Сокровища России
Шрифт:
– И все-таки, к чему Вы клоните?
– Да к тому, что надо верить людям. Чего вы боитесь? Почему не верите чиновникам из Минкульта? Почему считаете их хуже и тупее, чем мы с вами? Я им верю. Они нас поддержат, потому что такие же, как и мы с вами, мечтают продать этот музей.
– Я фофсе не мечтаю!
– от волнения или возмущения в произношении Пузырева сверкнул детский акцент.
– Зачем вы мне это говорите?
– Чтоб вы перестали считать меня картонным заместителем, Иван Иваныч, - серьезно сказал Эдик.
– Не мечтаете - и хорошо, я буду вами гордиться. Но я нахожусь здесь именно из-за музея, а не из-за фантазий полковника Онищенко. Он хочет использовать музей как прикрытие для своих делишек, так почему бы нам не использовать его делишки для прикрытия музея? Я -ваш настоящий заместитель. Согласны?
– Ну…предположим, - осторожно сказал Пузырев.
– И что вы предлагаете?
– Как что? Спасать картины и сохранять их. Для этого мне нужна ваша помощь, как директора. Что я один, с кисточкой, наспасаю? Нам нужен настоящий реставрационный центр. Для начала выделите для него помещения, а я поищу реставраторов подходящей
– Помещений…- Пузырев говорил все еще неуверенно, - помещений, положим…у нас хватает…, но средств на…
– Средства я возьму у полковника, - перебил Эдик.
– Я знаю, чем это обосновать. Чтобы подделать эти финтифлюшки, надо научиться подделывать вообще, изучить этот вопрос. Углубленно. Так как? Будем спасать картины?
– Ну…, спасайте, - решился Пузырев.
– Реставрация - дело нужное…У нас в запасниках…есть картины, которые требуют реставрации. Если Вы так ставите вопрос, я возражать не намерен.
– И Пузырев, помешкав, все-таки пожал протянутую Эдиком руку, и тут же едва не пожалел об этом, ибо Эдик так ее и не отпустил, пока не вырвал согласия директора на выдачу ему для работы уже начатого Моне, который явно требует реставрации. А потом - и Шагала заодно, из витебской серии.
Директор, как чувствовал Эдик, еще сопротивлялся. Вырвать согласие - и отдать картины, это разные вещи, а Шагала Пузырев отдавать не спешил, откладывая на потом. Шагала подделать легче, он почти наш современник, да и состав красок наш, российский, и Эдик, чтоб директор "дозрел", принялся долбить крепость в двух местах, надеясь, что она падет. Так, были написаны заявления на прием в Российский музей его друзей - Ивана - водителем и Таньки - пока что уборщицей, а затем Эдик убедил Пузырева позвонить Андрею Ростовцеву сегодня же, да что откладывать? прямо сейчас! Услышав о возможном спонсоре, он все тут же бросит, всех студентов своих, и прискачет, и Онищенко будет доволен такой оперативностью и сам быстрей зашевелится, чтобы деньги выбить из спонсора…, ну, и Шагала, пока ждем, давайте заодно посмотрим…
Этот натиск принес успех - директор опомнился только когда Эдик, упаковывая в хранилище картину Шагала, стал поглядывать и на две очень древние, ценные, но побитые иконы. Опомнился - и заслонил их от жадных взглядов подлого заместителя своим телом, и наглец только облизнулся.
Но - странное дело!
– все мучения директора мигом кончились, сменившись диким приливом уверенности и даже наглости, когда Эдик буднично затолкал бесценного Шагала и бесценного Моне в багажник побитой "копейки", за рулем которой презрительно лыбилась рыжая новая уборщица. Эдик уехал, а заряд наглости, что остался после него, погнал директора Пузырева в несколько неожиданном направлении.
Директор Пузырев ощутил такую уверенность в себе, что решил трахнуть, наконец, свою секретаршу Людочку. Эдик слишком уж верил людям, и потому ошибся в своей оценке их отношений - так далеко те не зашли. Людочка работала всего пару месяцев, а у Пузырева имелась красавица жена и двое детей. Как водится у мужиков его возраста, жена уже не вдохновляла на подвиги, и потому блонидинка-секретарша так и просилась в штампованный сюжет отношений между начальником и секретаршей. У Людочки имелся жених, нехилый парень, и робким атакам директора мешал страх…, который и увез в своем багажнике, как оказалось, наглый Эд, вместе с картинами.
