Собственник
Шрифт:
Генка расцвел металлической улыбкой.
– Раз в месяц хорошо. В остальные дни хуже. Но сегодня, как раз, тот день и есть, когда хорошо.
– То-то ты шикуешь.
– А то!
– Давай, хоть часть тебе отдам, а то неудобно как-то…
– Обижаешь, Санек.
Генка откинулся на стуле и осмотрел меня с явным удовольствием.
– Хорош. Прикинь, только недавно видел у одного нашего твою книжку, ещё хвалился, что сидел от тебя через парту, а сам думал: все, теперь к Сашке, небось, на дохлой козе не подъедешь, как пить дать зазнался. А ты – вот он, ничего так, нос не дерешь, дружками не брезгуешь.
Я опустил глаза.
– Да чего уж тут нос драть? Все мы люди, все человеки.
– Во! Правильно! А школьная дружба, она, брат, с годами только крепче!
Я
– Да, школьная дружба не стареет, – вздохнул я. – Ты лучше скажи, с чего, вдруг, тебя в армию занесло? Неплохой, вроде, спортсмен был…
– Был, да весь вышел, – озлобился Генка. – Не светило мне ничего в том спорте. Это в школе я считался чемпион из чемпионов, бугор на ровном месте. А как в институт поступил, так сразу и понял: или я рву жилы и гроблю на фиг свое здоровье, или валю из этого спорта куда подальше! Оно, конечно, хорошо – сборы там всякие, чемпионаты.., но жить-то когда? Тренер прессовал по-черному. А тут, на соревнованиях одних, раздолбал себе, к черту, колено, и – пошло-поехало! Никому, блин, не нужен стал! На тренерскую не брали, инвалид, говорят, а больше мне и податься некуда было. Целый год по больницам шкуру тер. Все, что успел заработать, на лекарей этих долбанных спустил, а вылечить не вылечили. Так и хромаю до сих пор. Ощущения, Санек – ниже плинтуса! Но, как говорится, не было бы счастья… Лежал со мной как-то в одной палате мужик военный. Майор. Ох, и расписывал про армейскую жизнь – форма, паек, надбавки всякие. Сказал, что можно попробовать в их часть, по контракту… Ну, я подумал, подумал, взял и попробовал…
Генка выразительно развел руками и, выпятив нижнюю губу, издал не совсем приличный звук.
– Теперь, видишь вот, цельным прапорщиком заделался. А знаешь, что такое прапор в армии?
– Знаю, – усмехнулся я.
– Вот, то-то…
Принесли наш заказ, и Генка отвлекся, начав активно переставлять с подноса на стол салатники и тарелки с горячим.
– Я теперь, старик, всем доволен, – с вызовом заявил он, когда официантка отошла. – Сам теперь, как тот майор – к родне в деревню приеду, и давай соловьем заливать, мол, на золоте ем, на золоте сплю, и ни черта при этом не делаю. И ведь верят, гады, завидуют…
– А на самом деле как? – спросил я.
Генка с минуту тоскливо смотрел мне в глаза, но потом во взгляде его что-то неуловимо изменилось, и три металлических зуба победоносно сверкнули.
– Как видишь, – развязно сказал он, обводя руками стол. – Ем, конечно, не на золоте, да и сплю не на перине даже. Но, много ли мне одному нужно.
Я подавил вертевшийся на языке вопрос о семье и, вместо этого, спросил, кем же Генка служит.
– Да у меня самая халявная должность, – обрадовался вопросу Сипухин. – «Начальник телевизионных коммуникаций», или, по-простому, теле-радио узла. Только прикол весь в том, что никакого узла давным-давно нет, и я, что-то вроде штатной затычки для дыр. То лампочки вкручиваю, то шторы вешаю, а, по большей части, сижу и жду, когда «призовут». Лафа!
– Да, лафа, – согласился я, прожевывая сочный финский бутерброд. – Только скучно, наверное.
– Это дуракам скучно, а я не дурак. У меня в дружках, знаешь кто? Начальник продсклада и старший по вещёвке. Мы с ними такую коммерцию развели – закачаешься! Тебе, кстати, берцы хорошие не нужны? Могу достать. В поход там, или на рыбалку – милое дело.
– Да нет, зачем мне? – покачал я головой. – В походы не хожу, на рыбалку, тем более.
– Да, да, помню, – засмеялся Генка. – Ты со школы все в своем буржуйском гнездышке отсиживался. Сейчас, небось, сменил обстановочку?
– Нет, все там же.
