Сократ
Шрифт:
2
Мелет обеими руками откинул назад свои длинные рыжие волосы и воздел руки к небу:
– Зевс всемогущий! Зевс Громовержец! Взывая к тебе от имени всех собравшихся здесь мужей афинских, молю: обрати свой взор на наши действия, цель которых - вернуть тебе и всем богам Олимпа почет, величие и любовь все, чего хотел лишить вас этот человек - Сократ! Он насмехался не только над тобой, о Дий, но и над Афиной, Афродитой, Эротом и другими бессмертными...
– Мелет повернулся лицом к Акрополю.
– Вы все, олимпийские боги, боги земли, вод и подземного царства, будьте свидетелями суда над этим обвиняемым. Молю вас всех, хранителей наших, благодетелей,
Подобно недоброму ветру, что пролетает над лугами перед грозой, ужас прошел по всему ареопагу, по возвышению, где теснились толпы зрителей. Ксантиппа, рыдая, прижала к себе сына, словно могла занять у него силы снести этот ужас.
Заключительные слова Мелета еще подлили масла в огонь. Повысив голос, он повторил формулу обвинения:
– Сократ виновен в том, что не признает богов, признанных нашим государством, и вводит другие, новые божества. Виновен он и в том, что портит молодое поколение.
Толпа замерла; толпа объята ужасом и так тиха, что слышно, как опадают иголки с пиний у городской стены. У кого-то из присяжных вырвалось сдавленное:
– Он пропал...
Сократ смотрит на солнце. Рассказывают - он родился точно в полдень, когда солнце жарче всего. Он любил солнце, как брата. Что-то будет сегодня, когда оно встанет в зените и тени исчезнут? Сократу кажется - сегодня с самого раннего утра солнце палит сильнее обычного. Хочет прибавить мне сил, старый приятель, согревает мои старые кости... Как я рад, что ты сегодня здесь со мной, золотая моя голова!
Ксантиппа, опершись на плечо Мирто, рыдает:
– Не могу я этого видеть, не в силах слышать - он ведь такой добрый... Прямо дитя малое...
– Большое, бесхитростное дитя...
– шепчет Мирто.
Мелет вволю упился ужасом, объявшим публику. Не нравились ему только глаза его кормильца Анита. Вместо ожидаемого удовлетворения Мелет прочел в них испуг и злобу. Поэт растерянно поморгал, но он знал, что не имеет права переговариваться здесь с Анитом. На последнем совете с Анитом и Ликоном ему было сказано: обвини его в том-то и том-то. Что ж, он это и делает. И, судя по реакции зрителей на его обвинительную речь, делает это успешно. Так что беспокоиться не о чем - надо продолжать. Мелет обладал прекрасной памятью, он помнил, что ему говорить дальше. Поднял руку. Золотой браслет ярко сверкнул на солнце - словно блеснула молния Зевса.
С этого взблеска началась игра, ставкой в которой была жизнь человека.
– Одно за другим я приведу вам доказательства вины Сократа. Он потом, в своей защитительной речи, постарается опровергнуть их, и я заранее вас предупреждаю, что его защита сведется главным образом к утверждению, будто я обвиняю его в отместку за то, что он часто публично называл меня плохим поэтом.
Один из присяжных во втором ряду прикрыл рот уголком своего шелкового гиматия.
– Почему ты смеешься?
– тихо спросил его сосед.
– Потому что я тоже знаю стихи Мелета...
– Но это не помешает мне, - Мелет заговорил громче, не считаясь с тем, что на такой высокой ноте голос его неприятно заскрипел, - не помешает мне защищать наших великих богов от его злоязычия!
До сих пор Сократ стоял, обратившись лицом к солнцу. Теперь он повернулся
к Мелету. Вынул из кармана горсть семечек и начал грызть их, выплевывая шелуху на землю. Никто ему ничего на это не сказал, но он сам вдруг испугался - в каком месте он это делает!– и виновато оглянулся на архонта. Тот, хорошо зная привычку Сократа, с улыбкой кивнул ему - мол, ничего, можно. Сократ благодарно посмотрел на него и снова перевел взгляд на Мелета. Вспомнив одно из его высокопарных, но бедных мыслью стихов, улыбнулся. Сколько лет может быть этому молодчику? Лет тридцать... Н-да, к тридцати годам пора бы уже владеть своим ремеслом...
Мелет продолжал:
– Еще юношей Сократ каждое утро прогуливался по берегам Илисса со своим учителем, усваивая его взгляды. Но кто же, о мужи афинские, был этим учителем? Философ Анаксагор, приговоренный афинским судом к смерти за безбожие. Лишь благодаря Периклу удалось Анаксагору бежать от казни в Лампсак. Его книга "О богах" была публично сожжена на агоре, но кощунственные мысли его остались в Афинах!
Он бросил на Сократа вызывающий взгляд. Старец выплюнул шелуху и сказал:
– Стану ли я отрицать то, что делает мне честь?
– Слышите?!
– вскричал Мелет.
– Он признается! Где бы ни был Сократ он всюду распространял взгляды Анаксагора...
– Нет. Я распространяю свои взгляды.
Мелет был поражен - Сократ сам помогает обвинению!
– Тем хуже для тебя, ибо взгляды, которые ты распространяешь против наших богов, достойны осуждения... Подобно тому как любимый тобою безбожник Демокрит насмехался в Абдере над священными лягушками богини Лето, ты насмехаешься над нашими богами! Сколько лет излюбленной шуткой твоей служит перечисление Зевсовых шашней, как ты их называешь, с богинями и смертными женщинами - все равно, в своем ли обличье или в облике лебедя, быка, Амфитриона, золотого дождя и так далее!
– А разве неправда?
– Голос из рядов присяжных.
– Это оскорбление!
– Другой голос.
– Нет!
– Да!
Встал человек почтенного вида:
– О архонт басилевс, уполномоченный народом решать все вопросы веры скажи нам, оскорбление ли это?
Архонт растерялся до того, что даже уши у него покраснели; он боялся взглянуть на Сократа, предполагая, что тот ехидно ухмыляется; он вертел в руках молоточек, словно видел его впервые в жизни... Но тут в рядах присяжных поднялся еще один человек:
– Позволишь ли мне, архонт, ответить на заданный вопрос?
Архонт, хотя и не знал, выручит его этот человек или поставит в еще более затруднительное положение, кивком выразил согласие; но рука его, державшая молоток, так дрожала, что рукоятка постукивала по столу.
Человек заговорил назидательным тоном:
– Говорить о том, в какие отношения когда-либо вступал Зевс со смертными женщинами или с богинями, не оскорбление. Он ведь бог, и делить с ним ложе - честь, особенно для земнородных.
– А что, Зевс все еще... того... занимается этим или больше нет? спросил пекарь Мерин.
– Кто знает! Боги, слыхать, не стареют, - ответил кто-то из присяжных.
– Примите в соображение еще вот что, - продолжал тот, кто вызвался ответить на вопрос.
– Такое общение, как правило, приводило к рождению полубога, а нередко и бога. Не сидят ли на Олимпе, в числе высших богов, дети, рожденные Зевсом от Лето, близнецы Артемида и Аполлон?
Оратора наградили рукоплесканиями. Архонт кивнул - оратор сказал именно то, что думал и сам председатель суда.