Директор даже дверь в свой кабинет не запер. Идя на штурм, он загадал: "Если успею до прихода Ростовцева, то…Эдик прав". Руку со своего бедра Людочка привычно шлепнула, но рука против обыкновения не убралась - напротив, принялась исследовать ягодичные рельефы.
– Что такое?!
– возмутилась было Людочка, поворачиваясь храбро лицом к супостату, но Пузырев залепил ее говорилку хозяйским долгим поцелуем. Конечно, жених…, потом - жена и дети, наконец, и разница в возрасте, лет в пятнадцать…, но все это куда-то исчезает, если всерьез разъяриться. После затухающих упреков и телодвижений Людочка сдалась, и пришла очередь выдавать упреки дубовому столу скрипучим своим голосом, а также терпеть посторонние тяжести и толчки - упреки и советы, которых никто не понял - купить для подобной работы спецстанок вроде дивана, а то нашел тут слесаря-универсала, сломаюсь от такой новой нагрузки…
Загаданное сбылось. Пришедший Андрей отметил только краем сознания, стараясь усмирить дыхалку, что секретарша похожа на истоптанную, встрепанную курицу, и только. Что Пузырев походил на довольного петуха, Ростовцев уже заметить не мог - перед ним сидел возможный спонсор, а в определение спонсора входят только возвышенные эпитеты. Андрей Ростовцев, сухощавый, энергичный, чем-то похожий на атакующего хищника, вытащил из кейса пухлую папку, каковую и обрушил, фигурально говоря, на беднягу Пузырева. Он засыпал директора фактами, обстрелял цитатами и выдержками из исторических документов, накопанных в архивах, и заколотил призывами о помощи исторической науке. Все это - совершенно зря - так мог бы какой-нибудь ОМОН долбить и таранить входную дверь, пока хозяину не надоест шум, и он не распахнет свою незапертую дверь навстречу похвально упорному ОМОНу. Пузырев вытерпел этот час только под наркозом воспоминаний о трепещущем теле Людочки, мысленно пристраивая ее в разных позах на разных предметах и в разных углах кабинета - недавняя, наспех победа его мало удовлетворила. Однако "второй забег" требовал-таки отдыха и накопления сил, поэтому Пузырев вытерпел папку до последней цитаты. В правильности выбора Эдика директор уверовал с первых же шагов Ростовцева от двери - встретив взгляд темных и блестящих глаз. Пузыреву захотелось убраться с дороги.
– Интересный проект, - сказал, наконец, Пузырев.
– Я рад, что мой заместитель порекомендовал именно вас, как объект спонсорской помощи. Однако, окончательное решение должна принять экспертная комиссия нашего музея. Оставьте вашу папочку на его
Конечно, Андрея это устраивало. Он ушел окрыленный, что называется, апостол духа, рыцарь науки в белоснежных одеждах, так и не заметив толпы голых секретарш в соблазнительных позах, которых Пузырев видел столь явственно, что прихватывало дыхание.
ГЛАВА 9. Усть-Олонецкие развалины.
Вот тут пустоты обнаружены. Еще тут…, вот здесь, и тут еще одна.
– Ноготь на указательном пальце саперного капитана, грязный и обломанный, ползал по схеме развалин, которую держал перед собой Эдик в широко разведенных руках. По вискам капитана ползли грязные струйки пота из-под зеленой, набекрень, пыльной пилотки. Для начала лета в этих краях стояла небывалая жара.
– А это что?
– Вместо обломанного ногтя в карту ткнулся чистенький, на ухоженном толстом пальце, который принадлежал полковнику Онищенко.
– Тоже пустота, - пояснил капитан, - но ниже уровня грунтовых вод. Так где копать-то?
– Вот товарищ скажет. Специалист.
– Полковник кивнул на Эдика.
– Грунтовые воды…, - сказал тот задумчиво, - кислые или нейтральные?
– Тут болота кругом, - капитан шмыгнул носом.
– Значит, кислые.
Эдик знал, что в кислой среде болот вся эта археология отлично сохраняется, но вдруг Андрюха решит махнуть рукой на затопленные подвалы. Или погреба - сейчас не разобрать.
