Социалистический реализм
Шрифт:
– Не всё, – обиделся Влад. – Удостоверение похоже на подлинное. Больше без экспертизы не скажешь. Снаряжение в отличном состоянии. Насколько могу судить, соответствует концу тридцатых годов. Анахронизмов не замечено. Что отметает версию реконструкторов или сумасшедших, что те, что те что-нибудь бы прозевали. Версия розыгрыша маловероятна. Слишком тщательно подготовлено. Соответственно, очень дорого. Чтобы разыграть четырех идиотов столько денег никто не вбухает. Это говорит о правдивости показаний. Кроме того, при возникновении угрозы жизни участницы, группа приложила максимум усилий для спуска, но из роли не вышла. Жертвовать своим человеком ради
– А что тогда 'фиг знает'?
– А всё. Экспертизу провести не могу. А психи бывают абсолютно непредсказуемые. Так что нужны дополнительные данные.
– Могу подбросить, – отозвался из палатки Санек, – медикаментозное лечение пациентки дает поразительные результаты. Девушка еще кэхать должна и без памяти валяться. А она явно подумывает, начать прямо сейчас с Лешкой целоваться или сначала его в ЗАГС затащить.
Из палатки послышалась какая-то возня, после чего док довольно сообщил:
– Что и требовалось доказать. Уже дерется.
– Имеем еще одно косвенное доказательство, – зафиксировал Влад. – Кто еще скажет?
– Ледовая обстановка, – бросил Лешка, высунув из палатки голову. – И стенка на перевале. В последние годы ледники активно тают. Стена – из-за разницы толщины ледового покрова. И лед перемороженный – из глубины он.
– Да? – усомнился Влад. – Считал, что это относится только к нижней части.
– Леха прав, – подтвердил Егор. – Либо всё, либо ничего. Везде тает. Заодно имеем немного подробностей. Перенос не людей, а территорий. Одну границу и момент.
– Момент – появление стенки, – уточнил Лешка. – Во время непогоды.
– Не во время, – уточнил Егор, – перед! И буран из-за переноса! Разница температур и давлений сыграла. Так что в ночь на 22 июня. Между двумя и четырьмя часами утра. Блин!
– Ты чего? – спросил Санёк.
– Четыре утра! Двадцать второго июня сорок первого года! – Егор обвел взглядом помертвевшие лица своих современников, уже все понявших, посмотрел на недоумевающих 'предков' и закончил. – Война! С немцами!
– Как война? – Усольцев оторвался от созерцания Егоровского паспорта. – У нас же пакт!
– Срали они на пакт, – пробурчал Влад. – Напали без объявления войны, и вся недолга. Мы победили, но такой кровью…
– Погоди, – сказал Лешка, – еще не вечер. Перенеслась территория. А какая? Киргизия? Памир? Одно ущелье? Весь Советский Союз? Если весь Союз перенесся, а Гитлер остался в прошлом, так и не будет войны.
– А если один Китай? – спросил Санёк.
– Тогда всем кранты, – отозвался Егор. – За пару дней прибьют япошек, потом за неделю раздолбят Гитлера, англичан и американцев. И нас за компанию. И будет сплошная узкоглазая гегемония.
– Вы, товарищи, думаете, – спросил Сергей, – что подобный перенос осуществляется по государственным границам?
– Да ни хрена мы не думаем, – буркнул Лешка. – В наше время физика еще даже не задумывалась об этом.
– Не, физика времени существует, – поправил Егор.
– Да? И что ты о ней думаешь? – ехидно спросил Лешка.
– То же, что и ты. К возникшей ситуации отношения не имеет, – Егор вздохнул. – Вопрос в другом. Что делать? Куды бечь?
– А нет вопроса, – остудил доктор начавшую зарождаться дискуссию. – Наталью, хоть и оклемывается, спускать надо. Втроем это хреново…
– Тогда и думать не о чем. Валим вниз. За полдня тысчонку сбросим. Завтра, если темп не потеряем, выйдем к людям. Там и разберемся, что и как. Либо в Киргизию попадем,
либо в Союз. Или еще куда. Сейчас, сколько не гадай, толку – ноль.– Поддерживаю, – сказал Усольцев. – Наталью вернете?
– Как док скажет, – махнул рукой Егор.
– Запретить не могу, – прикинул Санёк, – но нежелательно. У Лешки на спине намного комфортнее. И приятней. Силы больной еще пригодятся.
– Врачи во все времена – известные перестраховщики, – усмехнулся Сергей, – но не выполнять их указания себе дороже. Передаю тебя, Наталья, в жестокие руки эскулапов будущего. Хоть выспишься на скаку…
Восточная Пруссия.
Ганс Нойнер, гауптштурмфюрер СС, дивизия 'Мертвая голова'
В неподвижном воздухе висели запахи сгоревшего пороха и солярки, горелого железа и тряпок, свежей крови и прелой листвы и самый паршивый из всех запахов – запах смерти. Ганс, в отсыревшей от росы и висящей в воздухе влаги одежде, не выспавшийся, хмурый и злой потрошил штык-ножом банку мясных консервов из сухпайка. Ночка и утро выдались беспокойными, поляки опять пытались прощупать оборону своими 'ночными дьяволами', но сейчас вроде бы всё стихло – самое время перекусить. Сидящий рядом связист, молча протянул Гансу наушники. В ответ на немой вопрос, мотнул головой в сторону расположения основных сил батальона. Понятно – комбат Кнохляйн. Может быть узнал что-то новое и спешит поделиться? Продолжая грызть галету, Ганс снял каску и натянул на голову наушники.
– Как там у тебя? – голос Кнохляйна звучал как-то необычно равнодушно, словно по-необходимости. Что интересно произошло, что Фриц такой странно разговаривает? Поляки захватили Кёниг?
– Да нормально всё, как отбили последнюю атаку, так больше никого и не видно. Похоже, пшеки утихомирились. Даже их артиллерия замолчала.
– Угу. Scheisse! Что за ерунда со связью, опять поляки свою 'свиристелку' включили? Хруст такой, что слова еле слышно!
– Это не помехи, это я галету грызть пытаюсь.
– Arschloch ты все-таки, Ганс. Потерпеть не мог, грызун? Я уже собирался связистам уши надрать за плохое состояние аппаратуры и наверх сообщать о готовящемся польском наступлении, – похоже, Фриц все-таки слегка развеселился.
– Ну, так надери, лишним не будет, а я со вчерашнего дня не жрал и теперь не дают. Что сказать-то хотел?
– Двадцать седьмой полк подошел, скоро нас сменят – смотри, чтоб твои ребята по ним не врезали сгоряча. И кончай жрать, мать твою, когда с тобой командир разговаривает! – наконец-то командир стал похож на себя, улыбнулся Ганс.
– Угу, принято. Отбой.
Отложив наушники, Ганс снова взялся за банку консервов – война войной, а кушать-то хочется! А возникающие проблемы можно решать и за едой.
– Куно! – за спиной тут же послышалось негромкое шуршание листвы. Когда шуршание смолкло, Ганс, ненадолго оторвавшись от еды, продолжил.- Обойди все взвода и предупреди, что скоро нас сменят армейцы – пусть смотрят повнимательней, чтобы под их видом польские диверсанты не пролезли.
Шуршание стало удаляться. Ганс дочистил банку, аккуратно закинул ее в специально вырытую ямку в стенке окопа. Пленные говорили, что имеющиеся у противника приборы позволяют засечь любую железяку, да и на тепло реагируют. Так что теперь окопы специально перекрывали жердями и засыпали землей, а найти валяющеюся рядом с укреплением железку стало вообще нереально.