Собственность Дьявола. Право на семью

Сердце стучит, как ненормальное. Покружившись в последний раз перед зеркалом, наношу на губы блеск, надеваю Герино обручальное кольцо, немного парфюма. Готово.

Подхватываю лежащую на кресле меховую накидку, перчатки, карнавальные маски и направляюсь в гостиную.

Стоит мне ступить на лестницу и пройти несколько шагов, как я тут же теряю уверенность и твёрдость в ногах. На меня устремляется пять пар дорогих моему сердцу глаз.

Гера, инстинктивно прижимая пятерню к груди, оценивает меня восторженным взглядом. На его безымянном пальце поблёскивает обручальное кольцо. Не говоря ни слова, согласно кивает мне, мол, детка, ты сегодня сногсшибательно выглядишь.

Я смущаюсь, тотчас переводя взгляд на Тому, держащую на руках Яна, и удивлённого отца с прижатой к груди крошечной Ярочкой. Няня довольно подмигивает. Дети, заметив мамочку, улыбаются и пускают пузыри из слюней. Янис тянет пухлый кулачок в рот и принимается его посасывать. Мои роднулички. Я уже по ним скучаю. Замечаю, как папа пытается что-то вспомнить, но видимо, ему снова не удается совладать с чертогами памяти.

Вздыхаю, отвлекаясь на голос Астафьева.

— Ты прекрасна, Машенька, — наконец я получаю комплимент от своего покровителя.

Подойдя к подножью лестницы, Гера галантно протягивает мне руку, второй держит бутон бархатной розы глубокого бордового цвета с черным отливом. Он вытащил его из букета в малой шляпной коробке, которую водрузил на кофейный столик рядом с диваном. Цветок идеально подходит к моему платью.

— Это тебе. Сегодня ты будешь жемчужиной вечера.

Коснувшись губами моей кисти, отдаёт мне стебель. Я смотрю ему в глаза. Думаю о том, что обручальные кольца — это перебор. Мы играем с огнём.

Что ты задумал, Георгий Анатольевич?

Неужели в словах Миланы есть какая-то доля правды?

Зачем ты тащишь меня на бал? Ты же не самоубийца, верно? Хочешь покончить, как Соболь?

В чём смысл этого безумия?

Встряхнув головой, отбрасываю мысли на задний план.

— Благодарю за всё, что ты для меня делаешь, — говорю искренне, но стоит вспомнить наш с ним вчерашний разговор о замужестве, и душу в очередной раз перемалывает в жерновах на мелкие ошмётки.

Я не хочу.

Господи, я этого не хочу!

Я не представляю его мужем.

Была бы моя воля, я бы не сидела на шее у Астафьева. Многое для него сделала бы и отдала, кроме сердца и клятв. Но что бы я не сделала для этого мужчины — это ничто в сравнении с тем, что сделал для меня он…

— Это пустяки, Маша. Всё, чего я добиваюсь — это чтобы ты вернулась к нормальной жизни.

— У меня нормальная жизнь, — говорю тихо, сглатывая подкативший к горлу ком.

— Ты в этом уверена?

— Почему я должна сомневаться? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Потому что сердцу не прикажешь, девочка. Подумай над этим. Хорошо? Кстати… — подмигивает мне, как ни в чем не бывало. — Платье шикарное. У тебя отличный вкус.

— Ты тоже неплох, Георгий Анатольевич. Сногсшибательно выглядишь в этом фраке, — растянув скромную улыбку, отдаю ему мех и прохожу в центр гостиной. К детям. Целую двойняшек в носики. Прощаюсь с папой. В который раз благодарю Тому за помощь.

— Не скучайте тут без меня. Я скоро вернусь. Возможно даже раньше, чем планирую…

— Нам пора, Маша, — подгоняет Гера, набрасывая на мои плечи меховую накидку.

— Хорошо… — согласно киваю я. Он галантно подаёт мне локоть. Спустя мгновенье мы оба покидаем дом.

***

Продрогнув не столько от холода, сколько от страха, сажусь с Герой на заднее сиденье элитного седана.

— Трогай, — командует он водителю, и машина срывается с места.

Через некоторое время мы подъезжаем к трехэтажному пятизвездочному отелю класса люкс. Здесь много машин. Ещё больше гостей. Кто-то прибывает следом, кто-то уже отправляется по красной дорожке в холл.

— Позволишь? — достав из коробки мою маску, Георгий предлагает помочь её надеть.

— Конечно, — соглашаюсь, поворачиваясь к нему спиной.

Холодный предмет касается моего лица. Я ёжусь от непривычных ощущений. Когда маска фиксируется на своём месте, я выдыхаю.

— А ты? Тебе помочь? — поворачиваюсь к Георгию, но он уже принялся надевать свою.

— Не переживай. Мне проще одному справиться. Боишься?

— Ты знаешь, чего я боюсь, — говорю, теребя в руках клатч с перчатками. — Вернее не «чего», а «кого»…

— Я буду рядом, Маша. Всегда помни об этом, — заверив меня, Астафьев отламывает бутон от стебля и осторожно крепит цветок в мою прическу. — Вот так намного лучше, принцесса. Пойдём.

В фойе нас встречает швейцар. Мы отдаём ему верхнюю одежду. Затем элегантная администратор Ольга любезно проводит нас в банкетный зал.

Я нервничаю. Здесь много народу. Звучит джазовая музыка. Повсюду бродят гости. Исключительно сливки общества. Красивые дамы в вечерних платьях, элегантные мужчины в смокингах и фраках. Лица наполовину скрыты под масками. Женщины рассматривают драгоценности. Примеряют их. О чем-то разговаривают. Улыбаются. Пьют шампанское. Мужчины обсуждают ведение бизнеса, заводят полезные знакомства. В воздухе царит мифическая атмосфера. Всё пропитано особым шиком, лоском и пафосом.

— Кто все эти люди? — интересуюсь у Геры, шепча ему на ухо. — Такое ощущение, что здесь проходит не благотворительный аукцион, а реклама предметов роскоши.

— В каком-то смысле ты права, — хмыкает Астафьев. — Здесь представлены работы лучших ювелиров столицы.

Я оглядываюсь вокруг. Интуитивно ищу Руслана. Но среди толпы незнакомых мне людей вычленить его невозможно. Бросаю эту затею. Чем больше я буду нервничать, тем хуже для меня. Возможно он вообще не придёт, а я себя уже накрутила дальше некуда.

Выдыхаю. Пробую успокоиться, отвлекаясь на интерьер зала. На дорогие хрустальные люстры. Фонтаны. Канделябры. Статуи с колоннами. На изобилие цветочных композиций. На праздничные сервированные столы.

Территория оцеплена охранниками. Как снаружи так и внутри. Каждый уголок под наблюдением камер. И не удивительно. Здесь столько драгоценностей — глаза разбегаются.

— Тут роскошно, — выдаю, рассматривая столики-витрины с представленным товаром. Эксклюзивные работы на черных бархатных бюстах и подставках в лучах специальной подсветки отливают чарующие блики со сменой игры красок. Драгоценности завораживают. Притягивают взгляд. — О, Боже, Гер, их можно надеть?