Сокола видно по полёту

— Мне жаль, — сказал Тиметт без тени сожаления, — но лордёныш сам виноват. Он схитрил. Огненная ведьма не приняла его дар.

Грай вскинула полные слёз глаза, замерла на мгновение, затем развернулась и стрелой полетела назад. Готовый к долгим спорам и уговорам Тиметт растерянно развёл руками, после чего удовлетворённо крякнул и пошёл к костру — начинался новый день, а новые заботы сами себя не решат.

Грай ворвалась в дом, где жили пожилые женщины, зацепилась луком в проёме, наделала шума. Старухи ещё спали, и только Силдж уже что-то кипятила на огне в закопчённом котелке.

— Бабушка, помоги, — рухнула Грай перед знахаркой на колени, уткнулась в подол, затараторила сбивчиво: — Я хочу принести дар Огненной ведьме… хочу попросить её, чтобы она помогла Роберту… хочу, чтобы он вернулся невредимый…

Старуха положила корявую руку на девичью голову, погладила с лаской.

— А я-то думаю, что за грохот? Война с Каменными Воронами началась, али что? А оно вон что! Ишь, стрекоза… — ладонь задержалась на лбу, сжала легонько, — смотрю, уже всё решила. Не отговорить. Отцу-то сказала?

— Нет… и не буду. Он не может мне запретить. Никто не может…

— Никто не может, твоя правда, стрекоза… Свечу сделала уже?

— Нет, сейчас побегу делать…

— В сарае глянь, подальше от двери ищи. Там старые полешки должны быть, которые хорошо просохли…

— Спасибо, бабушка.

— К ручью приходи, как солнце за ёлки зацепится. А я отвар тебе сделаю… посильнее. Негоже тебе мочу драконью-то пить… Три дня потом, правда, спать будешь, да ничего. Ну, беги, стрекоза. Отвар долго делать, времени мало…

Солнце клонилось ко сну в мягкие зелёные перины, цеплялось лучами за мохнатые ветви, щурилось последними бликами сквозь многовековые стволы дубов да сосен. А Силдж всё не шла. Грай, искусав себе все ногти, подпрыгивала от нетерпения. На кочке у ручья ждала своего часа Ведьмина свеча.

— Бабушка, быстрее, — заторопила её Грай, завидев издалека согбенную фигуру.

— Быстро только кролики плодятся, — проворчала старушка. — А в нашем деле спешка не нужна. Лучше помоги.

Грай сняла котомку с плеча Силдж, достала бутыль с отваром, завёрнутый в мешковину и плотно закрытый глиняный горшок с тлеющими углями, защитный кожух для руки, деревянную чашу и склянку с мазью. Разложив всё на чистой тряпице, вытрусила несколько угольков в свечу, отставила в сторону, чтоб разгоралось.

Силдж бормотала заклинания, время от времени проводя руками по голове внучки, дотрагиваясь крючковатым пальцем то до лба, то до макушки. Затем налила заветный отвар в чашу и протянула вперёд. Грай схватила судорожно, чуть не расплескав содержимое, поднесла к губам, глянула поверх края последний раз на кромку леса. Чаша выпала из задрожавших пальцев, вязкие капли брызнули на траву.

— Что там? — вздёрнула голову Силдж, щуря слепые глаза.

— Это он, бабушка, — сказала Грай и рванулась с места.

Памятуя, что сказал отец, она провожала Роберта на охоту по всем правилам клана. Не лезла вперёд, не бросалась с прощальными поцелуями на шею, хотя очень хотела. Не желала вслед удачи, потому что говорить такое тому, кто идёт за зверем, дурной знак. Лишь кивнула с достоинством, стоя за спинами мужчин, и сказала одними губами: «Возвращайся!» В тот день отец мог гордиться ею.

Но сейчас Грай было всё равно. Она бежала, легко касаясь мягкими сапожками извилистой тропинки, раскинув в стороны руки, счастливо смеясь и плача одновременно. Летела, как та стрекоза из бабушкиных сказок. Позади раздавался топот множества ног — из лагеря путника уже тоже заметили и спешили на помощь. Пусть они видят, что она рыдает, словно самая изнеженная из всех леди Долины. Пусть слышат, как она вновь и вновь повторяет его имя. Пусть думают, что у неё нет гордости. Ей всё равно. Главное, Роберт был жив!

