Социология вещей (сборник статей)
Шрифт:
Прежде всего, проанализируем, какое значение трейдеры придают тому, что они называют «занять позицию» (taking a position): открыть счет, купив или продав одну валюту по цене другой, которой они затем будут придерживаться в торговле с длинными (купили больше, чем продали), короткими (продали больше, чем купили) или ровными позициями. Для нас же важно, что, занимая ту или иную позицию, трейдеры говорят, что они становятся частью рынка («если ты занял позицию, ты стал частью рынка»). И только тогда у них по является «интерес к нему» и (если использовать терминологию Шюца) они «погружаются в него» (leap into it); переходят от бытия «вовне» к бытию «внутри». Будучи «внутри рынка» (in the market), трейдеры воспринимают мир с позиций его составной части. Как заметил один участник рынка, «пока ты не займешь свою первую позицию и будешь, пытаясь заснуть, вновь и вновь просыпаться, ощущая близость возможных потерь, ты никогда не узнаешь, сможешь ли ты победить» (Abolafi a 1998). Легко можно поддержать точку зрения о том, что занятие позиции в торговле является буквально процессом принятия роли, который имел в виду Мид, говоря о принятии позиции обобщенного или конкретного другого (generalized or specific other). Конечно, рынок – это обобщенный, коллективный другой. Быть в центре рынка, покупать или продавать определенную валюту, избегая потерь и пытаясь заработать на этом, – вот что заставляет трейдеров наблюдать и реконструировать стратегии других,
Торгуя, я стараюсь выяснить, что вредно для рынка и чем он может на вредить мне… как позиционирован рынок.… Если у меня длинная позиция… и у всех длинные доллары, а доллар не хочет подниматься, то затем доллар пой дет вниз. Потому что, если потом кто-нибудь будет продавать доллары, тот, кто их купит, не захочет их держать у себя и тоже будет продавать. Но у него уже много долларов, которые он тоже хочет сейчас продать. Затем начинается бес порядочное, ускоряющееся движение, которое становится возможным, только когда масса людей совершает ошибку. И тогда я стараюсь представить, что же вредит рынку, стараюсь нащупать свой путь среди этих плохих сценариев и со ответствующим образом защитить свой портфель от рисков.
Формулируя это высказывание в терминах Мида, можно сказать, что трейдер усваивает позицию рынка на основе собственной позиции на нем, наблюдая за другими и анализируя, что же они могут предпринять такого, что породит «вредоносный рынок» (hurting market) (падающий и, возможно, полностью обваливающийся (falling and failing)), и затем действует в соответствии со своими наблюдениями. В формуле Мида также содержится момент рефлексивной петли (reflexive loop): в ситуации межличностного взаимодействия другой усваивает позицию субъекта и соответствующим образом анализирует ситуацию и собственные действия. Такое разнообразие межсубъектных отношений существует и на рынке: другие анализируют позицию трейдера на основе любых проявлений его действий или же пытаются представить его вклад в движения рынка, ассимилируя его в позиции воображаемого обобщенного другого. Можно упомянуть, что Мид подходил к этой ситуации как к проблеме когнитивной рефлексивности (cognitive reflexivity) (Wiley 1994: 112). Однако трейдеры часто утверждают, что они «чутьем нащупывают» себе дорогу на рынке, действуя скорее опытным путем. Это больше соотносится с пониманием другого как эмоционального зеркала (emotional mirror) (в трактовке Ч. Кули), это процесс вменения «ощущений», испытываемых участниками рынка. В качестве иллюстрации приведем слова главного опционного трейдера об этом ощущении рынка (своего рода способности распознавания модели рынка (pattern recognition capacity), построенной на его длительном «знании»):
Ты – часть рынка, ты замечаешь его малейшие движения, замечаешь, когда рынок становится ненадежным, когда он становится беспокойным, замечаешь появление высокого спроса. Замечаешь также, что спрос значительно превышает предложение. Все это формирует ощущение рынка. Когда у вас появляется это ощущение (что происходит далеко не у всех), появляется способность чувствовать и понимать рынок…
Если кто-то ощущает рынок, он может прогнозировать его поведение и действовать соответствующим образом. Если же ты вне рынка, этого ощущения рынка у тебя нет, и вернуть его крайне сложно.
