Соцветие вечности

– Кто здесь? – послышался голос одного из охранников.

– Аро должен был предупредить вас, что мы пойдем на охоту, – ответил папа, выходя из-за угла.

– А, это новенькие? – обратился первый охранник ко второму. – Проходите, чего вы там застряли?

Мама подтолкнула меня в спину, чтобы я шла первой, и сама тут же последовала за мной. Когда мы поравнялись с охранниками, папа кивнул мне, чтобы я не останавливалась, и в этот момент один из клана Вольтури, охраняющий вход, произнес:

– Там за углом есть кто-то еще, я чувствую запах! Это…

Стражник не успел договорить, папа схватил его за голову, заставляя тем самым замолчать. Мама тут же последовала его примеру и напала на второго охранника. Однако, силы были слишком не равны, и папа уже был придавлен к каменному полу огромным стражником. Науэль и Патрик не заставили себя долго ждать и уже пытались помочь маме и папе, хватая каждого из охранников, Маргарет тоже пыталась помочь. Нужно было действовать быстро, пока другие не заметили звуков борьбы, так как крики ужаса, доносящиеся из-пол земли, потихоньку стихали.

– Ренесми, уходи, быстро! – скомандовала мама, зажимая голову одного из стражников руками.

У меня не было ни малейшего желания наблюдать за этой сценой, и я не заставила себя долго ждать, бросаясь прочь. Маргарет последовала моему примеру, драться она совсем не умела, только путалась под ногами.

Оказавшись на свежем воздухе, я перевела дух, но тревога за родителей мучила мое сердце и мне тут же захотелось вернуться. Я взглянула на Маргарет, которая тоже переживала за своего возлюбленного.

Наконец, в проходе появилась мама, папа и Патрик.

– Где Науэль? – спросила я, заметив, что его среди них не было.

– Скорее, бежим! – на ходу прокричал Эдвард, хватая меня за руку и делая сильный рывок вперед.

На пустынных улицах было уже довольно темно, мы за несколько секунд миновали черту города и скрылись в ближайшем лесу, не переставая бежать.

Неожиданно папа остановился, и я, вовремя заметив это, остановилась тоже.

– Что случилось? – спросила я, наблюдая как на лице Эдварда застыло выражение растерянности и горечи.

– Науэль, он остался, чтобы задержать подоспевших охранников, которые уже закончили трапезу… Я слышал его мысли, пока он боролся, а теперь его мысли резко оборвались и пустота.

– Что это значит? – спросила я, хотя страшная догадка уже закралась в мое сознание.

– Он мертв…

========== Глава 27 “Снова дома” ==========

Мое сердце оборвалось от только что услышанного вердикта. Как такое вообще может быть? Зачем Науэль остался там, зная, что Вольтури его не пощадят? Неужели он пожертвовал собой ради того, чтобы мы смогли стать снова свободными?

– Ренесми, он действительно влюбился в тебя, – ответил на мои мысленные тирады папа. – Раньше я так сильно не ощущал этого, но когда мы оказались в Вольтерре, я постоянно читал в мыслях Науэля сожаление о том, что он предал тебя. Это его убивало сильнее, чем когда-то жившая в нем навязчивая идея отомстить нашей семье. Он постоянно терзал себя думами о том, что его ожидания не оправдались, и ему уже было не до мести. Я видел, как он страдал, и поверь, он не смог бы жить, не вернув все на свои места.

Я молча слушала отца, пытающего успокоить меня, но слезы продолжали литься из моих глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. Несмотря на то, что Науэль предал меня, предал мою семью, я не желала ему смерти. Я привязалась к этому бразильцу за время нашего тесного общения, и сейчас мне было больно от того, что его больше нет. Чувство вины за его смерть и за те слова, которые я наговорила ему, добавляли страданий моему и без того изболевшемуся сердцу. Я не могла больше думать ни о чем, я просто стояла и рыдала в голос, выплескивая все эмоции и все то горе, которое копилось в моей душе последнее время. Как будто я была вулканом, спящим несколько веков, и взорвавшимся от последнего удара, которым оказалась смерть Науэля. Я чувствовала, что вся горечь, наполнявшая меня, как жерло наполняет горячая лава, вырывалась потоками рыданий и слез.

