Сочинения Козьмы Пруткова

Занавес опускается

КОНЕЦ

ТОРЖЕСТВО ДОБРОДЕТЕЛИ

Драма в четырех действиях из французской современной жизни

Соч. Антона и Агапия Прутковых

От потомков Козьмы Петровича Пруткова в Редакцию «Современника»

Редакция «Современника» всегда пользовалась благорасположением незабвенного родителя нашего, Козьмы Петровича Пруткова. Еще в 1850-х годах он избрал, с свойственною ему проницательностию, именно сию редакцию для оглашения свету славного своего имени и неподражаемых своих произведений. Скажем более: редакция «Современника» содействовала прославлению не только папеньки нашего, но и более отдаленных предков наших, как-то: деда — Петра Федотыча Пруткова, автора комедии «Черепослов, сиречь Френолог», и прадеда — отставного премьер-майора и кавалера Федота Кузьмича Пруткова, автора «Гисторических материалов». Ободренные таковым вниманием к семейству Прутковых, мы — дети покойного Козьмы Петровича Пруткова,— подражая во всем незабвенному родителю нашему, стремимся и по смерти его доказать свету, что талант творчества и глубокомыслие суть преемственные и наследственные дары в знаменитом роде Прутковых. Посему вследствие долгого и основательного суждения в семейном нашем совете мы порешили обратиться к « современнику» с просьбой: не отказать публике в удовольствии познакомиться и с собственными нашими, детей Козьмы Пруткова, произведениями. Большая часть наших творений оставалась до сего времени семейною нашею тайною; только одно из них, комедия «Любовь и Силин», напечатано в журнале «Развлечение», и одно — именно комедия «Фантазия» — было сыграно раз в Александрийском театре в 185 * году в бенефис г. Максимова. Теперь мы препровождаем для напечатания сию последнюю комедию («Фантазию») и драму в 4-х действиях «Торжество добродетели».— Само собою разумеется, что мы не все вместе писали эти драматические произведения, тем более что нас, ближайших потомков Козьмы Петровича Пруткова, весьма много,— брак Козьмы Петровича был благословлен многочадием! Один из нас, соименник Кузьмы Петровича, Кузьма Кузьмич Прутков, пока еще остается неизвестным публике; но мы предупреждаем, что в нем воскреснет талант нашего знаменитого родителя. До того времени пусть публика наслаждается произведениями его братьев, из коих Андроник есть творец комедии «Любовь и Силин», Антон и Агапий суть творцы комедии «Фантазия» и драмы «Торжество добродетели».— Обещаем и впредь откровенно и правильно, с родственною добросовестностью обозначать имя каждого из нас под принадлежащим ему произведением.

К сему считаем нужным присовокупить, собственно для гг. Геннади, Лонгинова, Галахова и других почтенных библиографов: хотя отец наш, Козьма Петрович Прутков, давно уже переселился в горния, но мы как люди современные и искренние дети — продолжаем пользоваться его советами, подвергать его рассмотрению все наши произведения и почтительно принимать все его замечания; для этого мы употребляем средства, указанные спиритами, т. е. сносимся с покойным нашим родителем посредством столов и тарелок. Таким способом, напр., получено нами примечание Козьмы Петровича к 4-му действию драмы «Торжество добродетели». Мы считаем обязанностью своею предупредить об этом гг. Геннади, Галахова и Лонгинова, предвидя, что — без такого объяснения — они, по обыкновению, пришли бы к ложным догадкам и заключениям, которые неизбежно подали бы повод к весьма важным недоразумениям и даже — чего не дай бог! — к серьезной ссоре как между ними, так и между законными их потомками.

Примите и проч.

Подлинное подписано — шестью дочерями и семью сыновьями Кузьмы Петровича Пруткова. Скрепили — секретари семейного совета Прутковых, племянники Козьмы Петровича — Воскобойников и Шерстобитов.

11 октября 1864 г. СПб.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Министр плодородия.

Де Лагероньер, журналист и сановник.

Гюгель, его секретарь.

Биенинтенсионне, полковник.

Пино, владелец москательных и благовонных товаров.

Покупатели и приказчики.

Действие в Париже на квартире действующих лиц.

ДЕЙСТВИЕ I

сцена первая

Кабинет де Лагероньера. Де Лагероньер сидит за письменным столом. Г ю г е л ь перед ним в вицмундире, с портфелем под мышкой.

Де Лагероньер

Итак, любезный, кажется, дело мое идет хорошо... Министр плодородия получил обо мне — посредством полковника Биенинтенсионне — самое выгодное мнение... Недаром я задобрил полковника!.. Но теперь-то и пора мне действовать, чтобы получить место товарища министра плодородия! Необходимо, мой любезный, узнать все его вкусы; надобно знать, что ему более всего нравится в человеке? И даже самую наружность свою должно сообразить с его взглядами на природу!.. Так слышишь ли, Гюгель, собери мне об этом надлежащие сведения.

Гюгель

Ваше превосходительство можете быть спокойны,— мнения министра плодородия и по сему предмету мне основательно известны. Вам, ваше превосходительство, легко будет им понравиться. В товарище своем они прежде всего желают видеть здоровый цвет лица. «Человек, от которого пышет здоровьем,— так изволили выразиться министр,— не может иметь вредного образа мыслей; он здоров — значит, он доволен»; «желтизна лица,— говорят они,— напротив, означает человека беспокойного, непокорного, на коего нельзя положиться; малейший прыщик на лбу,— так сказали его высокопревосходительство,— малейший прыщик на лбу,— говорят они,— вселяет в меня подозрение».

