Собственное мнение
Шрифт:
Но, оставшись без гроша в кармане, я принялся оценивающе поглядывать на окружающих меня дам и вскоре обнаружил, что отвергаю одну кандидатуру за другой. Так я оказался в одном из светских салонов, в котором и присмотрел Генриетту.
Она была ничем не примечательна. Маленькая, хрупкая женщина, она сидела, забившись в угол, со слабой улыбкой на губах, и казалось, что забрела она сюда случайно и очень хотела бы выбраться, но не знает как. Её одежда оставляла впечатление купленной по случаю.
Я
— Генриетта, умоляю тебя! — сверкнула глазами хозяйка.
Она вспыхнула:
— Прости, Клара. Я задумалась.
Клара передёрнула плечиком.
— Сделай милость, будь повнимательней. Ковёр только из чистки.
Мне пришло в голову, что когда женщина одевается так, как Генриетта, то либо потому, что бедна, либо потому, что, напротив, слишком богата, чтобы придавать упаковке какое-нибудь значение.
Общий разговор снова возобновился, и я повернулся к Холи Рурвису, сидевшему от меня по правую руку.
— Эта Генриетта не из семейства ли Бартонов, которые в прошлом году разорились?
— Боже сохрани, о чём ты говоришь! Она — Лоуэлл. Обитает в этом, знаешь, роскошном дворце на Лейквью-роуд, не меньше пятидесяти акров земельных угодий и целая орава слуг…
— Замужем?
— Нет, и никогда не была.
Я опять посмотрел в её сторону. Над ней как раз нависла горничная с чайником, и было видно, что Генриетта, напуганная тем, что придётся опять маяться с чаем, хотела бы отказаться, да не успела: её чашка снова была полна.
Наблюдая за этой сценкой, я задумчиво потёр подбородок. Пятьдесят акров? Орава слуг? Между тем, пригубив пару раз чай, она, похоже, опять унеслась мыслью неведомо куда. Чашка заскользила по блюдцу и, наконец, приземлилась — для себя без ущерба, но по ковру расползлось злополучное пятно.
Клара, побагровев, взвизгнула:
— Генриетта!
Та побледнела. Умей она падать в обморок, уверен, непременно бы упала.
Надо было действовать.
Я поднялся и демонстративно вылил на Кларин ковёр собственные опивки.
— Мадам, — сухо произнёс я, — отправьте ваш чёртов ковёр в чистку. Счёт пришлите мне.
И, предложив Генриетте руку, я вывел её из комнаты.
Главным препятствием к нашему браку оказалась не Генриетта, а её адвокат, Адам Макферсон.
Через неделю после того, как мы объявили о нашей помолвке, он явился ко мне на квартиру, сообщил своё имя и холодно уставился мне в лоб.
— Сколько вы хотите?
— За что?
— Сколько вы хотите за то, чтобы этот брак расстроился?
Я нахмурился:
— Вас прислала Генриетта?
— Нет. Я пришёл к вам по собственному почину. Предлагаю вам десять тысяч.
— Соблаговолите повернуться. Там, у вас за спиной, — дверь.
Это выход.Он ничуть не смутился.
— Услышав об этой авантюре, я навёл подробные справки. У вас нет ни гроша. Вы в долгу буквально у всех, включая счёт за чистку ковра. — Он поджал губы. — Вы женитесь на ней из-за денег!
— А что, помимо моего финансового состояния, убеждает вас в этом?
— Я опросил ваших знакомых. Все в голос заявили, что к сердечной привязанности вы склонны не больше, чем рыба. Причём мороженая. Итак, десять тысяч долларов!
Но что такое несчастные десять тысяч в сравнении с миллионами Генриетты!
— Мы с Генриеттой горячо любим друг друга, — твёрдо сказал я. — Я не расстанусь с ней, предложи вы мне… — я выдержал эффектную паузу, — хоть всё золото мира.
— Двадцать тысяч.
— Не смешите меня!
— Тридцать. И это моё последнее слово.
— Так же, как моё «нет». Кстати, это вы мне свои деньги предлагаете?
— Конечно.
— И из каких же побуждений?
— Не хочу, чтобы Генриетта сделала ошибку, о которой будет жалеть до конца своих дней.
— А сами-то вы, — пришло мне в голову, — не предлагали ей руку и сердце?
Он мрачно кивнул.
— До четырёх раз в год, все последние двенадцать лет.
— А что она?
— Говорит, что ценит меня как доброго и верного друга. Очень неприятно. — Его лицо озарилось догадкой. — А что, вы и в самом деле влюблены в Генриетту?
— Страстно, — употребил я в высшей степени несвойственное мне выражение.
Он потёр руки.
— В таком случае вы, без сомненья, не станете возражать, если я попрошу вас подписаться под документом, в котором вы откажетесь от всяких прав на её состояние?
— Генриетта никогда на это не согласится.
— Я спрошу у неё самой.
— Только попробуйте, и я сверну вам шею. — Держать себя в руках мне удавалось не без труда. — Если вас искренне заботит счастье этой достойной женщины, вы не могли не заметить, что с тех пор, как мы познакомились, она находится в состоянии, близком к эйфории!
При всём желании он не смог этого отрицать.
— Ну, ладно. — Последовал глубокий вздох. — Я не стану чинить препятствий вашему браку.
— Как вы любезны!
Он задержал на мне взгляд.
— Генриетта и в самом деле нуждается в защите.
— Она, прямо скажем, простовата, — согласился я.
— Скорее искренна и простодушна, — поправил он и уже от двери осведомился: — Полагаю, вам известно, что она преподаёт в университете?
— Генриетта? — изумился я.
— Ну, разумеется. Профессор ботаники. Всё своё жалованье жертвует на благотворительность.
Так вот почему в рабочие дни она бывает дома только по вечерам!