Я подцепил вилкой салат и вдруг подумал, что Генка идеальная кандидатура для проверки эликсира. Судя по всему, во времени он не стеснен и на предложение отметить встречу, как положено, откликнется всей душой, особенно, если учитывать, что в кафе, кроме пива, ничего больше не подавали. «А ведь это
ещё один знак, – подумалось мне. – Целый день искать, отчаяться и, вдруг, неожиданно найти именно того, кто и был нужен!».– Так ты не женат? – спросил я на всякий случай.
– Разведен, – буркнул Генка.
– Тогда, может, зайдем ко мне? Выпьем за встречу…
Сипухин радостно вскинулся.
– Пошли… Не ожидал, что ты предложишь… А твои как? Ничего, что я явлюсь на ночь глядя?
– Кто мои, Гена? – насмешливо спросил я. – Если имеешь в виду семью, то у меня её нет и не было никогда. Вобщем-то, это имеет свои преимущества, но, боюсь, в скором времени все переменится, так что, давай, воспользуемся остатками свободы.
В Генкиных глазах мелькнуло кратковременное сочувствие, но расспрашивать он не стал, а позвал одну из девушек-официанток и попросил принести нам «какую-нибудь тару», чтобы забрать с собой то, что мы ещё не съели.
На улице почти совсем стемнело.
Под тусклыми желтыми фонарями, как летняя мошкара, уже собирались группками подростки. В сторону кинотеатра шли высокомерные студентки, чем-то неуловимо похожие друг на друга. Им вслед, скорее по привычке, полетели короткие взгляды деловитых молодых людей восточной внешности. Все в кожаных куртках, как в униформе, они топтались перед строящимся на первом этаже дома магазином и озабоченно переговаривались на своем языке. Генка скосил на них недобрый взгляд и прошипел:
– Понаехали уроды. Житья не стало.
– Что, армия сделал тебя националистом? – весело спросил я.
– А ты, можно подумать, их любишь? – зло спросил Генка.
– Все люди, все человеки.
Сипухин сплюнул, но тут впереди замаячил продуктовый павильон, и всю его национальную непримиримость, как ветром сдуло.
Затарившись, мы повернули, наконец, к моему дому.
– Что ж ты новую квартиру не купил? – спросил Генка. – Или за книжки мало платят?
– Да нет, нормально, – пожал я плечами. – Просто мне тут нравится.
– А я бы купил, – вздохнул Генка. – Две квартиры – не одна.
– Господи, куда ж мне две!
Я покосился на Генку и, собравшись с духом, задал вопрос, ответ на который мне хотелось и не хотелось услышать.
– Ген, а ты мои книги читал?
– Конечно. А как же! Обязательно читал. Ты молодец, старик, хорошо пишешь. Главное, без философствований всяких. В наряде читать – милое дело. А то другие, сам знаешь, начнут рассусоливать, зачем, да почему, да с какой стати. Нуднятина одна. Мне, Санек, знать не надо, что там у кого в душе. Со своей бы разобраться. А у тебя все без затей – пошел, сделал, кому надо в морду дал… Я вот читал твое, и все думал, жаль сам писать не умею. Ох, мне бы такой талант, уж я бы понаписал! Веришь, нет, но в прошлом месяце ждали мы генерала из управы, так в части такой дурдом начался… Офицеры озверели – дальше некуда. Жопы от стульев поотрывали и давай бегать, недочеты искать. Добро бы по делу искали, а то мусорные баки, видишь ли, неприглядно смотрятся. А они у черта на рогах, в таком углу, куда начальство сроду нос не совало. Но, вдруг этот сунет, вдруг заметит. Тут же приказ – немедля покрасить баки в цвета российского флага! У казармы «подошва» облупилась – несильно, на углах, почти не видно – тут же приказ: замазать гуталином! И целая рота, с утра до ночи, раком… Годовой запас гуталина извели. А генерал заскочил на двадцать минут и по другим объектам почесал. На «подошву» ту даже взор свой начальственный не опустил. Цирк! Хотя, нет, в цирке я, как в той поговорке, уже давно не смеюсь. Клоунов жалко. Пыжатся, пыжатся, а мне не смешно. Я каждый день таких придурков вижу, что клоунам до них ещё расти и расти. Взять хоть мой теле-радио узел. Техника времен Крымской войны. В усилке одном лампа как-то сгорела, так мне начальство велело её немедленно заменить, чтобы «можно было работать». Ну, про «работать» – это отдельный разговор, а вот с лампой смешно вышло. Как её заменишь, если таких сейчас уже днем с огнем не сыскать? Говорю им – эти лампы только в музее остались. Прикалываюсь, конечно. А они мне на полном серьезе: иди в музей, договорись, может они нам её в порядке шефской помощи отпишут? Дурдом, да?