Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Проще смотрит на дело автор еще одной брошюры, порожденной ревельоновским делом [82] . Оплакивая происшедшие несчастья, автор объясняет это восстание — и другие — существованием несправедливостей в общественном строе и, стремясь держаться на теоретических высотах, оговаривается, что приведет пример, «не вполне» приложимый к данному моменту. После этих долгих подходов он говорит: «Дороговизна хлеба есть всегдашний предмет волнений: народ, несчастный даже во времена изобилия, еще более несчастен во времена недостатка хлеба. Этот класс лиц, живущих трудом рук своих, класс, участь которого всегда так печальна, испытывает в бедственные годы несчастие и от вздорожания предметов пищи и еще больше от уменьшения работы». Но пока люди приписывают эти беды одному лишь небу, они страдают молча. Когда же они начинают подозревать, что виновата алчность богачей и гнусных скупщиков, пользующихся трудными обстоятельствами, тогда они берутся за оружие, силе противопоставляется сила, и происходит кровопролитие. Виновны бунтующие, но еще более виновны те жестокие души (ces ^ames d’airain), которые довели дело до эксцессов вследствие своей алчности, и законы, которые не карают и не обнаруживают истинных виновников общественных бедствий. «Граждане, смею уверить вас [83] : этих несчастных, с которыми вы обходитесь, как с бунтовщиками, легче успокоить, нежели это думают». Автор, переходя к событиям 27–28 апреля, говорит о «преступных и обидных» словах, будто бы сказанных Ревельоном, о мерах, какими можно было бы, по его мнению, избежать кровопролития, и т. д. Брошюра кончается также советом просить справедливости у самого короля, «столь нежного, столь чувствительного к бедам» народа.

82

Нац. библ. Lb.³⁹ 7159. R'eflexions d’un citoyen sur les dissentions civiles.

83

Там же, стр. 6.

Продовольственный кризис, свирепствовавший во многих областях Франции и, в частности, в Иль-де-Франсе в 1788 и 1789 гг., наложил яркую печать на все массовые движения первых месяцев революции. Страшная раздражительность, изумительно легкая возбудимость толпы в это время, болезненная подозрительность, готовая перейти в самое исступленное бешенство по первому поводу, который покажется подходящим, — все эти свойства в обостренной степени проявляются в 1789 г.; и мысли о хлебе, легенды о безжалостных богачах, которые будто бы скупают хлеб, а сами «смеются над страданиями голодающих», — вот что главенствовало в психологии парижской народной массы за все эти первые месяцы. Но эта масса еще не дошла до такой постановки вопроса, какую предложил цитированный де Море: она не протестовала против ценза, не поддержала немногих одиноких публицистов, возвысивших в это время в ее пользу свой голос, и вместе с тем весной 1789 г. ее революционное настроение еще не поднялось до той напряженности, чтобы последовать совету идти к королю; это случилось лишь пять месяцев спустя.

А пока эта повышенная нервность, болезненная подозрительность нашли себе исход в нападении на дома двух богатых людей, случайно ставших козлами отпущения без всякой вины со своей стороны. Но если толпа не повторяла этих отдельных соображений противоположности интересов между «богатым» и «бедным» слоями третьего сословия, то отсюда еще вовсе не следует, что люди, громившие Ревельона и Анрио, как полагает Тютэ, восстали для защиты «дела tiers-'etat». Оставляя в стороне показание Силлери, явно желавшего связать tiers-'etat с бунтом 27–28 апреля (по партийным соображениям, чтобы скомпрометировать tiers-'etat), — одно-два показания о том, что бунтовщики иной раз спрашивали встречавшихся, на стороне ли они tiers-'etat, совершенно не уполномочивают нас примкнуть к гипотезе Тютэ. Не только логически не вяжется роль бойцов за третье сословие с разорением двух членов этого третьего сословия, вышедших из рабочего класса, но и фактов, действительно способных подкрепить это мнение, нет. Это все нужно сказать, если понимать употребляемые Тютэ слова «la cause du tiers-'etat» так, как они теперь употребляются историками, пишущими о революции [84] : в смысле борьбы против привилегированных сословий, против тех юридических и политических сторон старого строя, которые мешали tiers-'etat занять в государстве место, подобающее его истинному социально-экономическому значению и культурному уровню. Но слова «Roi, monsieur Necker et le tiers-'etat» в эти первые месяцы 1789 г. в устах парижской бедноты означали нечто гораздо менее определенное и более лучезарное: эти слова означали ту благую силу, которая даст хлеб, накормит голодных, отрет слезы несчастных, — ей нужно только справиться с окружающими темными влияниями, с могущественными врагами народа. В этом смысле, повторяем то, что уже выше сказали, тем из бунтовавших, которые, идя громить Ревельона, кричали: «Vive le Roi, vive M. Necker, vive le tiers-'etat», действительно могло показаться, что они, мстя Ревельону за обиду, не делают ничего неприятного королю, Неккеру и третьему сословию. Другого лозунга, кроме [этих] слов, тогда, в апреле 1789 г., еще не было. Но если этот лозунг (и то далеко не всей толпой) и пускался иной раз в ход во время волнений 27–28 апреля, то самые волнения этим словесным лозунгом столь же мало могут быть объяснены, как, например, революционное выступление 5–6 октября 1789 г. — верноподданническим желанием народа видеть поближе, не в Версале, а в Тюльерийском дворце своего «отца» (по серьезному, а не по ироническому наименованию Людовика XVI в эти дни).

