Сокол и огонь

— Страх для того и существует, чтобы побеждать его. — Он гладил ее по голове, массируя пальцами ее кожу. — Вы должны поплавать.

— М-м-м.

— Вы должны.

— М-м-м, — она слегка напряглась под его рукой.

— Обещайте мне, что вы сделаете это.

— Хм-м?

— Скажите, что как-нибудь пойдете и поплаваете. Это важно. Преодолев страх один раз, вы сможете и дальше поступать в соответствии с вашей волей. Обещайте мне!

— Да-да, обещаю, — пробормотала Мартина.

— Вы просто соглашаетесь, чтобы отделаться от меня. — Торн недоверчиво усмехнулся.

Она не ответила, уютно сворачиваясь подле него клубочком, теплая и полусонная.

Сквозь сон она услышала чей-то смех. Мартина открыла глаза. Кто-то лежал в кровати рядом с нею. Она вдохнула знакомый и терпкий мужской запах.

Торн!

Голоса приближались. Кто-то оживленно переговаривался, смеясь.

— Что там… — начала было она.

Торн зажал ей рот рукой. Она увидела его глаза в призрачном свете догорающего светильника, в них было предостережение. Она кивнула, и он убрал руку.

— Это Райнульф и Мэтью, — наклонившись к ее уху, фошептал он. — Они вернулись, когда вы спали. Они идят там, в зале, и беседуют. Поэтому я не мог уйти из вашей спальни незамеченным.

Мартина кивнула.

Была глубокая ночь, дождь за окном усилился. Она лежала в объятиях Торна, свернувшись клубочком, ее рука покоилась на его талии. На нем не было рубашки, и они лежали, тесно прижавшись друг к другу на узкой кровати, как любовники. На мгновение ее охватил страх, прежде чем она вспомнила, что между ними ничего не было. Он просто слушал ее, отгонял прочь ее страхи и держал в своих объятиях, пока она не заснула. Он не целовал ее, это точно. Она была в этом уверена, потому что, если бы целовал, она бы помнила об этом.

А ведь ему ничего не стоило воспользоваться ее полусонным состоянием и овладеть ею. Достаточно было лишь захотеть, отдернуть простыню, и вот она вся в его власти. Он не святой, а обычный мужчина, с нормальными мужскими потребностями. К тому же он сильный. Она чувствовала его крепкие, гладкие мышцы ног и бугры на груди. Он без труда мог бы овладеть ею, если бы только захотел. И ему даже не пришлось бы принуждать ее! Ведь такой искушенный человек, как Торн, наверняка знает, как разжечь в женщине огонь. Знает, как дотрагиваться до нее, как ласкать тайные местечки, пока она сама не раскроется и не станет умолять его взять ее сейчас же. При мысли о том, что он мог бы с ней сделать, ей стало тепло и приятно. Ее волосы колыхались от его дыхания. Он держал ее так крепко, что она не могла различить, стук чьего сердца она слышит — Торна или своего. Она чувствовала его каждой клеточкой, и это наполняло ее необычайной трепетной радостью.

Мартина посмотрела на Торна. Увидев его глаза, она прочла в них отражение своего горячего желания. «Он знает, что я сейчас чувствую, — подумала она. — Знает, потому что чувствует то же самое».

Его рука сжала ее еще крепче, и возле живота она ощутила какое-то движение, что-то теплое, поднимаясь, упиралось в нее. Ее тело затрепетало в ответ, требуя его прямо сейчас, зовя его войти и наполнить ее.

Она замерла, мысли спутались в беспорядке. Ее охватило смущение, и тут он резко отодвинулся от нее.

Господи, она не должна желать этого. Ведь если он не справится с собой, то она-то уж точно не сможет противиться овладевшей ими страстью!

Из-за штор, закрывающих вход в ее комнату, снова раздался смех. Торн приподнялся на локте и, протянув руку, слегка раздвинул занавеску. Выглянув наружу, он тут же задернул ее.

Он сел, потирая затекшие мышцы. Порывисто вздохнув, запустил пальцы в свои длинные волосы. Глядя на него, она думала о его всем известной сдержанности. Он только что продемонстрировал ее; его умение контролировать себя сейчас спасло их обоих от непоправимого шага. С одной стороны, она была разочарована этим, с другой — вздохнула с облегчением.

Он был и остается ее другом. Но сейчас эта дружба стала опасной. И то, что едва не случилось этой ночью, надо поскорее забыть, забыть до того, как они вернутся в Харфорд. Ей захотелось поблагодарить его, сказать, как ей будет не хватать его и что она никогда не забудет эти минуты, проведенные с ним.

— Торн… — Прежде чем он успел закрыть ладонью ее рот, Мартина поняла, что сказала это слишком громко. Разговор в зале оборвался, послышался скрип отодвигаемого стула.

Торн прижался губами к ее уху.

— Ради Бога, сделайте так, чтобы он не вошел сюда!

— Р-райнульф? — позвала она.

— Мартина? — В голосе брата слышались нотки беспокойства. — С тобой все в порядке? Тебе снился плохой сон?

Голос Райнульфа раздался совсем рядом со шторой. Она глубоко вздохнула и ответила, стараясь оставаться спокойной:

— Все в порядке, Райнульф. Видно, я во сне разговаривала сама с собой.

Торн одобрительно кивнул, и она улыбнулась.

— Я иду спать, — помолчав, проговорил Райнульф. — И ты тоже постарайся уснуть. Нам предстоит долгое путешествие.

— Хорошо, спокойной ночи.

Торн с Мартиной напряженно вслушивались в звуки удаляющихся шагов. Когда они стихли, Мартина посмотрела в голубые глаза Торна. Мысль о том, что через две недели она станет женой Эдмонда, болью отозвалась в сердце. Ее чувство к Торну обречено, и надо смириться с этим. И все же она испытывала непреодолимое желание разделить с ним эту боль и эту радость, даже несмотря на возможные последствия.

— Торн, — прошептала она.

Он опять провел пальцами по ее губам, но на этот раз она прочла в его глазах не предостережение, а сожаление. Он как будто хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Торн нагнулся, взял с пола светильник и встал.

На мгновение, показавшееся ей бесконечным, он застыл в дверном проеме.

— Спокойной ночи, леди Мартина, — обернувшись через плечо, сказал он и вышел из комнаты.

Сон никак не шел к Мартине, лишь на короткое время ей удавалось забыться в полудреме. Длинные золотые ленты и куски яблочно-зеленого шелка кружились вокруг нее, смешанный хор голосов что-то шептал о судьбе и свободе воли, о страхе и мужестве.

Ей вспомнилось детство. Синее озеро в Нормандии. Бездонная голубизна тихой воды с отражающимися в ней барашками облаков. Вода казалась такой приветливой, ласково манила ее к себе. Мартина всегда любила воду, с удовольстием плескалась в ней и ныряла в теплую глубину.

Когда-то ее мама тоже послушалась манящего зова воды и нырнула. Только для нее глубина стала темной и бесконечной. Вода стала ее проводником в бесстрастную вечность и забвение.

Мартина представила, как она войдет в воду, сделает первый шаг. Страх холодными липкими пальцами сдавит ее грудь, но она разожмет его хватку и сделает еще один шаг. Она вспомнит слова Торна и воспрянет духом. Она знала, что должна сделать это. Если она уступит сейчас, то потом будет вечно сожалеть о своей трусости.