее подневольник и смерд!Все равно не поможет твое: «Отвяжись!..»Впрочем,если и есть она — глупая смерть, —это все-таки лучше,чем глупаяжизнь.
15. Вечный огонь
Свет Вечного огня,жар вещего костра,тебе рассвет —родня.Тебе заря —сестра.Гудящий над строкой,не сказаннойникем,мятущийся огонь,ты для меня —рентген!Рентген — пока данодержать в рукахперо,когда черным-черно,когда белым-бело…Восстав из-под землив пороховомдыму,погибшие пришлик подножью твоему.Сквозь дальние огни,сквозь ржавые бинтыв упорглядятони,как полыхаешь ты…Снега идут сквозь них.Года идут сквозь них…Ты правильно возник!Ты вовремя возник!Их прошлый непокой,несбывшийся просторсейчас в тебе,огонь.Сейчас в тебе,костер…Не станет пусть в векахни уголка,ни дня,куда б не проникалсветВечного огня!..Я знаю,что хочу.Я, голову склоня,гляжув глазаогняи медленно шепчу:всем сбившимся с пути,всем рухнувшим с конядорогу освети,свет Вечного огня.Замерзших отогрей.Оружье закали.К наивным будь добрей.Зарвавшихся спали…Не верю я покав переселенье душ…Но ты — наверняка! —в огне ракетных дюз!На кончике пера.На утреннем лугу…СветВечного костра,мы у тебя в долгу.В долгу за каждый вдохи прежде,и теперь…И если я тебене выплачу свой долг,тогда убей меняи прокляни меня,жарвещего костра.СветВечного огня.
Кто-то заплакал.Кто-то заохал.Бодрые песни лезут из окон.И поговоркавновь торжествует:«Незаменимых не существует…»Трусы, герои, прачки, министры —все заменимо.Все заменимы…Всезаменимо!Действуя четко,сменим давайте бога на черта.Шило на мыло.Пешку на пешку.(Это привычно.И неизбежно.)Сменим давайтегоры на поле.Зава на зама.Зама на пома.А панихиду — на именины.Все заменимо.Всезаменимы…Значит, напрасно крестили нас в загсах.Зря мы считали годы без засух.Зря утопали в пахоте вязкой.Бредили вязью старославянской.Зря мы пудовым кланялись щукам.Зря композитор тему нащупал.Зря архитектор кальку изводит.Зря над могилами матери воют.Зря нас дорога однажды сманила.Всезаменимы.Всезаменимо!..Я наполняю легкие гневом!Я вам клянусьпошатнувшимся небом:лжетпоговорка!Вретпоговорка!Незаменимо катится Волга.Незаменимы ветры над взморьем.Незаменимы Суздальи Смольный.Незаменимы отсветы флага…Незаменимадобрая фляга.Зерна морошки.Тень от платана…Незаменим академик Ландау.Незаменима и окрыленнарезкостьконструктораКоролева!..Даже артисты цирков бродячих,даже стекольщик,даже жестянщик,кок,над которым не светятся нимбы, —незаменимы. Незаменимы…Каюсь,но я признаю неохотно:жизнь не окончится с нашим уходом.Внуков,чей путь еще даже не начат,незаменимые бабушки нянчат.Знаю:родятся под Омском и Тулой,в горной глуши,за сиреневой тундрой, —знаю:взойдут на асфальтовых нивахновые тысячинезаменимых!Незаменимых, в деле и силе.Незаменимых,будто Россия.Пусть — знаменитых, незнаменитых —незаменимых.Незаменимых!
