Сочинения в двух томах. Том 2

У Макиавелли есть высказывание относительно завоеваний Александра Великого, и данное высказывание, я думаю, можно считать одной из тех вечных политических истин, которых не могут изменить ни время, ни случайные обстоятельства. Может показаться странным, говорит этот политик, что преемники Александра смогли так мирно обладать столь поспешно завоеванными им владениями и что персы на протяжении всего периода потрясений и гражданских войн в Греции ни разу не предприняли даже малейшей попытки восстановить их прежнюю независимую систему правления. Чтобы удовлетворительно решить вопрос о причине этого замечательного явления, нам следует учесть, что монарх может управлять подданными посредством двух различных способов. Он может последовать принципам восточных правителей и сделать свою власть столь обширной, чтобы среди его подданных не оставалось никаких различий по рангу, кроме тех, которые непосредственно берут свое начало от него, никаких преимуществ, связанных с происхождением, никаких наследственных почестей и владе-

ний—словом, никакого признания среди людей, за исключением того, которое проистекает от доверенных правителем полномочий. Или же монарх может осуществлять свою власть более мягким способом наподобие европейских правителей и оставлять иные источники почестей, кроме собственного благоволения и благосклонности: происхождение, титулы, владения, мужество, честность, знание или же большие и свидетельствующие об удаче достижения. При системах правления первого рода после завоевания никогда не предоставляется возможность сбросить ярмо, ибо среди народа никто не пользуется таким признанием и не обладает таким авторитетом, которые необходимы для того, чтобы приступить к подобного рода предприятию. В то же время при системах правления второго рода малейшая неудача или проявление несогласия среди победителей побуждают взяться за оружие побежденных, у которых есть вожди, готовые вдохновить их и вести на любое дело *.

Я принял на веру предположение Макиавелли, согласно которому древние персы не имели знати, хотя есть основания подозревать, что флорентийский секретарь, лучше, по-видимому, знакомый с римскими, нежели с греческими, авторами, ошибался в этом. Более древние персы, чьи обычаи описаны Ксенофонтом, были свободными людьми и имели знать. Их 'o|i'oxi}ioi были сохранены даже после расширения их завоеваний и последующего изменения государственного строя. Арриан упоминает об их существовании во времена Дария (De exped. Alex., lib. II, 11). Историки также часто говорят об их управляющих как о людях той или иной [знатной] фамилии. Ткгран, командовавший мидянами во времена Ксеркса, принадлежал к роду Ахемена (Herod., lib. VII, cap. 62). Арташас, руководивший строительством канала вокруг горы Атос, был представителем той же фамилии (Id., cap. 117). Мегабиз был одним из семи знаменитых персов, организовавших заговор против магов. Его сын, Зопир, входил в высшее командование во времена Дария и принес ему Вавилон. Его внук, Мегабиз, командовал армией, разбитой под Марафоном. Его правнук, Зопир, был также знаменит и выслан из Персии (Herod., lib. Ill, 160; Thuc., lib. I, 105). Росакес, командовавший армией в Египте во времена Артаксеркса, также происходил от одного из семи заговорщиков (Diod. Sic., lib. XVI, 47). Агесилай, желая, по Ксенофонту (Hist. Graec., lib. IV, 1), супружества своего союзника царя Котиса и дочери Спифридата, высокопоставленного перса, перешедшего к нему, первым делом спрашивает у Котиса, к какой фамилии принадлежит Спифридат. Котис отвечает, что эта фамилия одна из наиболее знатных в Персии. Арией отказался от суверенитета над десятью тысячами греков, предложенного ему Клеархом, считая это ниже своего достоинства и сказав, что [даже] столько же благородных персов никогда не вынесли бы его правления (Id. De exped., lib. II). Некоторые из фамилий, ведущих происхождение от семи упомянутых выше персов, сохранялись при всех преемниках Александра, и Митридат, живший во времена Антиоха, ведет, по словам Полибия, свое происхождение от одного из них (lib. V, cap. 43). Артабаз был уважаем, как говорит

Таково рассуждение Макиавелли, которое представляется основательным и убедительным; жаль только, что он смешал ложь с истиной, утверждая, что монархии, управляемые в соответствии с восточной политикой, хотя их легче держать в подчинении, когда они покорены, все же труднее всего покорить, поскольку в них не может быть ни одного могущественного подданного, недовольство и интриги которого могут облегчить действия вражеской армии. Ибо, кроме того, что такое тираническое правление ослабляет мужество людей и делает их безразличными к судьбам своего властелина, кроме этого, говорю я, мы обнаруживаем из опыта, что даже временная и преходящая власть военачальников и правителей, которая при такой системе правления в пределах своей сферы всегда столь же абсолютна, как и власть самого государя, способна у варваров, приученных к слепому повиновению, вызвать самые опасные и роковые революции. Так что во всех отношениях предпочтительнее умеренное правление, которое дает наибольшую безопасность как государю, так и подданному.

