Собственность государства

В общем-то, расклад в нашу пользу: одержимому деваться некуда. Вероятность того, что он попытается выбраться с пирса вплавь, практически нулевая, по причине крайнего отвращения одержимых к воде. Обосновавшись в теле, эфириал становится способен нормально существовать в многоярусном пространстве, но его отвращение к высоте и воде никуда не девается. Так что прямо сейчас мы перекрыли пирс полностью, и одержимый не имеет других возможностей, кроме как прорваться сквозь нас.

– Это Мэрриот! – протрещало в наушнике. – Камеры вышли из строя! Погодите, уже снова работают. Рунный круг пуст!

– Шустрый, сволочь, - процедил Дэви, поднимая вверх прибор ночного видения, - только встал – и уже с электроникой шутит.

– Готовьте осветительные шашки, на фонари надежды мало. Дэви, вешай светильник.

Кравитч лязгнул затвором, заряжая в патронник осветительную ракету, и пальнул вверх. Несколько секунд спустя в темном небе повисла и зажглась осветительная шашка, бросающая вниз колеблющийся и слабый, но такой нужный нам свет.

– Минус две тысячи империалов, - я не оглядывался, но буквально чувствовал ухмылку Дэви.

– Фигня, граф купит у альвов еще. Кто виноват, что мы двадцать лет не можем освоить производство левитирующих шашек, а покупаем их у длинноухих втридорога?

– Маги виноваты, - сказал Ян, - потому что все поголовно хотят быть дворянами. И император, который дает дворянство только боевым магам, хотя маги-ремесленники порой бывают полезнее…

– Да дело не в них, - заметил Данко.
– Такому ремеслу, я слыхал, надо учиться пятьдесят лет. Альвы и свартальвы при их-то жизни могут позволить себе побыть учениками полвека, а люди…

– Завязывайте базар-вокзал. Двухступенчатое продвижение, проверяет та сторона, куда выходит лицом помещение. И никаких осколочных, если оно уже играет со светом, то нашей гранатой нас всех угробит только так.

И мы пошли вперед. Доходя до очередного павильона или ларька, часть цепи продвигалась вперед и осматривала его, а вторая часть оставалась на месте, чтобы, окажись одержимый там, он не был посреди между нами и мы не расстреляли друг друга, как давешние мертвецы.

Проверяя каждое помещение, мы продвигались вперед, шаг за шагом приближаясь к цели. Вот уже до конца пирса осталось тридцать метров, перед нами – стоящий поперед на самом краю павильон.

– Оно там. Трехсекундная готовность.

Я вставил в патронник оболочечный «слонобой», прицелился туда, где «кололо» сильней всего, и нажал на спуск. Грохот – а затем злобный стук автоматов и пулеметов. Первый шквал свинца, стали и фосфора прошелся по уровню груди, второй – на уровне колен.

– Перезарядка! – почти одновременно крикнули автоматчики.

– Отставить огонь, - сказал я. – Не думаю, что оно уцелело. Я проверяю, Дэви страхует. Вы прикрываете.

Но тут павильон превратился в пылающее решето: зажигательные пули сделали свое дело, так что проверить стало проблематично. Впрочем, ветерок повеял в нашу сторону и принес запах гари с четкой примесью горелого мяса. Хотя о том, что одержимый уже готов, я понял еще в момент расстрела павильона: перестало колоть.

– И так будет с каждой наволочью, которая припрется в нашу смену, - заявил я и взвалил «кишкодер» на плечо. – Мэрриот, прием!

– На связи.

– Можете вызывать пожарных.

– Принято, вызываю.

– Дело в шляпе стопроцентно, - сказал Кай, - воняет горелым мясом.

– И это замечательно: дело в шляпе куда лучше, чем если дело – шляпа, - заржал Рюиджи.

– Парни, следите за языком – мы в прямом эфире, - заметил Каспар.

Я покачал головой:

– Посреди ночи? Вряд ли, думаю, днем пустят, и все лишние слова «запикают». И вообще, я сомневаюсь, что нас смотрят дети, а тех, которые нас все-таки смотрят, вряд ли смутит неаккуратное слово. Ждем ребят на большой красной машине, они тут все потушат, проведем опознание останков и обратно на базу, досыпать.