Двести десять шагов
Лирическое отступление о школьных оценках
Память за прошлое держится цепко.То прибывает,то убывает…В школе когда-то были оценкидве:«успевает»и «не успевает»…Мир из бетона. Мир из железа.Аэродромный разбойничий рокот…Не успеваюдовериться лесу.Птицу послушать.Ветку потрогать…Разочаровываюсь. Увлекаюсь.Липкий мотивпро себя напеваю.Снова куда-то бегу, задыхаясь!Не успеваю…Не успеваю.Время жалею. Недели мусолю.С кем-то о чем-то бессмысленно спорю.Вижувсе больше вечерние зори.Утренних зорья почти что не помню…В душном вагоне — будто в горниле.В дом возвращаюсь. Дверь открываю.Книгиквартирузаполонили.Я прочитать их не успеваю!..Снова ползу в бесконечную гору,злюсьи от встречного ветра немею.Надо б, наверное, жить по-другому!Но по-другомуя не умею.Сильным бываю. Слабым бываю.Школьного друганежданно встречаю.«Здравствуй!Ну как ты?..»И —не успеваювслушаться в то, что он мне отвечает…Керчь и Калькутта,Волга и Висла.То улетаю, то отплываю.Надо бы,надо бы остановиться!Не успеваю.Не успеваю.Знаю, что скоро метели подуют.От непонятной хандрыизнываю…Надо бы попросту сесть и подумать!Надо бы…Надо бы…Не успеваю!Снова меняю версты на мили.По телефонуМоскву вызываю…Женщину, самую лучшую в мире,сделать счастливойне успеваю!..Отодвигаю и планы, и сроки.Слушаю притчи о долготерпенье.А написатьсвои главные строкине успеваю!И вряд ли успею…Как протодьякон в праздничной церкви,голосединственныйнадрываю…Я бы, конечно, исправил оценки!..Не успеваю.Не успеваю.
Шаги
Все что угодно может еще судьба напророчить:от неожиданной тишиныдо грома внезапнейшего.Дай мнеуверенности твоей, Красная площадь!И помоги мнесебя отыскать —завтрашнего!..Главная площадь,ты поддержи, выслушай, вывези…На запотевшей брусчатке один молча стою.Крутые зубцы на Кремлевской стене —будто шлемы витязей.И Спасская башня —правофланговым в этом строю…Скоро на башне,в часах городских и домашних размножась,пересчитав скрупулезно вереницу минут и секунд,стрелки
курантовсойдутся, как лезвия ножниц,и безвозвратно прожитый мнойчасотстригут.Прожитый час жизни моей.Час без названья.Бывшее время,в котором осталось мое «помоги!».В это мгновенье, как молотом по наковальне,хлестко и гулковдруг зазвучалишаги!..Грохот сердца. Квадратных плечей разворот.Каждый часпред глазами друзей и враговначинаются прямо от Спасских воротэти —памятные —двести десять шагов.(Это я потом шаги подсчитал.А тогда в ночи стоял оглушен.А тогда в ночи я ответа ждал.И остаток веканад миром шел…Это я потом шаги подсчитал.Приходил сюданаяву и во сне.Будто что-то заранее загадал,что-то самоенеобходимое мне…Я глядел в глубину огромной стены,будто в темное море без берегов.Веря в то,что соединиться должнывремя жизни моейи время шагов.)Грохот сердца. И высохших губ немота.Двести десять шаговдо знакомых дверей,до того — опаленного славой — поста,молчаливого входав его Мавзолей.Под холодною дымкой, плывущей с реки,и торжественной дрожью примкнутых штыковпо планете,вбивая в гранит каблуки, —двести десять весомых державных шагов!