Папа обнял меня и, ничего не говоря, просто позволил мне выплакаться на его плече. Эдвард понимал, что никакие слова ободрения и сочувствия мне сейчас не нужны.

Проплакав так неизвестно сколько времени, я наконец немного успокоилась, понимая, что если мы пробудем на одном месте еще немного, Вольтури могут нас нагнать. Подняв красные от слез глаза, я обнаружила, что вокруг нас уже столпились остальные участники побега, молча наблюдая за нами с непониманием ситуации на лицах, но боясь задавать вопросы, глядя на мои рыдания и не желая их прерывать.

– Что произошло? – спросила мама первой, подойдя к нам с тревожным видом.

– Мама, я по дороге все объясню, – продолжая всхлипывать, ответила я. – Нужно спешить.

***

В самолете, который вез нас домой в Америку, я не могла перестать думать о Науэле. Я никак не могла понять, как я к нему относилась. Да, он предал меня, заставил поверить в свою любовь, обманом влюбил в себя и нагло этим пользовался, но он все-таки осознал свою ошибку и попытался все исправить, а значит, ненависть и злость не настолько уж сильно запустили в его душу свои разрушающие корни. Я вспомнила, как весело мне было с ним проводить время, как я смеялась его наглым шуточкам, как он улыбался мне. Тогда мне казалось, что он делает это искренне. Мне было жаль Науэля, и я бы простила его, я не могла не простить. Парень смог пожертвовать своей жизнью, ради моего благополучия, и этот поступок перечеркивал все те гнусные деяния, которые он совершил.

Я представила себя на его месте. Науэль всю жизнь прожил с чувством вины за смерть матери, и с чувством ненависти к собственному отцу. У него никогда не было полноценной семьи, у него вообще никого не было, кроме одной единственной тети, которую он же и обратил в вампира против ее воли, едва успев появиться на свет и отползти от тела матери. У меня же было все, о чем только может мечтать ребенок: кровные родители, любящие свое дитя до безумия, материальный достаток, две бабушки и два дедушки, сдувающие с меня пылинки и куча дядей и тетей, души во мне не чающие, у меня даже была возможность жить обычной человеческой жизнью, благодаря устоям и моральным принципам моей семьи, потому что меня так воспитали, и я гордилась этим и была счастлива, в отличии от Науэля. Он никогда не испытывал настоящего счастья. И теперь я поняла, что все необдуманные и непростительные поступки мы совершаем либо из-за любви, либо из-за ненависти, которых, что и доказал Науэль, разделяет один только шаг. Но и ненависть и зависть не появляются на пустом месте, испытывать эти чувства нас подталкивают лишения чего-то важного в детстве. Осознав это, я поняла, что больше не злюсь на Науэля и простила его всем сердцем. Я задумалась о том, смогла бы я так подло поступить ради мести, если бы у меня, как и у Науэля, не было всего того, что я так люблю и чем так дорожу? Не знаю… Смогла бы я сделать все, что угодно, если бы дело касалось моей семьи или Джейкоба?

Джейкоб… При воспоминании о нем мое сердце снова сжалось тугим обручем боли, и я впервые с тех пор, как узнала о импринтинге, ощутила ничем не затуманенное сильное теплое чувство к нему, и слегка улыбнулась. Я еще не понимала, что именно это было за ощущение, но я знала, что соскучилась по своему другу так сильно, что терпеть разлуку больше не было сил, да и желания тоже. Я поняла, что мне просто необходимо его увидеть, поговорить с ним, попросить прощение за свое ужасное поведение по отношению к нему и за свое пренебрежение им. Мне стало очень стыдно за боль, причиненную Джейкобу, за мучения, которые ему пришлось пережить из-за меня, ведь я прекрасно понимала, что чувствует запечатленный волк вдали от объекта своего импринтинга.