84

Или как их понимал автор цитированной выше брошюры 1789 г., указывавший, что tiers-'etat не могло быть виновно в подстрекательстве, ибо Ревельон и Анрио — сами из tiers-'etat.

Разгром Ревельона и Анрио был первым судорожным сотрясением. Стихия подымалась, и как бы ощупью голодные массы искали приложения и выхода для раздражения, которое ощущали в себе. Но в течение всего 1789 г. там, где они действовали в самом деле заодно с tiers-'etat, они существенно помогали его победе; там, где действовали одни, они терпели неудачу. Ни плана, ни сил не хватало. И сил еще более не хватало, нежели плана; это, впрочем, уже показали события не 1789, а 1791 г.

Глава III БЕЗРАБОТИЦА В 1789 году

Волнения в период после взятия Бастилии. Меры муниципалитета. Проекты борьбы с безработицей и с ее последствиями

1

Раздражение рабочей массы из-за дороговизны хлеба и безработицы в конце июня и в июле 1789 г. нашло временный исход в том протесте против привилегированных и против действий двора, который охватил широчайшие массы городского населения с буржуазией во главе и окончился нападением на Бастилию. Но когда после 14 июля общая волна как бы сразу упала, это раздражение голодающих продолжало давать себя чувствовать и стало даже особенно заметно именно потому, что проявлялось на фоне ликований и надежд, охвативших друзей нового режима из других классов общества.

Только что организовавшийся парижский муниципалитет должен был сразу же с этим явлением считаться. Уже 21 июля дело дошло до очень серьезной манифестации. Во время заседания муниципалитету было доложено, что собралась толпа, требующая уменьшения цен на предметы первой необходимости. Протокол заседания говорит нам, что, с одной стороны, собралась и все увеличивалась толпа перед зданием ратуши, а с другой, — явилась «многолюдная депутация» от рабочих кварталов — Сент-Антуанского и Сен-Марсельского. Высказано было (восторжествовавшее в конце концов) мнение, что «сопротивляться в такой момент, когда власть не действует, желаниям народа, который думает, что все, чего он хочет, справедливо», это значило бы играть на руку врагам революции [1] и погасить «священный огонь, который воспламеняет всех друзей свободы, завоеванной, быть может, самым нуждающимся классом». Эти слова весьма полно характеризуют тогдашнее настроение представителей только что победившего режима относительно «нуждающихся граждан, ремесленников без работы» [2] и т. п.: с одной стороны, еще слишком живо было воспоминание о той громадной роли, которую эта «нуждающаяся масса» сыграла за неделю до того, а с другой стороны, в самом деле, старый режим был совершенно дезорганизован, — новая же власть еще работала над окончательной организацией только что созданной национальной гвардии. Толпу поэтому не разогнали, а дали ей разойтись по своей воле, и потом были обещаны меры против дороговизны хлеба и злоупотреблений булочников — наиболее непопулярной категории торговцев в эту эпоху.

1

Proc`es-verbal des s'eances et d'elib'erations de l’assembl'ee g'en'erale des 'electeurs de Paris, r'eunis `a l’H^otel-de-Ville etc., r'edig'e depuis le 26 avril jusqu’au 21 mai 1789 par M. Bailly… etc. Paris, 1790, t. I, стр. 258 (mardi, 21 juillet):… resister dans un moment o`u la puissance est sans activit'e aux volont'es d’un peuple qui croit que ce qu’il veut est juste, ce seroit donner aux ennemis d’une r'evolution si soudaine, le spectacle funeste d’'etendre d`es son principe ce flu sacr'e qui enflamme tous les esprits amis de la libert'e conquise peut-^etre par la classe la plus indigente, celle qui demande avec plus d’instance et de justice une diminution dans le prix du pain… D’un c^ot'e la foule qui se presse dans la place et qui se grossit dans cet instant o`u vous vous occupez… de l’autre une d'eputation nombreuse qu’on annonce venir `a l’H^otel-de-Ville de la part des habitants des fauxbourgs St. Antoine et St. Marceau.

2

Там же, стр. 258.

