Сочинения Козьмы Пруткова

И. Инженер-поручик.

К. Капитан-исправник.

Л. Лимонный сок.

М. Марфа-посадница.

Н. Нейтралитет.

О. Окружной начальник.

П. Пелагея экономка.

Р. Рисовальщик искусный.

C. Совокупное сожитие.

Т. Татарин, продающий мыло или халаты.

У. Учитель танцевания и логики.

Ф. Фарфоровая чашка.

X. Храбрый штабс-капитан,

Ц. Целое яблоко.

Ч. Чиновник особых поручений.

Ш. Шерстяной чулок.

Щ. Щебечущая птица.

Э. Эдуард аптекарь.

Ю. Юпитер.

Я. Янтарная трубка.

Ъ. Ы. Ь.

Простуда

Увидя Юлию на скате Крутой горы, Поспешно я сошел с кровати И с той поры Насморк ужасный ощущаю И лом в костях, Не только дома я чихаю, Но и в гостях. Я, ревматизмом наделенный, Хоть стал уж стар,  Но снять не смею дерзновенно Папье-файяр,

* * *

Я встал однажды рано утром,  Сидел впросонках у окна;  Река играла перламутром, Была мне мельница видна, И мне казалось, что колеса Напрасно мельнице даны, Что ей, стоящей возле плеса,  Приличней были бы штаны. Вошел отшельник. Велегласно И неожиданно он рек: «О ты, что в горести напрасно На бога ропщешь, человек!» Он говорил, я прослезился,  Стал утешать меня старик... Морозной пылью серебрился Его бобровый воротник

* * *

Сестру задев случайно шпорой, «Ma sceur,— я тихо ей сказал,— Твой шаг неровный и нескорый Меня не раз уже смущал,  Воспользуюсь я сим моментом  И сообщу тебе, ma sceur, Что я украшен инструментом,  Который звонок и остер».

Выдержки из моего дневника в деревне

(Село Хвостокурово) 28 июля.

Очень жарко. В тени, должно быть, много градусов... На горе под березкой лежу, На березку я молча гляжу,  Но при виде плакучей березки На глазах навернулися слезки. А меж тем все молчанье вокруг,  Лишь порою мне слышится вдруг,  Да и то очень близко, на елке, Как трещат иль свистят перепелки, Вплоть до вечера там я лежал, Трескотне той иль свисту внимал,  И девятого лишь в половине Я без чаю заснул в мезонине.

29 июля. Жар по-прежнему...

Желтеет лист на деревах, Несутся тучи в небесах, Но нет дождя и жар палит.  Все, что растет, то и горит.  Потеет пахарь на гумне, И за снопами в стороне У бабы от дневных работ  Повсюду также виден пот,  Но вот уж меркнет солнца луч, Выходит месяц из-за туч И освещает на пути Все звезды Млечного Пути. Царит повсюду тишина, По небу катится луна,  Но свет и от других светил Вдруг небосклон весь осветил.  Страдая болию зубной, В пальто, с подвязанной щекой,  На небо яркое гляжу,  За каждой звездочкой слежу.  Я стал их все перебирать,  Названья оных вспоминать, А время шло своей чредой, И у амбара часовой  Ежеминутно, что есть сил,  Давно уж в доску колотил. Простясь с природою, больной, Пошел я медленно домой И лег в девятом половине  Опять без чаю в мезонине.

1 августа. Опять в тени, должно быть, много градусов.

При поднятии гвоздя близ каретного сарая

Гвоздик, гвоздик из металла, Кем на свет сооружен? Чья рука тебя сковала,  Для чего ты заострен? И где будешь! Полагаю, Ты не можешь дать ответ; За тебя я размышляю,  Занимательный предмет! На стене ль простой избушки Мы увидимся с тобой,  Где рука слепой старушки Вдруг повесит ковшик свой? Иль в покоях господина На тебе висеть с шнурком  Будет яркая картина Иль кисетец с табаком? Или шляпа плац-майора,  Иль зазубренный палаш,  Окровавленная шпора И ковровый саквояж? Эскулапа ли квартира  Вечный даст тебе приют?  Для висенья вицмундира Молотком тебя вобьют? Может быть, для барометра Вдруг тебя назначит он, А потом для термометра,  Иль с рецептами картон На тебя повесит он? Или ляпис-инферналис, Иль с ланцетами суму? Вообще, чтоб не валялись  Вещи, нужные ему. Иль, подбитый под ботфортой, Будешь ты чертить паркет, Где первейшего'всё сорта, Где на всем печать комфорта,  Где посланника портрет? Иль, напротив, полотенце Будешь ты собой держать Да кафтанчик ополченца, Отъезжающего в рать? Потребить гвоздочек знает Всяк на собственный свой вкус,  Но пока о том мечтает (беру и смотрю), Эту шляпку ожидает В мезонине мой картуз. (Поспешно ухожу наверх.)

<С того света>

Г. Редактор!

Уволенный в отставку с чином генерал-майора, я желал чем-либо занять свободное время, которого у меня было слишком много; и вот я принялся внимательно читать газеты, не ограничиваясь, как бывало прежде, чтением лишь о производствах и наградах.

Заинтересовавшись наиболее статьями о спиритизме, я возымел мысль собственным опытом исследовать явления, о которых читал и которые, сознаюсь, уму простому моему казались очень бестолковыми.

Я приступил к делу с полным недоверием, но каково же было мое изумление, когда, после нескольких неудачных опытов, обнаружилось, что я сам медиум! Не найду слов, чтоб изобразить вам, милостивый государь, радость, меня охватившую от одной мысли, что отныне мне, как медиуму, возможно беседовать с умными и великими людьми загробного мира.

Не будучи горазд в науках, но всегда пытаясь объяснять необъяснимое, я ужедавно пришел к тому убеждению, что душа человека умершего, несомненно, пребывает в местности, куда особенно он стремился при жизни. На этом основании я пробовал вопрошать покойника Дибича,— находится ли он и в настоящее время за Балканами? Не получая ответа на этот и многие другие вопросы, с которыми я обращался к разным сановным покойникам, я начинал конфузиться, приходить в отчаяние и даже задумывал бросить занятие спиритизмом; как вдруг внезапно раздавшийся стук под столом, за которым я сидел, заставил меня вздрогнуть, а затем и окончательно растеряться, когда над ушами моими чей-то голос очень ясно и отчетливо произнес: «Не жалуйся!»

Первое впечатление страха вскоре заменилось полным удовольствием, ибо мне открылось, что дух, со мною беседующий, принадлежит поэту, глубокому мыслителю и государственному человеку, покойному действительному статскому советнику Козьме Петровичу Пруткову. С этого момента моим любимым занятием сделалось писать под диктант этого почтенного литератора.

Но так как, по воле знаменитого покойника, я не вправе держать в секрете то, что от него слышу, то предлагаю вам, милостивый государь, через посредство уважаемой газеты вашей знакомить публику со всем, что уже слышал и что впредь доведется мне услышать от покойного К. П. Пруткова.

Примите уверение в совершенном почтении вашего покорного слуги.

N. N.Генерал-майор в отставке и кавалер.

I

Здравствуй, читатель! После долгого промежутка времени я опять говорю с тобой. Ты, конечно, рад моему появлению. Хвалю. Но, конечно, ты немало и удивлен, потому что помнишь, что в 1865 г. (annus, i) в одной из книжек «Современника» (ныне упраздненного) было помещено известие о моей смерти.

Да, я действительно умер; скажу более, мундир, в котором меня похоронили, уже истлел; но тем не менее я вот-таки снова беседую с тобою. Благодари за это друга моего N. N.