Вследствие этого законодатели не должны доверять будущее управление государством только случаю; им следует обеспечить систему законов для регулирования управления общественными делами для самых далеких потомков. Следствия всегда будут соответствовать причинам, и мудрые правила в любом государстве являются самым ценным наследством, которое можно оставить будущим столетиям. В самом маленьком учреждении или суде установленные формы и методы, при помощи которых должны вестись дела, оказываются значительным препятствием для естественной порочности людей. Почему же нельзя сделать подобного же вывода в отношении

Арриан, ev тоiq ярсотоц Перстсоу., lib. III, 23. И когда Александр женил в один день 80 своих военачальников на персидских женщинах, он, очевидно, стремился породнить македонян с самыми известными персидскими семействами (Id., lib. VII, 4 ). По словам Диодора Сицилийского, они принадлежали к самым знатным фамилиям в Персии (lib. XVII, 107). Персидское государство было деспотическим и во многом управлявшимся по восточному типу, но дело при этом не дошло до искоренения всей знати и смешения всех рангов и порядков. Люди, сохранившие значимость, а также их семейства имели вес и сами по себе, независимо от их служебных обязанностей и поручений. И причины столь легкого покорения их македонянами иного рода, их нетрудно отыскать у историков, хотя надо признать, что сами по себе рассуждения Макиавелли правильны, как бы ни была сомнительна их применимость к настоящему случаю¹⁸.

общественных дел? И можем ли мы приписать устойчивость и мудрость венецианского правления в течение столь многих веков чему-либо, кроме его формы? И разве трудно указать на те недостатки в первоначальном устройстве государства, которые породили беспорядочные системы правления в Афинах и Риме и наконец привели к гибели этих двух знаменитых республик? И дело так мало зависит от склонностей и образования определенных людей, что в одной и той же республике одни и те же люди могут управлять одной частью мудро, а другой очень плохо просто из-за различия форм и институтов, при помощи которых осуществляется управление этими частями. Историки сообщают нам, что именно так случилось, например, с Генуей. Ибо, в то время как государство постоянно лихорадило из-за бунтов, буйства и беспорядков, банк Св. Георгия¹⁹, властвовавший над значительной частью населения, в течение нескольких веков вел свои дела с исключительной честностью и мудростью ²⁰⁷.

Периоды величайшего подъема патриотизма не всегда отличаются наивысшим развитием добродетели у людей. Хорошие законы могут порождать порядок и умеренность в государстве, где манеры и обычаи не воспитали достаточно человеколюбия или справедливости в характерах людей. Самым блестящим периодом истории Рима с политической точки зрения был период между началом первой и концом последней Пунической войны; должное равновесие между знатью и народом было тогда установлено благодаря соперничеству трибунов и еще не потеряно из-за больших размеров завоеваний. Однако в это же время ужасный обычай отравления был столь распространен, что в течение только части своего срока полномочий один из преторов приговорил к смертной казни за указанное преступление более трех тысяч ²⁰⁸ человек в одной части Италии и обнаружил, что присылаемые ему сообщения об отравлениях все еще продолжали умножаться. Существует

подобный или даже еще худший пример ²⁰⁹ из более раннего периода республики. Столь порочны в личной жизни были эти люди, которыми мы так восхищаемся в историческом плане. Я не сомневаюсь в том, что они в действительности были более добродетельны во времена триумвиратов, когда они разрывали свою общую родину на части и сеяли смерть и опустошение по лицу земли только ради того, чтобы одного тирана заменить другим ²¹⁰.

Следовательно, мы обнаруживаем здесь достаточно стимулов для того, чтобы с величайшим рвением поддерживать в каждом свободном государстве те формы и институты, при помощи которых обеспечивается свобода, принимается во внимание общественное благо, а жадность и честолюбие отдельных личностей ограничиваются и наказуются. Ничто так не делает чести человеческой природе, как свидетельство того, что она чувствительна к столь благородному аффекту, и в то же время ничто не может служить более убедительным доказательством низости души какого-либо человека, чем проявление того, что он лишен этого аффекта. Человек, который любит только себя, не уважая ни дружбы, ни заслуг, заслуживает самого сурового порицания; а человек, который восприимчив только к дружбе и в котором отсутствует патриотизм или уважение к обществу, лишен самой существенной стороны добродетели.

Но это такая тема, которую в данный момент мы не будем дальше обсуждать. У обеих сторон есть достаточное число фанатичных приверженцев, которые подогревают страсти своих сторонников и под предлогом общественного блага преследуют интересы и цели своих частных фракций. Со своей стороны я всегда буду больше рад содействовать умеренности, чем крайнему рвению, хотя, возможно, самым надежным способом вызвать умеренность в каждой партии является разжигание нашего рвения в отношении интересов народа. Давайте поэтому постараемся, если только это возможно, извлечь из предшествующего учения урок умеренности в отношении тех партий, на которые наша страна ныне ²⁴ разделена; в то же время не допустим, чтобы эта умеренность ослабила

то усердие и ту страстность, с которой каждый отдельный человек должен стремиться к благу своей страны.

Те, кто либо нападают на какого-нибудь министра, либо защищают его при такой системе правления, как наша, где допускается наибольшая свобода, всегда доводят дело до крайностей и преувеличивают перед обществом достоинства или недостатки этого человека. Его враги, конечно, обвиняют его в самых тяжких преступлениях в области как внутренних, так и внешних дел; и нет такой гнусности или преступления, на которое, по их мнению, он не был бы способен. Ему приписываются ненужные войны, скандальные договоры, расточение государственных средств, гнетущие налоги, всевозможные ошибки в управлении. Чтобы усилить обвинения, заявляют, что его вредное руководство распространяет свое гибельное влияние даже на потомство, подрывая самый лучший в мире порядок и дезорганизуя ту мудрую систему законов, институтов и обычаев, при помощи которой нашими предками так счастливо управляли в течение столь многих столетий. Он не только сам по себе оказался плохим министром, но и отменил все меры предосторожности, направленные против плохих министров в будущем.