Сокровища Аттилы

Старый волхв, зная, что Заренка спасла советника Аттилы от смерти, сказал спокойно и просто:

— Ты и она созданы друг для друга!

Этим он еще больше смутил Заренку. Она прошептала:

— Где мои отец и брат?

Как сказать ей, что Мезамир и Черновол погибли? Слух Диора давно уже уловил приближающийся к лагерю антов конский топот. Обрадовавшись, что может отложить рассказ о гибели родных Заренки, он поднялся на ноги и увидел приближающийся к нему отряд.

По кривым шапкам и особой посадке он узнал гуннов. Впереди ехал Ябгу, сотник личной охраны Аттилы. У следующего за ним Алтая на пике трепетал красный флажок — знак срочности гонца. Каждый из воинов охраны держал на поводу сменную лошадь.

Остановив шатающегося от усталости взмыленного жеребца, Ябгу раскрыл смуглую ладонь и поднес ее к глазам Диора.

На его ладони лежала золотая пайза. Гонцов с золотой пайзой еще никто не посылал.

Приказ Аттилы был краток и выразителен: «Советнику немедленно вернуться в ставку».

По грозному взгляду исполнительного Ябгу Диор понял, что дела его плохи. Сотник хотел отправиться в путь тотчас, но нужна была передышка лошадям, и он скрепя сердце отложил отъезд до полуночи.

Время перед дальней дорогой Диор провел с Заренкой. Светла и прекрасна была эта ночь молодой луны. Поднимался над береговыми кругами пар от реки. Загорались и гасли в бледном небе звезды, почему–то особенно много осыпалось их в это теплое осеннее время, они падали с тихим шуршанием и потухали за рекой в темнеющих лугах. Воздух, напоенный пахучими запахами трав, был густ, как медвяный отвар. Диор и девушка стояли над высоким береговым обрывом. Заренка прижималась к плечу Диора. Он укрыл ее своим плащом. Узнав о гибели отца и брата, девушка весь вечер проплакала и теперь была тиха и подавлена. Перед статуей Перуна в присутствии старика волхва, а также Добрента и Ратмира Диор поклялся, что будет беречь и лелеять Заренку, если она станет его женой. Волхв торжественно соединил их руки, после того как девушка согласилась слить их судьбы в единую судьбу.

— Твои волосы седеют, — шептала Заренка. — Как только я увидела тебя, поняла, что ты мне предназначен. Но подходить к тебе боялась. Ты был суров, и взгляд твой грозен. Но сейчас он добрый! — Девушка ласково приподняла теплыми ладошками голову Диора, вгляделась вещим сердцем. — Любый ты мой, у тебя на душе много печали…

— Как и у всех, любая моя, но с тобой я буду всегда ласков!

— Мил ты мне, — произнесла Заренка и с легким вздохом закрыла глаза. — Опусти меня на траву, она будет нам постелью…

В отдалении виднелись черные молчаливые фигуры воинов Ябгу. Они стерегли советника, подобно волчьей стае. Высокая трава скрыла Диора и Заренку от бдительных глаз мрачной стражи.

3

Утром Ябгу пришлось опять задержаться. Хайлундуры погребали убитых. Нельзя не отдать последние почести погибшим во славу всех гуннов храбрецам.

Трупы готов стащили в овраг и присыпали землей. Своих же убитых хайлундуры, как и все гунны, предают земле. Простых воинов, если их погибло много хоронят в братской могиле. Если же мертвых больше, чем осталось в живых, и поблизости нет оврага, трупы стаскивают в одно место и сжигают. В разных обстоятельствах хайлундуры поступают по–разному, и, право, было бы нелепо, если бы они во всех случаях поступали одинаково. Боги многое прощают победителям. Потерпев поражение, степняки бросают своих мертвых.

Анты своих погибших не предают земле, а сжигают. Число убитых славян превысило сотню.

На берег вытащили большую ладью и установили на четырех опорах. Вокруг соорудили нечто вроде деревянного помоста. Убитых сложили на палубе в одежде, но без брони. Из оружия оставили лишь ножи. Кто может себе позволить лишиться сразу такого количества средств боя? Старик волхв объявил, что Перун берет погибших храбрецов, жизнь которых оборвалась в битве, под свою защиту.