Он шёл медленно, тяжело припадая на одну ногу. Его шатало из стороны в сторону, и не падал он, казалось, только потому, что из последних сил держался за жерди волокуш, на которых высился мохнатый чёрный ком с белыми полосками. Его одежду покрывала засохшая грязь, обмотанное вокруг головы тряпьё пестрело кровавыми пятнами. Но он был жив.

Роберт был жив. Огненная ведьма приняла его дар.

Глава 12. Роберт прощается и встречается

— Да у него вся бочина истыкана… — Красная Рука осмотрел зверя, перевернул и презрительно скривился: — И вторая тоже. Ты испортил шкуру, тупица!

Кто-то забрал у Роберта волокуши и дотянул их до лагеря. Кто-то похлопал по спине подбадривающе, дал флягу с водой, поддержал под руку, помог дойти. Сир Бринден приветственно качнул головой, улыбнулся с облегчением. Ульф, кивая на добычу, одобрительно присвистнул.

Ивер, Торстен, Атли, Смэд, Ол, Вилфред, Сверр, Шела, Дагфинн, Эша, Морен, Ирго, Хджордис, Улла, Шигга, Тове, толстяк Свон, малыш Дюк, озорник Сеок — лица сливались перед взором Роберта в ряд светлых пятен. Вождь невозмутимо смотрел с высоты своего роста и трона, ждал отчёта. Роберт молчал.

Грай с тревогой взглянула на него, а затем примирительно погладила брата по рукаву и прошептала просяще:

— Не ворчи, Тиметт. Я заштопаю мездру так, что даже заметно не будет. Вот увидишь! Ты ни одной дырочки не сможешь найти!

Роберт молчал. Рана на шее пульсировала, усталость била под колени, а гнев мутил разум — и он прикрыл глаза, пытаясь справиться, чтобы не сболтнуть сгоряча лишнего. Там, в лесу, Роберт пообещал себе, что больше не позволит унижать себя. Никому и никогда.

Вначале всё казалось не таким уж и сложным. До места он добрался к вечеру — Ульф подробно рассказал об этом ущелье, не раз повторив, что не стоит его пересекать, потому как далее начинались владения Каменных Воронов. Однажды поделив Лунные горы, все горцы придерживались договорённости и не охотились на чужой территории. Нарушитель мог и стрелу от дозорных между лопаток поймать.

Уже на следующий день после обеда Роберт подстрелил годовалого оленя — с небольшими, ещё бархатистыми рогами. Он ловко обвязал ему задние ноги верёвкой и вспорол брюхо, чтобы усилить запах крови вокруг. Теперь дело оставалось за малым — залезть на сосну повыше, перекинуть второй конец верёвки через крепкую ветку и поднять приманку так, чтобы кот не смог допрыгнуть до неё с земли и не сразу добрался с ветки. Чтобы было достаточно времени точно прицелиться и сделать верный выстрел. Роберт уже и место себе присмотрел на соседнем дереве — с хорошим обзором и широким суком, где будет дожидаться мохнатого разбойника с луком наготове, не боясь внезапного нападения со спины других хищников. Но в тот момент, когда стал подниматься вверх, чтобы подвесить оленя, ему словно кто стал ворожить на неудачу.

Разматывая верёвку, Роберт сшиб с ветки спящего там ушастого филина. Птица с перепугу ухнула, вцепилась когтями ему в грудь, забила крыльями по лицу. Ослепший на мгновение Роберт взмахнул руками, пытаясь отбиться, и сверзился вниз. И вроде забраться слишком высоко ещё не успел, но шмякнулся о землю так неудачно, что подвернул ногу. А хуже всего оказалось то, что упал аккурат на неосмотрительно оставленный под деревом лук, безнадёжно испортив его.

На ногу невозможно было ступить, и Роберт сразу понял, что с одной здоровой ногой у него нет ни малейшего шанса убить копьём кота, когда тот придёт за валяющимся на траве оленем.