Относительно же безработицы в виде немедленной помощи возможен оказался, по-видимому, лишь усиленный прием в благотворительные мастерские, открытые на Монмартре еще в мае правительством Людовика XVI для помощи безработным, а кризис свирепствовал во всю силу. Все показания, идущие как от друзей, так и от врагов революции, сходятся на признании того факта, что 1789 год (и особенно с весны) был годом бедственным для промышленности и торговли. Ремесленные заведения закрывались, другие сокращали наполовину, а иной раз и больше, штат служащих. «Недостаточная деятельность в торговле и ремеслах, затруднения в финансах, необеспеченность частных капиталов и особенно недостаток доброй воли и доверия со стороны людей, сожалеющих о прежних злоупотреблениях, которыми они одни пользовались, — все это соединилось, чтобы отнять (у рабочих и ремесленников) средства и даже надежду обеспечить свое существование работой. Нищета, этот бич общества, который является результатом и карой дурного управления, — вот что было в момент революции единственным ресурсом, остававшимся еще безработным рабочим», — говорит один современник событий [3] , и эти резюмирующие слова единогласно подтверждаются всеми другими показаниями. Торговый и промышленный кризис свирепствовал уже в 1788 г., и промышленные круги приписывали его тогда главным образом невыгодному для целой массы отраслей индустрии торговому договору с Англией (1786 г.). Революция повлияла на сокращение количества звонкой монеты, нанесла сначала удар частному и государственному кредиту, наконец, неурожайный год уже с зимы 1788/89 г. гнал и гнал непрерывным потоком в Париж бездомные и голодные массы, которые устремлялись в столицу только вследствие полнейшей невозможности найти хоть какой-нибудь заработок в деревне. Начавшаяся летом эмиграция выбросила на улицу безработных новой категории — домашнюю прислугу, и, кроме того, бесспорно, индустрия, занятая предметами роскоши, довольно сильно пострадала от эмиграции, хотя современники страшно преувеличивали и обобщали это явление, — и делали это не только контрреволюционеры, которые со злорадством обвиняли революцию в разорении рабочего класса, но и искренние друзья нового режима, доходившие (еще перед взятием Бастилии) до требования суровых наказаний для всех покидающих Париж, и именно ради борьбы с безработицей [4] . В дальнейшем изложении общая картина кризиса будет становиться постепенно все полнее и полнее, ибо это фон, на котором развертываются описываемые тут явления и возникают анализируемые тенденции и идеи. Уже наперед скажем, что кризис этот в 1789 г. представляется несравненно более сильным, нежели в 1790 г., и, особенно, нежели в 1791 г., особенно если, соблюдая хронологические рамки предлагаемой пока работы, оставить вне поля зрения последние месяцы 1791 г.

3

Нац. арх. AD. XIII-13. M'emoire sur la n'ecessit'e d’entreprendre de grands travaux… etc.

4

Ср. приложение III к этой книге.

Но 1789 год был необычайно тяжел. «Вот до чего мы теперь дошли, — жаловался в середине августа видный журналист революционного лагеря Лустало в своей газете, — мануфактуры приостановили работу, так как купец потерял покупателей», богач нанимает меньше слуг, на которых он смотрит, как на своих естественных врагов, должник легче уклоняется от своих обязательств, ибо суды бездействуют [5] , и вообще «число нуждающихся… внезапно увеличилось до пугающих размеров». Газета Лустало была единственной, сколько-нибудь внимательно и серьезно следившей за рабочими волнениями, и нам придется еще не раз ее цитировать. Тревожный тон Лустало объясняется именно тем, что как раз, когда эти слова писались, в столице с беспокойством следили за брожением среди рабочих, не прекращавшимся в течение всего августа 1789 г.

5

Les R'evolutions de Paris, 1789, № VI.

В ночь на 4 августа последовала принципиальная отмена привилегий, и сейчас же «все поднялось против привилегии мастеров», против «тирании» цехов, как тогда часто выражались [6] . Сейчас увидим, что это свидетельство Бальи нуждается в поправках. Рабочие портняжного цеха, вступивши между собой в соглашение, потребовали увеличения заработной платы, а также воспрещения старьевщикам изготовлять новое платье, отказываясь в противном случае работать. Случилось это 18 августа (1789 г.). Мэр Бальи счел долгом вмешаться, призвал забастовщиков и пытался увещаниями подействовать на них; когда же они, невзирая на это, все-таки устроили сборище, причем собралось их около 3 тысяч человек [7] , то Бальи обратился к начальнику национальной гвардии Лафайету, и перед вооруженной силой сборище рассеялось [8] . Тем не менее, по показанию Бальи, подтверждаемому и другими свидетелями, стачки и волнения рабочих еще и еще возобновлялись в этот период.

