Сокровища Перу

— Понимаю! Понимаю! — закивал головою Рамиро, — ты хочешь сказать, что тебе и твоему народу принадлежит весь мир и все, что мы видим, ваше владение, а сама ты, конечно, колдунья этого славного и могущественного племени?

— Ну да, ну да! — поддакивал, кивая головою, Тренте. Затем старуха произнесла с особенной торжественностью еще несколько странных слов, что означало:

— Чужестранцы, добро пожаловать! Вы можете вступить в нашу альдеа! [1]

1

Деревня.

Теперь Тренте с величайшей готовностью перевел слова колдуньи и благодарность белых, выраженную в самых лестных словах.

После этого весь караван смог в полном составе свободно вступить в деревню, состоявшую из хижин, похожих на пчелиные ульи, раскиданных посреди засеянных и засаженных садиков и огородов. С первого взгляда вид производил приятное и отрадное впечатление. Не только наружные стены хижин, но даже и деревья, и кусты в садиках были пестро разукрашены самыми разнообразными предметами. Очевидно, этот народец питал особое пристрастие ко всякого рода украшениям.

На концах скрещивавшихся вверху балок, поддерживающих крышу, повсюду красовалась пестрая диадема из крыльев разноперых попугаев. Стены хижин были увешаны венками и гирляндами из пестро раскрашенной соломы и стружек, образуя различные фигуры, а изукрашенные перьями стрелы, воткнутые целыми пучками в эти фигуры, дополняли внешнее убранство хижин.

У входа почти каждой хижины видны были какие-то странные фигуры, такие же фигуры виднелись и внутри хижин, вдоль стен и даже спускались с потолка и висели в воздухе.

— Это какие-то человеческие фигуры, сделанные из соломы, или же гигантские изображения каких-то невидимых птиц! — сказал один из путешественников.

В это время к ним приблизился рослый туземец, весь, с ног до головы, выкрашенный в черный цвет, с ярко-зелеными полосами поперек живота.

— Это какой-нибудь придворный чин, явившийся приветствовать нас от имени своего короля и повелителя!

Приблизившись к ним, черномазый туземец с приветливой улыбкой указал им рукой на большую, особенно богато разукрашенную хижину и при этом добавил, что она предназначена для них.

— Тренте, переведи ему, что мы очень благодарим, — сказал Рамиро, — и спроси его, не вождь ли он этого народа? Скажи, что мы имеем для него кое-какие подарочки!

Тренте перевел.

Туземец отрицательно покачал головой.

— Нет, чужестранцы, — отвечал он, — я не вождь и не предводитель моего народа; благородный и доблестный Тенцилей сидит в своей хижине и горюет.

Рамиро, как искусный и опытный актер, тотчас же придал страдальческое выражение своему лицу.

— Это меня очень печалит, уж не болен ли мой могущественный покровитель, храбрый Тенцилей?

— Нет, чужестранец, храбрый Тенцилей здоров!

— Не оплакивает ли он утраты какого-нибудь дорогого и близкого его сердцу лица?

— Нет, все не то!

— Но нельзя ли узнать, в чем кроется причина его скорби?

— Нет, чужестранец, это страшная тайна, из-за которой, быть может, весь мир со всеми людьми и животными должен будет погибнуть в пламени.

— О, это было бы ужасно! Но скажи нам, можно ли нам будет посетить доблестного Тенцилея в его жилище?

Туземец отрицательно покачал головой.

— Вы должны дождаться, когда наш вождь позовет вас к себе, но что вы можете сделать теперь же, так это сделать Обии обещанный подарок.

— А Обия это ты сам, конечно?

— Да, — и вот эту вещицу я очень желал бы получить в дар!

— Часы? К сожалению, это невозможно, но вот эта ясная оловянная ложка тоже очень недурна, не желаешь ли получить ее, приятель Обия?

Полосатый туземец с видимым удовольствием взял из рук Рамиро оловянную ложку и тут же ловко воткнул ее торчком в свою замысловатую прическу, широким концом вверх.

Затем он огляделся кругом с самодовольным видом и вдруг бросился бежать со всех ног по направлению к хижинам.

Тем временем некоторые из путешественников уже успели побывать в хижине, пролезая в нее на четвереньках.

— Какая там ужасная жара и духота, — заявил Бенно, — и всяких насекомых немало, а свет падает сверху через щели в крыше.

— А с потолка спускаются громадные заколдованные птицы! — сказал таинственно Михаил.

— Да, действительно, там в хижине, целое общество кукол в натуральную величину, и все они подвешены на длинных нитях; иные изображают людей, другие различных животных и птиц; все они сделаны из соломы, листьев и травы. Особенно хороши зеленые ящерицы из травы, с маленькими, превосходно сделанными ножками.

— Надо взглянуть, что с доктором, — сказал Рамиро, — будем надеяться, что он не серьезно захворал.

Между тем женщины, сбросив с себя звериные маски, давно хлопотали у огня, готовя пищу, и теперь спешили со всех сторон с каким-то горячим пенящимся напитком и особого рода печеньями из маниока, которыми они щедро угощали путешественников, наделяя их еще сверх того громадным количеством фрутта-де-лобэ: диких яблок, росших повсеместно в большом изобилии.

Педрильо позаботился подвесить гамак в тени двух громадных деревьев и перенес туда больного. Рамиро нашел доктора сильно изменившимся и ослабевшим. Он спал, тяжело дыша, и тревожно метался из стороны в сторону.

Покачав головою, содержатель цирка в раздумье отошел от больного. Если бы здесь, среди дремучего леса, да вдруг появилась злокачественная лихорадка, дело было бы плохо!

Тем временем там, на лужайке, все остальные сидели уже за трапезой. Хваленый минго в хорошеньких деревянных лоточках переходил от одного к другому. Сочное мясо жареной молодой козы распространяло приятный запах и уничтожалось гостями с неменьшим усердием и аппетитом, чем особое рагу из рыбы с прекрасным белым печеньем, напоминавшим хлеб.