Де Лагероньер

Кажется, то же самое говорил Каюс-Юлиус Цезарь?

Гюгель

 Статься может, ваше превосходительство.

Де Лагероньер

Однако подай сюда зеркало... (Глядится в оное.) Кажется, у меня немного лупится кожа?..

Гюгель

От усиленных трудов, ваше превосходительство.

Де Лагероньер

Разумеется! Но министр не примет и этого в уважение; он подумает, пожалуй, что я езжу на Среднюю рогатку! Надо этому помочь. Гюгель, съезди, братец, к Пино за косметикой; я сяду сегодня в ванну с отрубями, слышишь? Но это после, а теперь бери перо и пиши под диктовку. (Встает и выходит на авансцену.) Я напишу министру письмо, в котором затрону слабую его сторону! (Ходит взад и вперед, погруженный в соображения. Гюгель сидит с пером и следит за ним глазами и головой.) Пиши: «Ваше высокопревосходительство! Что есть лучшего? Бесспорно — здоровье человека. Здоровый цвет лица есть признак довольства. Напротив, желтый цвет означает человека, не покорного начальству, беспокойного и вредного образа мыслей. Малейший прыщик на лбу вселяет в меня омерзение». Ведь так сказал министр!

Гюгель

Они сказали: подозрение.

Де Лагероньер

Ну, а я что говорю? Я и говорю: подозрение! Так и пиши.

Гюгель (пишет)

Подозрение...

Де Лагероньер

«Подозрение!.. Цели, к которым стремится ваше высокопревосходительство, обнимая собою всю будущность, страны, так многосложны и обширны, что непростительно было бы малейшему сыну отечества не пещись, хотя слабыми силами своими, содействовать к осуществлению оных». Написал?

Гюгель

Оных...

Де Лагероньер

«Оных...» Точка, в другую строчку: «Примите, ваше высокопревосходительство, благосклонно сие краткое изложение образа мыслей, как усердное выражение благоговейного сочувствия к мудрым предначертаниям вашего высокопревосходительства. С совершенным почтением и пр.».

Гюгель

(пишет)

«Покорнейший слуга» изволите написать своеручно?

Де Лагероньер

Разумеется, братец,— какой ты несообразительный!.. (Подписывает.) Вложи в пакет и отправь. Да не забудь к Пино, а потом ванну с отрубями. Я еду развлекаться.

Гюгель

Сердце радуется, ваше превосходительство, когда изволите так говорить.

Де Лагероньер уходит.

сцена вторая

Гюгель (подходит к авансцене)

Честолюбивец ушел, но (оглядывается) не бывать ему товарищем! Это место принадлежит мне! Клянусь своим рангом, я сыграю ему такую <штуку>, что министр плодородия будет смотреть на него — с омерзением!.. (Забирает бумаги и уходит.)

ДЕЙСТВИЕ II

<сцена первая>

Кабинет министра плодородия.

Министр плодородия (один)

Многие думают, что я достиг высшей точки почестей, и завидуют мне. Глупая толпа ползающих рабов! Они не знают, что человек истинно великий, истинно государственный, никогда ничем не доволен... Что мне в этом министерстве? Это песчинка на берегу морском! Я заберу в руки еще министерство здоровья. Надобно только найти такого товарища, который был бы слепым моим орудием, в котором были бы преданность и усердие; тогда я взвалю на него все плодородие и — хватаюсь за здоровье!.. Но где этот товарищ? Слишком способного мне не надо; ленивца также не хочу; нужен человек работящий и — который бы мне удивлялся... Удивлять я могу, за этим дело не станет! Биенинтенсионне говорил мне о каком-то де Лагероньере, но этим полковникам верить нельзя; у них есть задняя мысль,— пожалуй, прикомандирует соглядатая? Вот если бы мне самому увидеть этого де Лагероньера, я бы сразу отгадал человека; но посылать за ним нет предлога, а ехать к нему своим лицом — неприлично!.. Не знаю, что делать?

(Входит человек с письмом).

Это что? Ба! От самого де Лагероньера! (Читает.) «Что есть лучшего?» Гм! Гм!.. «Желтый цвет лица... прыщик... вселяет подозрение». Это правда! «Будущность страны... сыну отечества... содействовать... мудрым предначертаниям... с совершенным почтением». Мне нравится слог. Хороший образ мыслей. Образ мыслей отличный! Может быть, он подделывается под меня, но это доказывает преданность, это хорошо. Да кроме того, в письме видна глупая наивность. Таких людей я люблю, такого мне и нужно, я не мог бы отыскать лучшего. Теперь надо его чем-нибудь обязать, чтоб возбудить удивление и благодарность и тем навсегда привязать его... Что бы ему сделать? Подарить ему мои старые эполеты, когда я был еще военным? Он будет благодарен, но это не удивит его, этому бывали примеры... Ба! Нашел! Поеду к нему своим лицом! Этой чести он не ожидает и никогда не забудет... Эй! Человек! карету!.. Поеду своим лицом и — привезу эполеты... Удивлять так удивлять! Обязать так обязать! Карету, говорю я!