Они втроем стояли почти в центре невысокой возвышенности, в которую время превратило остатки стен и строений Усть-Олонецкого, некогда большого и богатого монастыря. Вокруг него, насколько хватало глазу, чахлый лес, довольно редкий из-за болотистой местности. Эдик уже был тут один раз, когда поддался уговорам жены и Андрея. Немного покормил комаров - летом их тьма - и сбежал. Жена осталась. И прочие студенты остались. Эдик зауважал их еще сильней, хотя так и не понял их сумасшествия. Эдик много чего не понимал. Эйнштейна, например. Что за теорию относительности тот набредил?
Снег сошел совсем недавно, однако поодаль от раскопов уже проглядывала густая зелень травы. Тайга - если это можно назвать так - уже давно зеленела не только хвоей, но и листьями. По делу, Андрей давно бы тут уже ковырялся вместе с ребятами, если б не коварная помощь спонсора.
Вся подлость заключалась в спешке. Занятый делами музея, Эдик отпихивался от полковника до последнего. Да и что от Эдика требовалось? Подделать несколько икон. Успеет. Чтобы качественно подделать, товарищ полковник, Эдику необходим "реставрационный центр", которым Эдик и занимался. Свободных помещений в здании хватало, и уже на другой день после разговора с Пузыревым в трех больших помещениях закипела работа. Начинался этот центр как обычные реставрационные мастерские, которые имелись, кстати, у музея в зачаточном состоянии. Однако стараниями Эдика центр этот походил скорее на научно-исследовательский. Мастерские представляли из себя только видимую часть того айсберга, что скрывался по лабораториям заводов и институтов, где по заказам Российского музея ученые головы находили ответы по ускоренному старению материалов, а затем воплощали найденные ответы в конкретные технологии. Позже, когда Эдуарда Поспелова попыталась "взять за жабры" Прокуратура, ее следователи просто замучились излагать своими короткими словами суть этих многообразных технологий, сознательно замусоренных научной заумью с целью выжать из заказчика в лице Российского музея побольше денег. Достаточно сказать, что проблема растрескивания красочного слоя в течение максимум недели была решена шестнадцатью способами - три чисто физических, четыре химических, девять - физико-химических. Да, именно столько технологий ускоренного растрескивания имелось у Эдика в виде приспособлений, приборов, реактивов и растворов, а также сотрудников Центра, умеющих пускать это все в дело, и еще помещений для всего этого, которые разрослись со временем до того, что их стало не хватать. Впрочем, вся наука необходима была и полковнику, который едва успевал погашать кредиты, взятые Российским музеем в разных банках. Конечно, львиная доля этих денег шла на оплату личных замыслов Эдика, но и "Ежику в тумане" - так называлась операция по курганам - тоже кое-что перепадало. Так, проезжая случайно мимо Института стали и сплавов, Эдик ни секунды не колебался и тут же развернул машину в обратную сторону. В курганы требовалось закапывать как раз не живопись, а сплавы, да такие древние, чтоб ни один эксперт не усомнился, что они древние. Институт стали, как и большинство подобных заведений, в своей научно-исследовательской части тихо загибался, поэтому предложение от Российского музея встретило живой интерес со стороны ректора института. Ректор почувствовал российской культуре, которую заедают подделки из древних захоронений, всякие браслеты и кольца, серьги, статуэтки и оружие, и все из металлов, и фиг отличишь, если не знать древних технологий. Ректор выделил на исследования целую лабораторию с тремя десятками сотрудников, которых иначе пришлось бы все равно увольнять. Так что совесть Эдика в отношении полковника чиста. Впрочем, полковник пока что и не вспоминал про курганы. Усть-Олонецк оказался настолько крепким орешком для него и Эдика, что тут не до курганов. Своеобразный пробный камень, этот монастырь помог понять, что технологию отработать не получится - для каждого случая придется разрабатывать свою конкретную технологию, на месте. Закопанные подделки - это очень важно. Настолько, что надежнее закопать не подделки, а подлинные древности…, которые мигом превратятся в подделки, если земля над ними окажется свеженькой. В Усть-Олонецке выручили подвалы и погреба, а может быть, подземные ходы - теперь это были просто пустоты под землей, до которых не докопался дотошный Ростовцев. Не успел, из-за отсутствия денег, которые позволили бы нанять роту рабочих с лопатами…, теперь эта рота у него будет.