6

Вот что говорит об этом в своих мемуарах мэр Парижа Бальи:… l’effet des d'ecrets du 4 Ao^ut se fit sentir particuli`erement dans les corps et m'etiers; tout se souleva contre les privil`eges des ma^itres. (Bailly. M'emoires, t. II. Paris, 1822, стр. 275).

7

Показание газеты Les R'evolutions de Paris, номер от 16–22 августа, 1789 г.

8

Bailly. Цит. соч., т. II, стр. 276: Aujourd’hui les garcons tailleurs, par une d'eclaration concert'ee, refus`erent de travailler si l’on n’augmentait pas le prix de leur journ'ee. Tous d’accord, c’est un moyen bien simple de faire la loi… etc., etc.

В тот же день, 18 августа, волновались не только портные, но и подмастерья парикмахеров. На Елисейских полях и на Луврской площади собрались толпы забастовщиков. Портные решили потребовать установления минимальной платы в 40 су за рабочий день, причем было постановлено «позорно изгнать» из своей корпорации нарушителей стачки. Парикмахеры же выставили, насколько можно судить по очень скудным данным, гораздо более скромные требования: они просто решили ничего не платить клерку бюро их цеха, который взимал с них большую плату при определении их на место [9] . Цехи были явно предназначены к скорому и полному уничтожению; немудрено, что поборы такого рода должны были теперь показаться невыносимыми. Патруль напал на сборище парикмахеров [10] , которые оказали сопротивление, и один из них был ранен офицером. Тогда сборище — от полутора до двух тысяч человек — двинулось к ратуше, но войска их рассеяли, а депутация из 40 парикмахеров была пропущена в ратушу, где и подала петицию об увольнении клерка бюро. Что касается до портных, то к изложению фактов у Бальи надо еще добавить, что есть известие, будто в конце концов хозяева согласились исполнить требования рабочих, т. е. платить им по 40 су в день (вместо 30 су), и в случае поштучной оплаты — 6 ливров за полный костюм (вместо 3 ливров 10 су) [11] . Мало того, эта стачка портных для нас интересна своим двойственным характером: второе требование, выдвинутое стачечниками, заключалось в том, чтобы старьевщикам-лоскутникам было воспрещено изготовлять новые платья, так как они слишком дешево берут за это.

9

При получении места служащий должен был платить за особый билет — 20 су, а кроме того, клерк бюро парикмахерского цеха взимал в свою пользу от 3 до 6 ливров.

10

Нац. библ. Lb. ⁸⁹ 2293. Du r`egne de Louis XVI. A Paris, [1789], стр. 128.

11

Там же.

Первое требование есть типичное проявление борьбы представителей наемного труда с хозяевами предприятий, второе — выросло на почве представлений и понятий, вполне естественных после долгого господства цехового строя. Цехи фактически уже были сломаны и обессилены, и хотя юридически отмена их последовала лишь в марте 1791 г., но уже после взятия Бастилии все их бесчисленные жалобы на нарушение статутов, на незаконную конкуренцию и т. д. оставались совершенно без всякого действия. И рабочие там, где это было им нужно (как мы только что видели на примере парикмахеров), первые решительно боролись против пережитков цехового строя. Но в данном случае, по их мнению, их интересы совпали с интересами хозяев (т. е. владельцев портняжных мастерских), которым в высшей степени важно было устранить конкуренцию старьевщиков. И до какой степени второе требование, обращаемое к властям, было для хозяев существеннее, нежели первое требование, обращаемое к ним самими рабочими, явствует из того, что когда забастовщики решили отправить в ратушу депутацию с изложением своих требований, то из 20 лиц, участвовавших в ней, ровно половина, 10 человек, оказались хозяевами. По этому поводу единственная газета, внимательно следившая за стачками, высказала тогда же догадку, что хозяева сами как-то заинтересованы в этом движении [12] . В связи с этим, быть может, и стоит известие, будто хозяева согласились на удовлетворение первого требования — об увеличении заработной платы; они могли поставить это согласие в зависимость от того, чем окончится второе домогательство — о воспрещении старьевщикам изготовлять и продавать новое платье. Это второе домогательство ни к чему, конечно, не привело: оно слишком шло в разрез с общей политикой нового режима, направленной против всяких искусственных стеснений в области промышленности и торговли, и об этой просьбе уже цитированная нами газета говорила: «… elle heurte les opinions du jour» [13] . До конца августа портные не успокаивались окончательно, и уже ничего не слышно о готовности хозяев пойти на уступки по первому пункту.

12

Les R'evolutions de Paris, номер от 16–22 августа 1789 г., стр. 15:… et dans ce moment ils envoyents vingt d'eput'es `a la ville, dont dix sont ma^itres-tailleurs, ce qui feroit croire que ceux-ci ont quelque int'er^et au motif qui rassemble leurs ouvriers.

13

Там же.