– Какое там досыпать, - махнул рукой Дэви. – У меня от запаха жареного слюнки течь начинают. Может, дальше уже без нас справятся?

– Мы должны удостовериться, что оно мертво. Оно, конечно, уже сгорело, но процедура есть процедура.

* * *

Вернувшись на базу, мы достали из холодильника несколько килограммов сосисок и поджарили их. Воспользовавшись тем, что на кухне нет камер, а шкворчащие сковородки затрудняют работу жучков, если они тут есть, я начал совещание.

– В общем, парни, дело дрянь. Зачистка каждые тридцать шесть часов – это просто адский ад, через месяц, может статься, многих из нас уже не будет в живых. Такой жести нет даже на Краю. В этот раз мы слишком быстро прибыли и расстреляли одержимого до того, как он стал опасен по-настоящему. Так будет не всегда. Есть еще сомневающиеся в том, что надо переселяться на Край?

– Я только замечу кое-что, - сказал Гайдрих. – Эти два инцидента – не правило. Раньше такого не было, потому что, случайся в Варне такие дела через день – граф бы в принципе не стал арендовать нас, потому что Варна уже не представляла бы никакой ценности как курорт. Не будет никаких зачисток ни завтра, ни послезавтра, а если будут – тогда Керриган поймет, что спасти Варну ему не судьба, и в нашей службе отпадет надобность. Надо посмотреть, когда случится третье чэпэ, тогда и решать, а две зачистки через день – скорее совпадение.

Я кивнул:

– В общем-то, у нас нет вариантов, иначе как ждать, потому что саботаж мы только на зачистке и сможем провернуть.

– И как мы это сделаем, если не путем жертвы кого-то из нас? – спросил Ян.

– Элементарно. Например, только что мы могли бы идти строго по одной стороне. Будь одержимый готов к действию – он прорвался бы по другой, а нам надо было бы просто не попасть, стреляя вслед. Полицейское оцепление мало что могло бы противопоставить ему, а гибель многих полицейских стала бы резонансной. Мы в этом случае ничего не теряем, даже если граф слышит нас прямо сейчас – он ничего не может поделать, потому что сослать на рудники тотально всех и арендовать новых он не может, а отправить одного не вариант, отношения к делу остальных он уже не изменит. На Краю куда меньше «работы», там главное пережить первые два года, когда рейды тренировочные. Пережил, опыт приобрел – и дальше ходишь только по реальным причинам или отбиваешь прорывы. То и другое – весьма нечасто. Ян, сколько раз «шестнадцатый» ходил за год?

– Пять раз, - отозвался Ян, - из которых два раза вообще без единого выстрела, один раз обстреляли тварь издали, один раз был серьезный бой, но по итогу у нас только один раненый, которого после комиссовали. А на пятый рейд… раз, и сразу почти все. Еще ходили в вылазки – это два-три километра от рубежей, в сопровождении инструкторов. Много раз. Но за все вылазки не видели ничего опасного, так что они не в счет. Встреча с реальным противником ближе пяти километров – это вообще единичные случаи.

– Вот то-то и оно, - подытожил я. – Перспектив здесь я не вижу, каких-то огромных плюсов тоже. То есть, имей я гарантию, что мы тут протянем все десять лет и при этом погибнет не более половины из нас… Это была бы стоящая лотерея, а так...

– Угу, особенно для тебя, при твоем-то секретном таланте, - ухмыльнулся Данко.

– Мой секретный талант помогает только против одержимых – и нам всем. Против чернокнижника или некроманта мы будем в одной заднице на одинаковой глубине.

– Я согласен, - сказал Вацлав, - если были бы шансы на выживание хотя бы пятьдесят процентов – можно было бы говорить о них, но гарантий нет. А на Краю даже у среднего эстэошника шансы в районе восемнадцати-двадцати процентов, это статистика, а против нее не попрешь. Тут у нас больше или меньше шансов – большой вопрос. И учтите: из двадцати процентов на Краю два процента просто доживают до выслуги, это если сам совсем бездарный, но с безотказной удачей. Кто выживает на мастерстве четыре-пять лет – того обычно забирают из СТО, карьеру в армии делать или еще чего получше. А это в самом худшем случае офицерская зарплата плюс пенсия «эстэошника».