Соглядатай
Шрифт:
Еще через десять минут она легла на пол и заглянула под дверь. Никого.
Она увидела большой участок паркета, пол под диваном и мерцание от экрана телевизора, отраженное в лаке.
Все спокойно.
Воры «медвежатники» не склонны к насилию. Они просто хотят побыстрее забрать деньги – и прочь из дома.
Дрожа, Сусанна поднялась, снова вцепилась в ручку, замерла, приложив ухо к двери и слушая новости и прогноз погоды.
Она подняла с пола насадку для чистки кафеля – хоть какое-то оружие? – собралась с духом и осторожно отперла замок.
Дверь медленно подалась.
Сквозь
На подгибающихся ногах Сусанна вышла из ванной и двинулась к комнате с телевизором. Чувства обострились до предела.
Вдали послышался собачий лай.
Она осторожно шла дальше. Отсвет экрана падал на задернутые шторы, кресла и стол с ведерком мороженого.
Сусанна подумала – надо зайти в спальню, взять телефон, снова запереться в ванной и вызвать полицию.
Слева поблескивала витрина с коллекцией дрезденского фарфора, доставшейся Бьёрну по наследству. Сердце снова забилось тяжело. Она уже почти миновала дверь комнаты, но сначала надо заглянуть в прихожую.
Она сделала шаг в комнату с телевизором, огляделась и успела заметить, что в столовой пусто, как вдруг увидела взломщика совсем рядом. Всего в шаге от себя. Щуплая фигурка поджидала ее у стены, прямо возле коридора.
Удар ножа был таким быстрым, что Сусанна не успела среагировать. Острое лезвие вошло прямо в грудь.
Вокруг металла, глубоко вошедшего в тело, напряглись мышцы.
Никогда сердце у Сусанны не билось так тяжко, как сейчас. Секунды замерли; Сусанна подумала, что все это не может происходить с ней по-настоящему.
Нож вырвали, на его месте остались расслабленность и жжение. Она прижала руку к ране, ощущая, как горячая кровь толчками вытекает между пальцами. Насадка со звоном упала на пол. Сусанну шатнуло в сторону, голова стала свинцовой, она увидела, что ее кровь забрызгала блестящую ткань дождевика на вешалке. Свет замигал; она попыталась сказать что-нибудь, сказать, что все это недоразумение, но голос пропал.
Сусанна повернулась и сделала пару шагов к кухне, почувствовала быстрые толчки в спину, поняла, что ее опять ударили ножом.
Она качнулась в сторону, в поисках опоры опрокинула витрину у стены; со звоном и стуком посыпались фарфоровые фигурки.
Сердце колотилось, как бешеное, кровь пропитала кимоно. Стало ужасно больно в груди.
Поле зрения сжалось до туннеля.
В ушах гудело, и она поняла, что взломщик что-то раздраженно кричит, но слов было не понять.
Подбородок задрался, когда ее схватили за волосы. Она пыталась уцепиться за кресло, но не удержалась.
Ноги подкосились, и Сусанна упала на пол.
Кровью обожгло легкое, и она слабо кашлянула.
Голова повернулась в сторону, Сусанна увидела в пыли под диваном старый пакетик попкорна.
Сквозь гул в голове она услышала странный крик и почувствовала еще удары – в живот и грудь.
Она попыталась отползти в сторону, подумала, что надо вернуться в ванную. Пол под ней был скользким, сил не осталось.
Она хотела перекатиться на бок, но нападавший схватил ее за подбородок и ударил ножом в лицо. Больно уже не было,
но мозг отказывался воспринимать происходящее как реальность. Шок и абстрактное «я не здесь» смешивалось с отчетливым, очень телесным ощущением, что ей режут лицо.Лезвие вошло в горло, снова – в грудь и лицо. Губы и щеки наполнились жаром и болью.
Сусанна поняла, что не выживет. Леденящий страх разверзся, словно пропасть, и она перестала бороться за жизнь.
Глава 6
Психиатр Эрик Мария Барк сидел, откинувшись на спинку кресла, обтянутого светло-серой овечьей кожей. У него был большой кабинет в доме с покрытыми лаком дубовыми полами и встроенными книжными шкафами. Вилла темного кирпича располагалась в старейшей части Эншеде, к югу от Стокгольма.
Был полдень, но Эрик дежурил ночью, и ему требовалось поспать несколько часов.
Он закрыл глаза. В детстве Беньямин хотел знать, как познакомились мама и папа. Эрик присаживался на край его постели и рассказывал, что бог любви Купидон существует на самом деле. Он живет в облаках – пухлый мальчик с луком в руках.
Однажды летним вечером Купидон посмотрел с небес вниз, на Швецию, и заметил меня, объяснял Эрик сыну. Я как раз был на вечеринке и проталкивался на террасу на крыше, когда Купидон подполз к краю своего облака и пустил стрелу вниз, на землю – в кого придется.
Я расхаживал там, болтал с приятелями, ел арахис, перебросился парой слов с заведующим кафедрой.
Но, когда женщина с соломенными волосами и с бокалом шампанского в руке взглянула мне в глаза, – стрела угодила прямо мне в сердце.
После почти двадцати лет брака Эрик и Симоне все же решили развестись, и в большей степени это решение принадлежало Симоне.
Потянувшись к выключателю, чтобы потушить настольную лампу, Эрик мельком заметил отражение своего усталого лица в зеркальце на книжной полке. Морщины на лбу, складки вдоль щек были глубже, чем обычно. Темные волосы подернулись сединой. Надо бы подстричься. Несколько прядей упали на глаза, и он мотнул головой.
Когда Симоне сказала ему, что встретила Йона, Эрик понял: все кончено. Беньямин воспринял все спокойно и пошучивал, что иметь двух пап – это просто отлично.
Сейчас Беньямину восемнадцать, он живет в Стокгольме в большом доме с Симоне и ее новым мужем, с доставшимися ему в придачу братьями, сестрами и собаками.
На старом курительном столике лежали последние номера «American Journal of Psychiatry» и «Метаморфозы» Овидия, заложенные полупустой упаковкой таблеток.
За освинцованными окнами дождь падал в насыщенную зелень фруктового сада.
Эрик вытащил пачку с лекарством из книги, выдавил в ладонь таблетку снотворного, прикинул, за какое время тело добудет из нее активное вещество, начал подсчитывать снова, потом бросил. Из предосторожности он разломил таблетку по надсечке, сдул с края порошок, чтобы не было горько, и проглотил одну половину.
За окном лил дождь, из динамиков приглушенно доносился «Dear Old Stockholm» Джона Колтрейна.
Химическое тепло от таблетки растеклось по мышцам. Эрик закрыл глаза, наслаждаясь музыкой.