Содержательное единство 2007-2011

Никоим образом это все со счетов сбрасывать нельзя. Но нельзя игнорировать и другое – логику социального воспроизводства.

Эта логика складывается из двух компонент. По аналогии с тяжелой и легкой промышленностью, я называю эти компоненты тяжелой и легкой составляющей в системе воспроизводства (рис. 27).

Необходимо признать, что для слоев населения, которые не загнаны до конца в тупик, легкая компонента социального воспроизводства в ее постсоветском исполнении – притягательнее, чем эта же компонента в советском исполнении. Тут можно спорить о качестве, о нематериальных слагаемых жизни, которые начинают носить все более удушающий характер. Хотя бы о защищенности по отношению к уличной преступности, или о санитарии и гигиене. Но все равно, во всем, что касается легкой компоненты социального воспроизводства, постсоветские преимущества налицо.

Но с тяжелой компонентой все по-другому. При советской власти эта тяжелая компонента была, конечно, несовершенна. Но она была! Сейчас ее нет вообще. Врач, учитель, профессор вуза, инженер в системе ВПК – все эти группы на свои накопления от заработанных честным путем средств ну уж никак не могут купить квартиру детям. А в перспективе не могут дать им ни образования, ни медицинской защиты. Значит, эти локомоционные группы лишены воспроизводственного потенциала вообще!

Я не хочу обсуждать все остальное! Остальное, во-первых, не столь однозначно. И, во-вторых, носит вкусовой характер. Можно спрашивать: чем денежная кабала лучше кабалы политической? Но тут могут быть разные ответы. И поэтому я это обсуждать не хочу. Я только спрашиваю о воспроизводстве и о структуре бедности и богатства. Я хочу зафиксировать, что локомоционные группы лишены законного воспроизводственного потенциала. Что эти группы приговорены к бедности не по качеству своего труда, а по указанному им со стороны государства месту в социальной иерархии. И что, тем самым, эти группы люмпенизированы и маргинализованы, обречены на недовоспроизводство.

Между тем, подобный способ обращения с локомоционными группами не свойственен даже самым бедным африканским странам. Я уж не говорю о государствах Европы и Азии. Российские трансформации последних 20 лет, почему-то получившие название "переходного периода", носят отчетливо регрессивный характер. И богатство, и бедность у нас являются регрессивными.

Россия оказалась слабым звеном в определенной цепи. Правящие группы здесь пошли дальше, чем где угодно в мире, в вопросе об этом самом "ходе конем". То есть, о возможности сохранения позиций в обмен на качественное ухудшение состояния социума и государства.

Наконец, подобный регрессионный сценарий предполагает отсутствие каких-либо устойчивых укладов, каких-либо формаций как таковых. В регрессионном потоке нет и не может быть укладообразующих элементов, поскольку нет воспроизводства основных социальных групп. А именно воспроизводственный контур и характеризует уклад как устойчивую систему.

Вот та рамка, в пределах которой придется решать все политические задачи. И никуда эта рамка не денется.

При ее наличии можно выбрать две стратегии (рис. 28).

Любая попытка разместить политическую устойчивость в пределах регресса плоха не тем, что она представляет собой борьбу за устойчивость, а тем, что она не отменяет регресс и тем самым не может добиться реальной устойчивости. Когда Владислав Сурков честно признается, что (цитирую): "Иллюзия стабильности, которая у нас есть, да вы и сами это знаете, это хрупкая стабильность. Что-то начнется, и страна уедет совсем в другую сторону", – он вольно или невольно описывает именно эту ситуацию.

Но всякое общественное обсуждение этой ситуации нарывается на табу невероятной силы. Попытка указать на данные, вроде бы непреложные, обстоятельства приводит к тому, что твои оппоненты обрушивают на себя и других рационально необъяснимый (но вполне закономерный в свете всего вышеописанного) истерический поток невротическо-защитных мантр. Именно мантр, а не аргументов.

При этом, видимо, включаются две программы – целевая и ценностная.

Целевая состоит в том, чтобы защитить сформировавшийся способ существования. Оппоненту говорится следующее: "Вот наш способ!" (рис. 29).

"Наш способ мы менять не намерены. Мы можем менять точку на кривой "блужданий в регрессе", переходить из точки 1 в точку 2, 3, 4, 5. И так далее. Мы можем критиковать неолиберализм или его защищать, использовать неосоветскую или антисоветскую риторику. Показывать фигу американскому империализму или гладить его по головке. А также делать все вместе или выбирать любые наборы. Мы будем блуждать и перемещаться ради достижения устойчивости. Мы хотим устойчивости и не хотим смутьянов. Если у тебя есть "клёвые" словечки и технологии – милости просим к нам. Единственное, чего мы не будем делать, – это менять стратегию #1 на стратегию #2" (рис. 30).

Выход за рамки табуирован по многим причинам.

Во-первых, политический класс, который выживает за счет организации этих рамок, никуда не делся. Все, что "мыслит о точках на траектории", лишь обеспечивает его интересы. И занимает позиции постольку, поскольку обеспечивает эти интересы.

Во-вторых, совершенно непонятно, как выходить за рамки. Что такое контррегресс? Куда надо прорываться? Есть ли для этого какие-то опоры?

В-третьих, это очень сложно соотносится с твоими (этого самого политического класса) позициями. А кто сказал, что при этом процессе сам не погоришь? Что займешь в нем какую-то хорошую роль? Что твоя "революция сверху" не пожрет тебя подобно тому, как все революции пожирают своих детей?

В-четвертых, нужно менять весь социальный профиль, а не просто перемещать куда-то какие-то локомоционные группы. В переводе на бытовой язык, смена социального профиля – штука небезболезненная. Какие-то компоненты личного благосостояния могут оказаться под вопросом. А поскольку хочется-то и устойчивости, и благосостояния, то неявно ощущаемые посягательства на любые компоненты "социального кайфа" – вызывают инстинктивное отторжение.

В-пятых… Здесь мы выходим за пределы целевого в сферу ценностного. В-пятых, вся культура реформаторства имеет далеко не рациональный культовый стрежень. Кому-то это покажется странным, но в стержне, увы, не Томас Манн, не Лев Толстой, не Достоевский и не Иван Ильин. В реальном культовом стержне – братья Стругацкие. Берусь доказать, что это так. Но здесь прошу поверить мне на слово.

А самое культовое слово в пределах системы Стругацких – "прогрессор". Все рассматриваемые мною лица "политического класса" считают себя прогрессорами. Признание указанных мною обстоятельств – переводит их из разряда прогрессоров в разряд регрессоров. А это для многих невероятно болезненно. В чем-то даже более болезненно, чем потеря слагаемых бытовой успешности.

Короче, действующий метасубъект, который я в неявном виде все-таки рассмотрел, будет двигаться, скорее всего, по указанному мною выше маршруту (рис. 31).

Если переход из точки 1 в точку 2 – это переход от ельцинского позиционирования к позиционированию путинскому, то следующий переход (он же блуждание) будет находиться в окрестности, которую я очертил на рисунке: между точкой 2 и точкой 3. Хотелось бы, чтобы не было такого блуждания, а был прорыв к стратегии #2. Но это маловероятно.

Зарезервировав, тем не менее, такую возможность, рассмотрим, что представляет собой блуждание в рамках стратегии #1. То есть, сложное и противоречивое движение, скажем так, из точки 2 в точку 3.