Обратите внимание, что эмоциональная основа такого рода межсубъектных отношений с рынком закрепилась и в словаре трейдеров. Как заметил, один из них в Цюрихе, многие термины связаны «в основе своей с сексом (во многих случаях анальным) и насилием». Вот примеры:
Меня достали, нагнули, затрахали, изнасиловали, убили…
Интересная особенность этого словаря заключается в том, что насилие (assoult), сопряженное с торговлей, изображается как телесное насилие. Для И. Гофмана было очевидным, что мы можем «участвовать в ситуациях, только если привносим в них свои тела и связанные с ними вещи (accoutrements)», он считал, что оснащение (equipment) так же чувствительно к физическим оскорблениям, сексуальным домогательствам и т. д., поскольку инструментальные средства привносятся другими вместе с их телами (Goffman 1983: 4). Трейдеры воспринимают свое существование на рынке как «обнажение» и «попадание в уязвимую позицию» (exposures and vulnerabilities). Помимо указания на экономическую угрозу, этот словарь передает и эмоциональную связь трейдеров с рынком. Участники рынка оказываются внутренне включенными в реальность своих экранов, они телесно связаны с другими участниками, воспринимаемыми как анонимные другие. Они ощущают угрозу, связанную с межличностными отношениями, как посягательство на собственное тело. Один из способов понять эту физически ощущаемую связанность – еще раз вернуться к конкретной атмосфере рабочего места трейдера. С помощью своего лица и фронтальной части тела они переориентируют значительную часть всех своих органов чувств и телесных реакций на «жизненную форму» (lifeform) рынка (термин трейдеров) – на его мерцающее, завораживающее присутствие на экранах, его постоянные голосовые запросы (звонок телефона, голос брокера), его порою весьма возбуждающее воздействие на других трейдеров. Стремительно меняющиеся, мелькающие надписи на экранах можно сравнить с меняющимся выражением лица, а точнее – многих лиц; у каждого экрана и каждой его части свой ритм изменений, который требует особого способа раскодирования. Очевидно, что рынок сигнализирует о своих состояниях; говоря словами трейдера, которого мы цитировали выше, он может громко кричать, может становиться очень возбужденным – и все это по нему видно. Экраны не только показывают состояние рынка, но и придают ему определенное выражение (mode of expression). Трейдеры не могут перешагнуть за экран и целиком погрузиться в эту жизненную форму. Однако можно сказать, что они находятся в зоне его интимного пространства – достаточно близко, чтобы чувствовать его малейшее движение, вибрировать и колебаться вместе с ним. Здесь мы также можем представить реакции трейдера на рынок на языке описанного Мидом жестового диалога (Mead 1934: 44 и далее): это действия-отражения (reflex-like action), как в зеркале показывающие движения рынка и отвечающие на них; они возможны только в ситуации взаимной сенсорной настройки и привязки к соприсутствующему другому (co-present other).
5. Постсоциальная укорененность
Есть и другой подход к анализу социальности – через понятие укорененности (embeddedness), к которому мы сейчас и обратимся. В дискуссиях, ведущихся между коммунитаризмом и либерализмом и, на более общем уровне, в политической философии, «укорененность» означает встроенность на глубинном уровне (rootedness) и интеграцию индивида в свое сообщество (Etzioni 1993; Sandel 1982; Waltzer 1990). Наиболее детально идея укорененности операционализирована в социологии экономики, что тоже важно для данного анализа. Укорененность здесь концептуализирована относительно хозяйственного поведения акторов, которое подчинено влиянию межличностных и межорганизационных связей, пронизывающих его, и структурирующих рынки (Granovetter 1985; см. также: Portes 1995: 6; Barber 1995; DiMaggio 1994: 24).
Следуя этой концепции, многие авторы рассматривают и сам рынок с позиций сетевого подхода (White 1981; Baker, Faulker, Fisher 1998: 148 и далее; Uzzi 1997; Flingstein, Mara-Drita 1996: 14 и далее). Преимущество данной концепции заключается в том, что укорененность понимается как некая совокупность вполне осязаемых социальных связей. Однако, с нашей точки зрения, у нее есть и недостаток: она не позволяет включить в анализ понимание рынка трейдерами. Например, трейдеры считают рынок на «99,99999 процента анонимным», полагают, что он для них – «высшее существо», в отношении валютных обменов он для них – «всё». И в особенности он рассматривается как релевантная система знания, ценовое действие.Едва ли можно адекватным образом описать все эти понятия при помощи концепции сетей или сообщества, сформированного социальными отношениями.
Вспомним еще раз, каковы же поставленные нами задачи. Во-первых, обращаясь к идее укорененности, мы обращаемся также и к более коллективному уровню социальности и развитости отношений, нежели те, что рассматривались до сих пор. Во-вторых, нам необходимо понять, что этот коллективный уровень социальности основан не исключительно на отношениях между людьми. Вопрос заключается в следующем: можно ли идею укорененности распространить на глобальные сферы, где участники (в отличие от ситуации в традиционных сообществах) не ощущают физического присутствия и реакции друг друга и представляют собой анонимные совокупности (aggregates). Мы предполагаем, что временные механизмы и общая ориентированность участников на объект на экране могут составлять основу постсоциальной формы «межсубъектности» и интеграции, имеющей место на данном уровне. Проанализируем это при помощи шюцевских понятий темпоральной синхронизации (temporal synchronization).
