Сокол и огонь
Шрифт:
До этого Мартине не доводилось наблюдать за мужчиной, орудующим иглой с такой ловкостью. Шитье всегда считалось чисто женским занятием, хотя ей самой никогда не хватало на него терпения. Торн же натренированными точными движениями накладывал стежок за стежком, и она невольно залюбовалась, загипнотизированная его длинными быстрыми пальцами.
— Где вы научились так ловко обращаться с птицами? — спросила она.
— Ну, это неудивительно. Меня больше удивляет то, что вы, похоже, никогда и близко их не видели. Это очень странно для дамы такого знатного происхождения.
Замечание Торна насторожило Мартину. Ей захотелось встать и уйти, чтобы избежать неприятной для нее темы. Но она не могла
В воздухе повисло напряженное молчание Торн на минутку оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на Мартину, словно изучая. На его лице отразилась явная тень сомнения.
Он снова наклонился над птицей, продолжив шитье.
— Я держал охотничьих птиц с детских лет. Однажды, играя, я нечаянно подстрелил из лука самку ястреба-воробьятника. Ее птенцы остались без матери. Я вынул их из гнезда, принес домой и выкормил. Потом я приручил и других птиц — пустельгу и кречета. Ну а когда поступил на службу к барону Годфри, то стал работать и с соколами.
— Говорят, что вы весьма искусный стрелок из лука. Этому вы тоже научились в детстве?
— Да. Если постоянно практиковаться в каком-либо деле, то со временем становишься опытным, не так ли? А я вырос в лесу, мой отец был охотником и дровосеком, семья была бедная, и мне с ранних лет приходилось рубить дрова и добывать пропитание охотой на зверей и птиц. Ведь я был единственным сыном у родителей. — Он улыбнулся ей. — Так что я довольно ловко умею валить деревья, если это вам интересно.
Мартина не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. «Надо продолжать расспрашивать о его жизни, тогда мне не придется отвечать на его вопросы», — подумала она.
— А сестры у вас есть?
Он помолчал.
— Да. Одна. Ее звали Луиза.
— Звали? Вы что, больше не видели ее с тех пор?
Он снова помолчал, накладывая аккуратные стежки.
— Я вижу ее всякий раз, когда смотрю на Эйлис.
— Но она ведь не… я хочу сказать, ваша сестра, она…
— Ну вот и все, — оборвал он ее, закончив свое дело и беря Азуру на руки. — В следующий раз, когда будете купать юную леди, возьмите у меня одну из этих перчаток, пригодится, — сказал Торн, кивнув головой на следы укуса на руке Мартины.
Мартина поняла, что он не хочет больше говорить о своей семье и весьма удачно меняет тему разговора.
— В другой раз она уже не будет кусаться, — ответила она. — Но все равно спасибо за предложение.
Торн понес Азуру обратно на ее место в соседней комнате. На миг задержавшись в проходе, он спросил будто невзначай:
— Интересно, где вы научились так хорошо справляться с маленькими детьми? Ведь, насколько я знаю, вы были единственным ребенком в семье.
Единственным ребенком в семье? На этот раз он явно не оговорился и вопрос задан неслучайно.
Она ответила не сразу, заставив его повторить свои слова.
— У меня есть два брата.
Торн повесил рукавицу на крюк.
— Да, но они намного старше вас, не так ли? И к тому же семь лет вы провели в монастыре. Так что фактически вас можно считать единственным ребенком.
Мартина сняла с руки рукавицу и протянула Торну.
— Вам прекрасно известно, что у меня есть два брата, — ледяным тоном отчеканила она. — Так что вы отлично знаете, что я не единственный ребенок.
Он внимательно оглядел ее.
— Миледи, — начал он после небольшой паузы, взвешивая каждое слово, — я почти ничего о вас не знаю, кроме того что Райнульф называет вас своей сводной сестрой. Теперь я знаю также и то, что вы начинаете волноваться и замыкаетесь в себе,
когда вам задают вопросы о вашей семье. Именно я устроил ваш брачный договор, порекомендовав вас барону в качестве подходящей невесты для его сына. Помолвка, как вы знаете, состоится завтра. И поэтому, пока не поздно, я считаю себя вправе задавать вам такие вопросы, дабы удостовериться, что не ввел в заблуждение его светлость. Так можно ли винить меня за это?«Я была права, — подумала Мартина. — Под видом светской беседы он пытается выведать мои секреты. Но тогда почему он спас меня от назойливых расспросов Эструды, если и сам что-то подозревает? Ну конечно. Как это я сразу не догадалась! Ведь мое замужество в его интересах, и, как сам признался, он приложил немало усилий, чтобы устроить это дело. Если же кто-то узнает правду раньше него, то это может обернуться неприятностями. Вот он и пытается разузнать все потихоньку, а там подумает, стоит ли выдавать меня или нет в зависимости от обстоятельств того, что он узнает. Ведь пока что у него одни догадки. Надо быть с ним очень осторожной. Он, похоже, вовсе не такой бескорыстный и добрый, каким старается казаться. Впрочем, я и сама не та, за кого себя выдаю».
— Райнульф искренне полагает, что вы сосватали меня сыну своего господина для того, чтобы оказать ему дружескую услугу, — сказала она, направляясь к выходу. — Я пыталась убедить его, что это не так, ибо быстро догадалась об истинной цели ваших стараний, но он мне не поверил. Ему приятно думать, что все вокруг такие же хорошие, как и он сам.
— Я не отрицаю этого, и уж тем более не намерен за это извиняться. Да, я делаю все возможное, чтобы занять положение лучше, чем то, которое досталось мне от рождения. Я сделаю все что в моих силах, чтобы мои дети, если они у меня будут, не узнали нищеты и тех несчастий, на которые норманны обрекли людей, подобных мне. Да, ваше замужество послужит моим амбициям, но оно также свидетельствует о моем добром отношении к вашему брату, чье дружеское расположение означает для меня гораздо больше, чем вы можете себе представить.
— Это очень трогательная речь, — произнесла Mapтина, стоя в дверях. — И вы, конечно, тщательно продумали, каким именно образом мое замужество поможет осуществлению ваших планов. Но при этом вы, кажется, совершенно не подумали о том, соответствует ли оно моим планам на будущее.
Она вышла, хлопнув дверью, и направилась в замок.
Обед состоял из мясного пирога и гороховой похлебки с ветчиной. Лорд Годфри, сэр Торн и Альбин отсутствовали за общим столом. Они отправились на охоту и взяли еду с собой. Леди Женива, мать Эйлис, также не спустилась в зал, обедая у себя в комнате, но это никого не удивляло.
Оставшуюся половину дня Мартина бродила по дому вместе с Эйлис, удовлетворяя свой интерес к феодальным замкам.
Весь первый этаж занимала оружейная, такая же огромная, как и зал, расположенный над ней, только без очага и с амбразурами вместо окон, с голым деревянным полом, даже не покрытым как следует соломой, и без малейшего намека на мебель или украшения. Вернее, украшения были, только особого рода: на стенах красовались всех видов и размеров устращающие орудия смерти. Сверкающие мечи и боевые топоры занимали целиком одну стену, другая была, увешана рядами длинных копий, пик и алебард. Здесь были также десятки изящно изогнутых боевых луков и даже запрещенные законом арбалеты. Тысячи стрел и дротиков лежали, связанные в пучки, как щепки для растопки очага. Но наибольшее впечатление на Мартину произвели не эти изощренные изобретения военной мысли, а более примитивные свидетельства человеческой страсти к убийству — тяжелые булавы и окованные железными шипами палицы самых угрожающих размеров.