Соглядатай
Шрифт:
— Верно, но не в том случае, когда полицейская машина, преследуя позаимствованный автомобиль, теряет управление и сбивает молодую женщину с двумя детьми. По словам свидетеля, около машины крутился парень, похожий на Тоби. Но Абигайль поклялась, что в то время занималась с Тоби английским в этом самом доме. С одной стороны, слово Абигайль, с другой — неуверенные показания свидетеля. Обвинение так и не вынесли, а любителя прокатиться с ветерком так никогда и не поймали. Многие в городе считали, что участие Тоби в этом маленьком приключении более чем правдоподобно. Он всегда бредил техникой, а угнанная машина представляла собой новенькую спортивную модель. Так что
— Значит, вы предполагаете, что Абигайль могла солгать ради него?
— Ничего я не предполагаю. Однако у здешнего народа длинная память, а горячие заверения Абигайль — под присягой, конечно! — широко известный факт. На самом деле Тоби тогда еще не исполнилось шестнадцати. А вот Абигайль в случае чего пришлось бы несладко. Ей-то было уже восемнадцать, и по закону ее могли обвинить в лжесвидетельстве. Впрочем, может быть, Тоби в тот вечер действительно зубрил падежи. Как у него с грамматикой?
— По-моему, нормально.
— Должно быть, вы не очень долго с ним беседовали. Ладно, расскажите мне подробнее об Абигайль. О ее неотразимом очаровании, притягивающем мужчин словно магнит. Кем она увлечена сейчас?
— Никем, — ответила Пэт. — По ее словам, она очень любила мужа и до сих пор верна его памяти.
— Гм, возможно... — Джереми Сондерс осушил очередной стакан. — Впрочем, судя по ее словам, у нее вообще нет никаких пятен в биографии — ни отца, упившегося до смерти, когда ей было шесть, ни матери, хлопотавшей над горшками и кастрюлями...
Пэт решила сделать последнюю попытку раздобыть материал, мало-мальски пригодный для репортажа о сенаторе.
— Расскажите мне об этом доме, — попросила она. — В конце концов ведь именно здесь Абигайль выросла. Его построил кто-то из ваших предков?
Джереми Сондерс явно гордился и домом, и предками. В течение следующего часа, прерываясь только для того, чтобы наполнить стакан или смешать новую порцию коктейля, он пересказывал историю Сондерсов едва ли не от «Мэйфлауера» [4] до наших дней. Сондерс должен был участвовать в этом историческом вояже, но заболел и приехал только через два года.
4
«Мэйфлауер» — корабль, на котором в Америку прибыли первые поселенцы из Англии.
— И вот, — заключил Джереми, — сегодня я — последний представитель славной фамилии Сондерсов. — Он улыбнулся. — А вы необыкновенно благодарный слушатель, моя дорогая. Надеюсь, экскурс в прошлое был не слишком занудным?
Пэт улыбнулась ему в ответ.
— Нет, нисколько. Предки моей матери тоже были первопоселенцами, и я очень горжусь ими.
— Вы должны оказать мне ответную любезность и рассказать о вашей семье, — великодушно предложил Джереми. — Решено, вы остаетесь на ленч.
— С удовольствием.
— Я предпочитаю принимать пищу прямо здесь. Тут гораздо уютнее, чем в столовой. Не возражаете?
И гораздо ближе к бару, мысленно продолжила его фразу Пэт. Она надеялась, что вскоре ей снова удастся перевести разговор на Абигайль.
Но это произошло само собой — в ту минуту, когда она притворилась, что потягивает вино, которое по настоянию Джереми было подано к закуске.
— Эту стряпню необходимо чем-то запивать, — объяснил он Пэт. — Когда моя жена уезжает, Анна проявляет себя не с лучшей стороны.
Не то что мать Эбби: Фрэнси Форстер могла по праву гордиться своими творениями — домашним хлебом, пирогами, суфле... А Эбби умеет готовить?— Не знаю, — сказала Пэт и добавила доверительным тоном: — Мистер Сондерс, я не могу отделаться от ощущения, что вы сердиты на сенатора Дженнингс. А до прихода к вам я полагала, что одно время вы питали друг к другу нежные чувства.
— Сердит на Эбби? Сердит?! — теперь в его голосе звучала неподдельная злоба. — А вы бы не сердились на человека, который пожелал сделать из вас дуру и великолепно в этом преуспел?
Это был тот самый момент истины, ради которого репортеры берут интервью. Пэт умела ловить такие мгновения — мгновения, когда собеседник отбрасывает осторожность и начинает изливать душу.
Она внимательно вгляделась в лицо Джереми Сондерса. Сейчас этот лощеный перекормленный пьяница в нелепом одеянии действительно страдал. В его бесхитростных глазах, в складках безвольного рта отражались гнев и боль.
— Абигайль... — произнес он уже спокойнее. — Сенатор Соединенных Штатов от штата Виргиния. — Сондерс изобразил поклон. —
Моя дорогая мисс Треймор, вы имеете честь беседовать с ее бывшим женихом.
Пэт безуспешно попыталась скрыть свое удивление.
— Вы с Абигайль были помолвлены?!
— В то последнее лето перед ее отъездом. Очень недолго, конечно. Как раз столько, сколько требовалось для ее гениального замысла. Абигайль победила в конкурсе красоты нашего штата, но у нее хватило ума понять, что победа в Атлантик-Сити ей не светит. Она мечтала добиться стипендии в Рэдклифе, но ее оценки по математике и естественным предметам не давали права на стипендию. Разумеется, Эбби не собиралась губить свои дарования в местном колледже. Перед ней встала неразрешимая проблема, и я до сих пор гадаю, не Тоби ли ее надоумил, как действовать в такой ситуации.
Я тогда только что окончил Йельский университет, и мне предстояло заняться отцовским бизнесом. Однако эта перспектива меня не привлекала. Кроме того, я был почти помолвлен с дочерью лучшего друга отца. И эта перспектива прельщала меня еще меньше. А рядом, прямо в моем доме, была Абигайль, убеждавшая меня, что мы созданы друг для друга. И как-то глухой ночью Абигайль скользнула ко мне в постель. В итоге я купил ей прекрасное платье, повел на бал и даже сделал предложение.
Мы вернулись домой и разбудили родителей, чтобы сообщить им радостную весть. Представляете себе сцену? Моя мать, которая получала удовольствие, унижая Абигайль, едва не сошла с ума, почувствовав, что все ее планы в отношении единственного сыночка рушатся. Через двадцать четыре часа Абигайль уехала из города с заверенным чеком на десять тысяч долларов, полученным от моего отца, и чемоданом, набитом туалетами, которые преподнесли ей в дар жители города. Дело в том, что ее уже приняли в Рэдклиф. Ей недоставало только денег, чтобы приступить к занятиям в этом великолепном институте.
Я поехал туда следом за ней. Абигайль со всей определенностью подтвердила, что характеристика, которую ей дал мой отец, абсолютно верна. Отец до самого смертного часа не мог забыть, какого дурака я тогда свалял. Моя жена Эвелин вот уже почти тридцать лет выходит из себя, стоит ей услышать имя Абигайль. Что касается матери, то она не смогла отказать себе в единственном маленьком удовольствии и выставила Фрэнси Форстер за дверь — и, что называется, плюнула против ветра. С тех пор у нас больше не было приличной кухарки.