Имена
Когда Москва бросается в сны —вчерашний день воскрешать,на траурных плитах Кремлевской стеныначинаютбуквы мерцать.Начинает светиться, будто заря,алфавитот «А» до «Я».Азбука яростного бытия.Азбука Октября.Кто смерти хотел?Никто не хотел.Кто пулю искал?Никто не искал.А ветер над общей судьбою гудел.На длинной стенеимена высекал.На груди стены именаполыхают,как ордена!Каждое имя в ночи горитсвоим,особым огнем…Дзержинский.Гагарин.Куйбышев.Рид.Чкалов.Жуков.Артем…Их много.Всех их не перечесть.Их много. Куда ни взгляни.Но если бы, если бы только здесь!Если бытолько они!А то — повсюду!..И голос дрожит.И я закрываю глаза.Помнить об этом труднее, чем жить.Не помнить об этом —нельзя!..Последнюю зависть к живым затая,лежат,как во мгле полыньи,твои, Революция, сыновья —любимые дети твои.В поющих песках и в молчащих снегах,в медлительном шелесте трав.У сонных колодцев, в немых сквознякахпронизанных солнцемдубрав.Там, где тоскуют перепела,там, где почти на весулегкая утренняя пчелапьет из цветкаросу.Где клены околицу сторожати кукушкапророчит свое…В безбрежной планете солдаты лежат,изнутрисогреваяее…Они —фундамент.Начало начал.Вслушиваясь в тишину,держат они на своих плечахэту стенуи эту страну.Единственным знаменем осенены, —гордость и боль моя…Пылает на плитах Кремлевской стеныалфавитот «А» до «Я»…И, задохнувшись, я говорю:– Отныне — и каждый день —по этомукаменному букварюя бы училдетей!Нет, не по буквам, не по складам,а по этим жизнямучил!Я бы им главное передал.Вечноепоручил.Мы мало живем.Но живем не зря!..Веет ветер с Москвы-реки.Пред лицомгранитного букварякараул чеканит шаги.
Историческое отступление о крыльях
Мужичонка-лиходей — рожа варежкой —дня двадцатого апреля года давнегозакричал вовсю в Кремле, на Ивановской,дескать,«дело у него Государево!».Кто таков?Почто вопит?Вот что верует?Отчего в глаза стрельцам глядит без робости?Вор – не вор, однако кто его ведает…А за крикдержи ответ по всей строгости!..Мужичка того недремлющая стража взяла.На расспросеобъявил этот странный тать,что клянется смастерить два великих крылаи на оных, аки птица,будет в небе летать…Подземелье.Стол дубовый.И стена на три крюка.По стене плывут, качаясь, тени страшные.Сам боярин Троекуров у смутьяна-мужикабородою тряся,грозно спрашивали:– Что творишь, холоп?– Не худое творю.– Значит, хочешь взлететь?– Даже очень хочу.– Аки птица, говоришь?– Аки птица, говорю.– Ну, а как не взлетишь?– Непременно взлечу!Был расспрашиван бахвал строгим способом,шли от засветло расспросы и до затемно.Дыбой гнули мужика,а он упорствовал:«Обязательно взлечу!Обязательно!»Вдруг и вправду полетит мозгля крамольная?!Вдруг понравится царю потеха знатная?!Призадумались боярини промолвили:– Ладно!..Что тебе, холоп, к работе надобно?Дали все, что просил для крылатых дел:два куска холста, драгоценной слюды,прутьев ивовых, на неделю еды.(И подьячего,чтоб смотрел-глядел.)Необычное мужичок мастерил,вострым ножиком он холсты кромсал,из белужьих жабр хитрый клей варил,прутья ивовые в три ряда вязал.От рассветной зари до темных небесон работал и не печалился.Он старался – черт, он смеялся – бес:«Получается!Ой, получается!..»Слух пошел по Москве:«Лихие дела!..Мужичонка… Да чтоб мне с места не встать!..Завтра в полдень, слышь?.. Два великих крыла…На Ивановской… Аки птица летать…»– Что творишь, холоп?– Не худое творю.– Значит, хочешь взлететь?– Даже очень хочу.– Аки птица, говоришь?– Аки птица, говорю.– Ну, а как не взлетишь?