Соглядатай

— Я хочу вам кое-что показать, — произнесла мисс Лэнгли, вышла из комнаты и вскоре возвратилась со сложенными листками писчей бумаги.

— Я дважды получала весточки от Элеонор, — сказала она. — Это письмо, — она протянула Пэт листок, — написано в день предполагаемой кражи. Прочтите его, мисс Треймор, просто прочтите.

Кремовая почтовая бумага сильно потерлась на сгибах, видно, письмо перечитывали много раз. Пэт взглянула на дату: написано одиннадцать лет назад. Она быстро пробежала глазами строчки. Элеонор выражала надежду, что мисс Лэнгли получает удовольствие от путешествия по Европе; сама Элеонор получила повышение, новая работа ей нравится. Она посещает курсы живописи в университете Джорджа Вашингтона, и преподаватель очень ею доволен. Она только что вернулась из Балтимора. Ей надо было сделать наброски морского пейзажа, и Элеонор выбрала Чисэпикский залив. Один абзац мисс Лэнгли подчеркнула: «Еще чуть-чуть, и я бы туда не попала. Мне пришлось бежать в офис по поручению сенатора. Она забыла бриллиантовое кольцо и просила посмотреть, не убрал ли его кто-нибудь в сейф. Однако кольца там не было, а я едва не пропустила автобус».

И это— доказательство? Пэт с недоумением покачала головой. Она подняла голову и встретила полный надежды взгляд Маргарет Лэнгли.

— Неужели вы не понимаете? — воскликнула Маргарет. — Элеонор писала мне в тот самый вечер, когда была совершена кража. Зачем же ей нужно было выдумывать эту историю?

Пэт не нашлась, как смягчить свой ответ:

— Возможно, она пыталась обеспечить себе алиби?..

— Если вы думаете об алиби, то не станете писать человеку, до которого письмо может дойти только через несколько месяцев, — заявила мисс Лэнгли. Потом она вздохнула: — Ну что ж, я потерпела неудачу. Надеюсь только, что у вас хватит милосердия не ворошить эту историю. Элеонор, видимо, пытается как-то наладить свою жизнь. Она столько натерпелась, неужели ее нельзя оставить в покое?

Пэт посмотрела на второе письмо, которое Маргарет по-прежнему держала в руке.

— Она писала вам после исчезновения?

— Да. Шесть лет назад пришло вот это.

Пэт развернула листок. Письмо было напечатано на самой что ни на есть дешевой бумаге, некоторые буквы не пропечатались:

«Дорогая мисс Лэнгли! Пожалуйста, не расстраивайтесь из-за моего молчания. Мне лучше не поддерживать связь с прежними знакомыми. Если меня найдут, то снова посадят в тюрьму. Клянусь, я не дотрагивалась до этих денег. Я очень сильно болела, но сейчас мне уже лучше. Я пытаюсь начать новую жизнь. Некоторые дни бывают удачными, и я почти верю, что скоро поправлюсь и все опять будет хорошо. Но иногда я не нахожу себе места от страха, что кто-нибудь узнает меня. Я часто о Вас вспоминаю. Люблю Вас и скучаю».

Дрожащая подпись Элеонор разительно отличалась от твердого и красивого каллиграфического почерка, каким было написано первое послание.

Пэт пришлось использовать свой недюжинный дар убеждать людей, чтобы уговорить Маргарет Лэнгли отдать ей на время эти письма.

— Мы планируем включить рассказ об этом деле в программу, — призналась она. — Но даже если Элеонор узнают и кто-нибудь донесет на нее, нам, возможно, удастся добиться, чтобы решение о ее досрочном освобождении восстановили. Тогда ей не нужно будет скрываться всю оставшуюся жизнь.

— Я бы так хотела увидеть ее снова, — прошептала мисс Лэнгли, и в глазах ее заблестели слезы. — Она мне почти как дочь. Подождите, я сейчас покажу вам ее фотографию.

На нижней полке книжного шкафа лежали стопками школьные выпускные альбомы.

— У меня тут все сорок пять, за каждый год, что я проработала в школе, — объяснила Маргарет. — Но выпуск Элеонор я держу наверху. — Она перелистала страницы. — Здесь ей семнадцать лет. Правда, хорошенькая?