Свою теорию интерсубъективности А. Шюц тесно связывал с телесным присутствием участников в ситуации. Однако он предложил и другую идею, которая затем стала ключевой в его концепции, – идею темпоральной координации. Как заметил один из его последователей: «Для Шюца реципрокное переплетение временных измерений – центральное звено в феномене интерсубъективности» (Zaner 1964). Шюц отметил, что «близость в пространстве» (spatial immediacy) сопровождается и «близостью во времени» (temporal immediacy). Он пришел к выводу, что близость во времени позволяет одному индивиду признавать опыт другого (например, наблюдение за полетом птицы) и воспринимать его переживания как происходящие одновременно с его собственным опытом. Шюц предложил несколько формулировок темпоральной координации «фаз сознания»: он говорил о «синхронизации двух внутренних потоков длительности» и о том, что во время такой синхронизации «мы вместе становимся старше» (we are growing older together) (Schutz 1964. Vol. II: 24–26).
Для нас важно то, что, рассуждая о темпоральной координации, Шюц от казался от всяких попыток поместить в основу феномена социальной связанности (social relatedness) идею общего (идентичного) опыта или любое реальное понимание мыслей других. Взамен он оставил субъекта таким, каков он есть, представив другого тоже как человека «здесь и сейчас», который занят тем же событием, что и субъект. Что же превращает этот опыт в «Мы-отношения» (We-relation) как он их называл? Это одновременность (contemporaneousness) протекания события, переживание его одним индивидом и свидетельство того, что внимание другого также направлено на это событие: «По скольку во время полета птицы мы вместе становились старше и поскольку мои наблюдения свидетельствуют о том, что ты тоже следил за этим событием, я могу сказать, что мы вместе видели птицу в полете» (Ibid.: 25).
Чтобы проиллюстрировать это на примере финансовых рынков, начнем с вопроса о том, о каких «одинаковых событиях» можно сказать, что наблюдение за ними на глобальном уровне так же ведет к возникновению отношений, что и наблюдение за событиями в ситуации непосредственной коммуникации. Мы утверждаем, что такие события передаются на экраны посредством явлений, создаваемых знанием (knowledgecreated phenomena), а также вместе с содержанием дополнительных каналов (информации), на которые ориентируются трейдеры. Иными словами, «птица», за которой вместе наблюдают трейдеры, – это рынок в том виде, как он представлен в тождественных формах (ценовые действия, анализ рынка, новые описания и т. д., сообщаемая глобальными поставщиками информация), формах, накладывающихся друг на друга (информация, передаваемая по сетям личных знакомств) и скоординированных на множестве окон и каналов, к которым привязаны (attached) участники рынка. В этих окнах и каналах «один и тот же» рынок громко заявляет о себе; он говорит с участниками и требует от них постоянного внимания – и действий.
Рассмотрим теперь вторую особенность шюцевского «Мы-отношения» – темпоральную координацию (см. также: Zerubavel 1981). Во-первых, трейдеры, продавцы и прочие акторы на торговых площадках, находящихся в пределах одной временной зоны, объединены общностью времени. Они видят рынок, когда он появляется перед ними утром, смотрят, как он выстраивается днем, наблюдают за ним практически непрерывно, синхронно и непосредственно в течение своего рабочего дня (начиная с момента пробуждения) [242] . Здесь важны все три аспекта: синхронность (synchronicity), предполагающая, что трейдеры и продавцы наблюдают за одними и теми же событиями на рынке в один и тот же период времени; непрерывность (continuity), означающая, что они наблюдают за рынком практически неотрывно, обедая прямо за своим рабочим столом и прося кого-нибудь посмотреть за экраном, если им приходится отойти; наконец, близость во времени, означающая непосредственную доступность в реальном времени рыночных трансакций и информации для участников рынка, находящихся в рамках соответствующих институциональных торговых сетей. Местные новости поступают на экраны незамедлительно («вживую»), информация об ожидаемых событиях (например, объявление экономических показателей) – в установленное время или с минимально возможной задержкой. Трейдеры, инвесторы и прочие акторы пытаются первыми узнать о новых тенденциях, однако эти усилия скорее укрепляют, нежели расшатывают ситуацию общности времени, в которой они существуют по отношению к рынку.
242
Как полагает Д. Харви, характерной особенностью всей современности и процесса постиндустриализации является «сжатие времени» (time-compression) (Harvey 1989: 2399–259). Аналогичное предположение выдвигалось М. МакЛюэном: электричество формирует глобальную сеть коммуникации, позволяющую нам воспринимать и переживать события, передаваемые средствами массовой информации, практически одновременно, как если бы у нас была единая центральная нервная система (McLuhan 1964: 358; см. также: Waters 1995: 35; Giddens 1990: 17–21). В отличие от других подходов, эти гипотезы пред сказывают глобальную интеграцию посредством общей культуры (с помощью передачи образцов) или сознания, а не при помощи экономических средств (Waters 1995: 33–35; Wallerstein 1974, 1980). Однако нас здесь интересует нечто гораздо менее общее по масштабу (ведь большая часть мира оказывается за пределами экранного мира трейдеров) и более микроуровневое по характеру – форма координации во времени, присутствующая во всех взаимодействиях участников рынка друг с другом и предполагающая десятки мини-механизмов их встраивания в единую временную схему.