Принесли хмельные напитки, различные плоды и благовония, а также хлеб и лук, уложили все на корабль. Потом взяли двух лошадей и гоняли их, пока они не вспотели. Убили их, разрезали, мясо сложили в ладью. То же сделали и с двумя волами. Когда все было приготовлено должным образом, Добрент поднес к сухому хворосту, коим была обложена ладья, горящий факел. Заренка, прижавшись к Диору, вскрикнула. Хворост вспыхнул, и вскоре все сооружение охватило пламя. Гигантский костер бушевал недолго.

«Не прошло и часа, как превратился корабль со всем, что было на нем, в золу, потом в мельчайший пепел. Анты построили на месте этого корабля нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку…», перечислив на ней имена погибших. Диор по просьбе Добрента сделал схожую надпись на обратной стороне столба на латинском языке. Станут теперь ездить сюда купеческие караваны, останавливаться в Белом замке, превратится он в город, и не забудут люди тех, кто отдал свои жизни за право антов владеть крепостью — ключом, открывающим путь из лесного края в богатые заморские страны.

Глава 3 ГНЕВ АТТИЛЫ

1

Потери хайлундуров были громадны. Оставаясь на завоеванных землях, они теперь сами вынуждены были искать союза с антами по той причине, что если степнякам придется защищать свои пастбища от врагов, то сделать это им одним будет крайне затруднительно. Ак—Булач еще раз подтвердил, что отдает жителям лесов в вечное пользование крепости Северную и Белый замок за пять тысяч фунтов золота.

Добрент и Ратмир провожали Диора до границ бывших готских земель. Заренка следовала за своим мужем, одетая в теплый дорожный плащ и ведя на поводу сменную лошадь с переметными сумами, набитыми припасами. В переметных сумах было и то, что необходимо новорожденному.

— Славная тебе досталась женушка, — приговаривал Добрент, наблюдая за сборами Заренки.

В дороге Добрент обсудил с племянником будущее антов. Согласились на том, что опасения оно не вызывает: готы разгромлены, хайлундуры обессилены, Аттила занят на Западе, Византия наступательные войны вести не способна, Рим на пороге краха, наиболее сильные племена германцев — вандалы, бургунды, вестготы — расселились в обширной Галлии и сюда уже не вернутся. Аланы и большая часть сарматов ушли с германцами. О подходе новых кочевых племен с востока пока ничего не известно.

Разошлись лишь в выплате долга хайлундурам.

— Теперь путь на юг свободен, — убеждал князь Диора, — у нас есть чем торговать. Наше оружие, седла, сбруя, мед, воск, кожи — все раскупается охотно. Золото для выплаты долга мы наторгуем.

— Слишком долго вам придется торговать. Разве вы ни в чем не нуждаетесь?

— Нуждаемся, как не нуждаемся, — вздыхал в бороду Добрент.

— Так зачем вам обделять себя, когда есть возможность завладеть сокровищами Аттилы!

— Опасное это дело.

— Предоставь его мне.

На краю плоскогорья они остановили коней. Огромная равнина зеленела под ними, простираясь далеко за край небесного шатра. Грядущее вставало перед мысленным взором Диора, он видел зарева пожарищ, слышал тяжкий топот конницы и мерную поступь легионов на западе, скоро там будут пылать разоренные города, плакать матери на пепелищах, будут брести по дорогам толпы изнуренных рабов и купола христианских храмов Вечного города потускнеют от смрадного дыма пожарищ.

— Прощай, дядя! — сказал Диор и тронул жеребца.

Заренка ехала следом. Ратмир вдруг рванул свою лошадь так, что она присела, умоляюще сказал Добренту:

— Отпусти, княже! Не могу я его оставить одного! Сердце просит! Отпусти!

— Езжай! — махнул могучей рукой Добрент.

На радостях Ратмир поднял лошадь на дыбы, взвизгнул не хуже степняка — и только пыль завилась за ним.

— До встречи-и! — донеслось уже издалека.

Диор ехал, погруженный в думы. Замыслы Аттилы ему известны. Он выполнил главное дело своей жизни, и выполнил хорошо. Вернувшись в ставку, он отведет гнев Аттилы от антов.