У девушки на фото были чудесные дымчатые волосы и кроткие невинные глаза. Под фотографией стояла подпись:

«Элеонор Браун. Увлечения — рисование; профессиональные устремления — секретарь; внешкольные занятия — церковный хор; любимый вид спорта — роликовые коньки. Прогноз на будущее: станет правой рукой руководителя компании, рано выйдет замуж, родит двоих детей. Любит вечеринки и французские духи».

— О Господи, как ужасно все сложилось! — воскликнула Пэт.

— Вот именно, — подтвердила мисс Лэнгли. — Потому я и хотела, чтобы она уехала отсюда.

Пэт покачала головой, и ее взгляд упал на другие альбомы.

— Подождите, — попросила она, — у вас случайно нет альбома с Абигайль?

— Конечно, есть. Сейчас посмотрим... он должен быть где-то здесь.

Скоро мисс Лэнгли отыскала нужный альбом. На выпускной фотографии у Абигайль были длинные, до плеч, волосы, причесанные «а-ля паж». Губы чуть тронуты послушной улыбкой, в огромных глазах — непроницаемое спокойствие. Пэт прочла подпись под фотографией:

«Абигайль Форстер (Эбби). Увлечения — посещение законодательного собрания штата; профессиональные устремления — политика; внешкольная деятельность — дискуссионный клуб. Прогноз на будущее: станет членом законодательного собрания штата от Эйпл-Джанкшена. Любимое развлечение — хорошая книга».

— Член законодательного собрания, — рассмеялась Пэт, — это великолепно!

Через полчаса она покинула мисс Лэнгли, унося альбом с фотографией Абигайль. Садясь за руль, Пэт решила попросить прислать сюда съемочную группу — пускай отснимут несколько кадров города: Мэйн-стрит, дом Сондерсов, школу и шоссе с автобусом на Олбани. На этом фоне сенатор Дженнингс кратко расскажет о своем детстве, о рано пробудившемся интересе к политике. Отрывок завершится демонстрацией фотографии Абигайль в роли «Мисс штат Нью-Йорк». Затем — крупным планом снимок из выпускного альбома, а за кадром в это время звучит голос сенатора, рассказывающей о решении поехать в Рэдклиф вместо Атлантик-Сити — самом важном решении в ее жизни.

С неведомым прежде неприятным ощущением, что она занимается созданием фальшивого образа героини, Пэт объехала город, намечая места съемок. Потом расплатилась в «Эйпл-мотеле», вернулась в аэропорт Олбани, сдала взятую напрокат машину и с облегчением поднялась на борт самолета, державшего курс на Вашингтон.

Глава 9

Самолет, слегка вздрогнув, приземлился и плавно покатил по посадочной полосе.

Вашингтон прекрасен в любой час, в любое время года, думала Пэт. Ночные прожекторы, высвечивающие Капитолий и памятники, усиливали ощущение сказочной красоты и величия, неподвластных времени. Ей казалось, что прошло много дней с тех пор, как она уехала отсюда.

Едва открыв входную дверь, Пэт услышала телефонный звонок и поспешила снять трубку. Это был Лютер Пелхэм. В его голосе звучало нетерпение:

— Пэт, наконец-то я до вас добрался! Вы не соизволили сообщить, где остановились в Эйпл-Джанкшене. А когда я наконец вычислил это, вы уже улизнули.

— Простите. Мне следовало позвонить вам сегодня утром.

— Ладно, ладно. Завтра Абигайль выступит с большой речью перед окончательным голосованием по бюджету. Она предлагает вам провести весь день в ее офисе. Ее команда начинает работу в шесть тридцать.

— Договорились. Завтра в шесть тридцать я буду у нее.

— Как провели время на родине героини?

— Интересно. Думаю, мы сумеем отснять материал, который не вызовет у сенатора раздражения.

— Хотелось бы услышать подробности. Я как раз отобедал в «Жокей-клубе» и через десять минут могу быть у вас. — В трубке раздался щелчок.

Пэт едва успела переодеться в слаксы и свитер до приезда шефа. Библиотека была захламлена материалами сенатора, и Пэт провела Пелхэма в гостиную, предложила ему выпить и, получив согласие, пошла за бокалами. Когда она вернулась, Пелхэм изучал подсвечник на каминной полке.