Соки жизни
Шрифт:
– Я сейчас.
И ушла вглубь зала. Видимо, в уборную. Не знаю. Может, там в глубине и оценивал меня кто из её подруг. Или просто поссать захотела. Или носик припудрить.
Мои Боги, как всегда, смеялись надо мной. Ёбт. Мои Боги вообще очень смешливые… Они как программисты. Они и есть программисты. У меня ведь всё уже давно в коде прописано, блин. Твари. Я ваш подопытный Прометей… Я маленький гигант… Прометей прикольный, блин. Мать моя Климена. Блин. Я прилетел сюда в свой любимый родной Томск, в Сибирские Афины за своей судьбой… А вы смеетесь надо мной! Ха-ха-ха! А гвозди мне в ладони – ты-дыщ! Ты-дыщ! К дереву. Без вины страдаю –
Смонтирую ужин. Там было: бла-бла-бла, кстати, я справился с волнением. Временами говорить я умею. Особенно после пары бокалов вина.
Но в конце встречи, приятно улыбнувшись, Зоя подытожила:
– Всё было мило. Но не загорелось… Как бы… Понимаешь меня?
– О чём ты? – спросил я.
– Искры не было… Мне нужно время… – она показала на своей живот: – Вот тут вот… вот тут не зажгло. Как бабочки в животе крылышками… Нет бабочек, Николай. Понимаешь?
Я развёл руками, потрогал свой пузик, подумал о нём: «В моём брюхе тоже нет никаких бабочек».
На улице было свежо, хорошо. Я люблю Томск. Я тупо смотрел на мои Сибирские Афины и думал про дурацких бабочек в животе и про мух в моей московской квартире.
Зоя, видимо, желая нарушить тишину, сказала:
– Я поеду домой одна.
Я никак не отреагировал. Я ушёл в себя. Бабочки, мухи, тараканы…
Зоя появилась в зоне моей видимости, влезла в фокус:
– Ты со мной, Николай?
– В смысле, с тобой? Поеду ли я с тобой?
– Нет, зачем… Мы же решили. В смысле, ты здесь? А то я как со стеной разговариваю, – хихикнула она, и вся её грация и красота вдруг растворились в этом нелепом «хи-хи-хи».
– Хи-хи-хи, – повторила она и окончательно испортила вечер.
Я промолчал.
Приехало такси. Я открыл дверь. Зоя, сев в салон, улыбнулась и произнесла:
– Любопытно сравнить…
– О чем ты?
Она показала глазами на мою паховую область и добавила:
– С фотографией… твоего…
– А-а, – равнодушно сказал я, но потом включился в прощальный разговор: – Ты хочешь, чтобы я достал его прямо тут?
Зоя улыбнулась, сказала таксисту «поехали» и сама закрыла дверь. Уехала. Пофигу, Степанков, пофигу.
На второе свидание я уже не поехал… Хотя мы его назначили. СМС-кой я его отменил, сказал, что срочно вызвали в Москву. Кубики пресса за ночь мне не накачать. Хотя я и со своим пузиком достаточно прикольный. Приехав в гостиницу, подсчитал все затраты: самолет, ресторан, гостиничный номер, зубной кабинет, где я очистил камни… То-сё. Зое из Москвы я отправил пару десятков тысяч блиц-переводом… Ерунда, конечно. Но… Блин… У неё маленький ребёнок… Крошка. Затратно тащить Зою и её ребенка в Москву. К тому же она сегодня упорно настаивала:
– Моей мамочке необходим курорт… Моя мама на курорте уже два года не была…
Я опять оправдывался:
– Понимаешь, Зоя, у меня суд… У меня очень много денег уходит на адвокатов…
Она не слушала меня. Она слегонца возмущалась:
– Моей мамочке нужно отдохнуть! Отдохнуть! Понимаешь меня, Николай?