– Непременно взлечу!Мужичонка-лиходей — рожа варежкою, —появившись из ворот скособоченных,дня тридцатого апреля на Ивановскуювышел-вынес два крыла перепончатых.Были крылья угловатыми и мощными,распахнулись —всех зажмуритьсязаставили!Были тоненькими очень — да не морщили.Были словно ледяными — да не таяли.Отливали эти крылья сверкающието ли – кровушкою, то ли – пожарами.Сам боярин Троекуровсо товарищамипоглазеть на это чудо пожаловали…Крыльев радужных таких земля не видела.И надел их мужик, слегка важничая.Вся Ивановская площадь шеи вытянула,приготовилася ахнуть вся Ивановская!..Вот он крыльями взмахнул, сделал первый шаг.Вот он чаще замахал, от усердья взмок.Вот на цыпочки встал, — да не взлеталось никак!..Вот он щеки надул, — а взлететь не мог!..Он и плакал, и молился, и два раза отдыхал,закатив глаза, подпрыгивал по-заячьи.Он поохивал, присвистывал, он крыльями махали ногами семенил,как в присядочке.По земле стучали крылья, крест мотался на груди.Обдавала пыль вельможного боярина.Мужику уже кричали:«Ну, чего же ты? Лети!Обещался, так взлетай,окаянина!..»А когда он завопил: «Да где ж ты, господи?!» —и купца задел крылом, пробегаючи,вся Ивановская площадь взвыла в хохоте,так что брызнули с крестовстаи галочьи!..А мужик упал на землю, как подрезали.И не слышал он ни хохота, ни карканья…Самбоярин Троекуров не побрезговали:подошли к мужичкуи в личность харкнули.И сказали так боярин:«Будя!Досытапосмеялись. А теперь давай похмуримся.Батогами его!Но чтоб — не до смерти.Чтоб денечка два пожил да помучился…»Ой, взлетели батоги посреди весны.Вился каждый батожок в небе пташкою.И оттудова — да поперек спины!Поперек спины — да все с оттяжкою!Чтобы думал — знал!Чтобы впрок — для всех!Чтоб вокруг тебястало красненько!Да с размахом — а-ах!Чтоб до сердца — э-эх!И еще раз — о-ох!И — полразика!..– В землю смотришь, холоп?– В землю смотрю.– Полетать хотел?– И теперь хочу.– Аки птица, говоришь?– Аки птица, говорю.– Ну, а дальше как?– Непременно взлечу!Мужичонка-лиходей — рожа варежкой, —одичалых собак пугая стонами,в ночь промозглую лежал на Ивановской,будто черный крест —руки в стороны.Посредине государства, затаенного во мгле,посреди берез и зарослей смородинных,на заплаканной, залатанной, загадочной Землехлеборобов,храбрецови юродивых.Посреди иконных ликов и немыслимых личин,бормотаньяи тоски неосознанной,посреди пиров и пыток, пьяных песен и лучинчеловек лежал ничкомв крови собственной.Он лежал один, и не былони звезд, ни облаков.Он лежал, широко глаза открывши…И спина его горела не от царских батогов, —прорастали крылья в ней.Крылья.Крылышки.
Шаги
Скоро полночь. Грохочут шаги в тишине…Отражаясь от каменных стен и веков,эхо памятимедленно плещет во мне…Двести десять шагов, двести десять шагов…Через все, что мы вынесли, превозмогли, —двести десять шаговнепростого пути…Вся историянашей живучейЗемли —предисловиек этимдвумстам десяти!..Двести десять шагов, двести десять шагов.Мимо долгой,бессоннойКремлевской стены.Сквозь безмолвье ушедших в легенду полкови большую усталостьпоследней войны…Память, память, за собою позовив те далекие,промчавшиеся дни.Ты друзей моих ушедших оживи,а друзьям живущиммолодость верни.Память, память,ты же можешь! Ты должнана мгновеньеэти стрелки повернуть.Я хочу не просто вспомнить имена.Я хочу своим друзьям в глаза взглянуть.Посмотреть в глазаи глаз не отвести.Уставать, шагать и снова уставать…Дай мне волидо конца тебя нести.Дай мне силыничего не забывать.