Да, понимаю. Супер. То есть она мне сразу же предложила её маму тащить с собой на море. Ни тебе флирта, ни тебе секса! Но мамочке надо купаться!.. Нет, блин, ага! Я ей и так уже отправил тридцать тысяч рублей. Просто так подарил. Она поначалу кричала: «Нет, нет, нет. Не нужно». Потом приняла. Сказала, что заплатит за фитнес. И теперь я ещё должен сделать
так, чтобы её дорогая мамочка поехала с нами на курорт. Офигеть! Вместе с нами! Кому расскажи – не поверит. То есть мы возьмем с собой её дочку и мамашку. И будем «отрываться». Это называется так.– Будем с тобой отрываться, танцевать, – с улыбкой сказала она.
– Танцевать и всё?
– А что такого!? – возмутилась она: – Да, будем отрываться! Я люблю танцевать.
– С трудом себе представляю отрыв на курорте… с мамой, – сказал я, опустив глаза в стол.
Потом она мне и выдала: «Не загорелось. Искры не было». В животе у нее, ёбт, не зажгло! Бабочки не летают. Видишь ли. А я пролетел несколько тысяч километров ради тебя, дура! Дура, блин! Конечно же, я не кремень и не Ченнинг Татум. Со мной не развести костёр без спичек, но я, блин, имею массу иных достоинств.
Собственно, с этого небольшого полувотсаповского сетевого романа начался мой настоящий криминальный роман. Хотя… нет. Всё началось гораздо раньше, когда меня как мухи облепили юристы, изъяв у меня несколько сотен тысяч рублей. Это было в июне, когда я расстался со своей женой Алисой, которая не выходит у меня из головы. Она не выходит у меня из головы. Я хочу её забыть. Но не могу.
– Любишь ли ты её?
– Нет!
– А почему плачешь?
– Не знаю.
Сначала я сидел на антидепрессантах, потом…
В ресторане мы с Зоей выпили по паре бокалов вина. И не в самом вине истина. Истина на дне бутылки. Только разрушая собственную печень, можно создать настоящее искусство. Водку я пил уже потом, в гостинице – с томскими проститутками. Они самые лучшие в мире.
Проснувшись утром с похмелья, я перво-наперво подумал про Алису, а потом следующее: «Зачем я сюда приехал? Её бывший муж – наркоман, а она ищет кубики на моём животе»
Ну и хрен бы с тобой! Сиди в этом Томске.
Алиса была лучшей из всех моих женщин. Но речь в этом романе не про Алису. Её тема будет проходить фоном. И ещё она появилась на пару минут в первой главе. Но Алиса дала мне свободу, свободу, которая теперь меня убивает. Свобода таких собак, как я, убивает. Мне нужна будка и кость. Кость и будка. И я буду вилять хвостом, пускать слюни и ложиться на спинку. А ещё меня нужно чесать по пятницам. И временами бить, чтобы я не возвышался, чтобы меня не заносило.
Вернувшись в Москву, я крепко забухал. Я всё делаю крепко. Крепко влюбляюсь, крепко бухаю, крепко вникаю, строю крепкие отношения.
Однако при этом нужно отметить, что я человек развратный, хоть и стеснительный. Мой крест – стеснение, смирение, разврат, покаяние. Стеснение, смирение, разврат, покаяние. Моё любимое чувство вины. И гвозди в ладошки – ты-дыщ! Ты-дыщ! И агония, блин. О, Великие Боги, грёбаные программисты, что же ВЫ делаете со мной! Лучше бы ВЫ играли в свои тупые компьютерные игры! Ублюдки, создавшие меня! Яду мне! Яду!
Сначала я вызвал проституток. Приехали славянки. Я выбрал. Через два часа я её отпустил. Потом я вызвал негритянок…
Тогда в моей жизни появилась ОНА. Звали её Принцесса. Красивая, губастая, из Ганы. Она по-русски ни хрена не шарит. В этом вся прелесть. Ей, как на исповеди, можно рассказывать всё что угодно, всю правду. Даже самую страшную правду. Ведь у каждого человека есть своя страшная правда, которой он сам боится, которую он никому никогда не расскажет. Например, о своей смерти, о которой человек знает, которой боится так, что даже забыл…