Сокровище затонувшего корабля
Шрифт:
И на орбиту выйдем.
Алешка стал лихорадочно перебирать бумажки со своими записями, ища нужную. Она все не находилась, и он стал тыкать пальцем все кнопки подряд. И тут началось! Завертелась рубка. Как башня у танка. Только в сто раз быстрее. Мы оказались вроде как бы на подводной карусели - и перед нами то мелькало светлое пространство - поверхность воды, еще далекая, то пространство черное, глубинное. Лешка опять что-то ткнул, чем-то щелкнул. Рубка крутиться перестала, зато стала вращаться вокруг своей оси сама «Марфа». Как болванка в токарном станке.
– Хватит!– устало сказал
– А как? Я знаю?– он продолжал бегать пальцами по кнопкам и клавишам, щелкать тумблерами.
А «Марфа» продолжала выделывать фигуры высшего пилотажа: то заложит «мертвую петлю», то ринется на глубину в крутом «штопоре», то сделает такую «горку», от которой вспыхивает тошнота в животе.
В общем, метод проб и ошибок себя в какой-то степени оправдал. Правда, ошибок почему-то получалось больше, чем проб. Словно «Марфа» стремилась показать нам, на что она способна. И, надо сказать, ей это удалось… Наконец она успокоилась. Замедлила ход и приняла горизонтальное положение. Правда, брюхом вверх. А мы, конечно, головами вниз. Немного непривычно.
Алешка еще пощелкал, понажимал - нет результата. Он вздохнул, подумал и, прошептав: «Осталось последнее средство», вкрадчиво произнес:
– Марфушка, Марфушка, встань ко мне передом, а к лесу - задом.
«Марфа» прислушалась и… послушалась. Видимо, она была так запрограммирована, чтобы долго не оставаться в неправильном положении. И принимала правильное уже без команды.
– Очаровательная Марфа Васильевна, - пробормотал Алешка.
И я с ним согласился. Ведь если вдруг экипаж не сможет дать такую команду - уснет, например, или сознание потеряет, - он так и будет вверх ногами висеть? Кому это надо?
– Теперь - на скорость, - решил Алешка, придя в себя. И стал по порядку нажимать клавиши ускорения хода.
На третьей клавише я почувствовал, что какая-то незримая, но мощная сила вжимает меня в кресло. К тому же «Марфа» стала резко и круто вилять, обходя всякие подводные препятствия. А потом влетела в огромную стаю каких-то мелких рыбешек - и мы пронеслись сквозь нее как самолет через густой серебристый дождь. Или снег. А потом «Марфа» погналась за небольшой акулой. Вернее, это ошалевшая акула никак не догадывалась от страха свернуть в сторону и неслась впереди нас, видимо, считая, что за ней гонится другая акула, ростом побольше. Наконец хищница вильнула вглубь, а Алешка замедлил ход и откинулся на спинку кресла.
– Всплывем?– спросил он.– Осмотримся?
Не мешало бы. Интересно все-таки: далеко ли мы от берега оторвались? И как он выглядит издалека? «Марфа» послушно всплыла. Мы отстегнулись. Открыли люки. И вышли на палубу. Посмотреть, как берег выглядит. А он никак не выглядел. Не было его. Нигде. Одно море кругом. Доигрались! А у нас и консервов с собой нет. И воды - ни капли. Все припасы где-то под лестницей валяются.
Я присел на край люка:
– И чего будем делать?
– Спросим кого-нибудь, - неуверенно предложил Алешка.
Ага, спросим… Какую-нибудь бабульку с сумкой. Как пройти на Красную площадь?
Алешка тоже присел на люк. Он чувствовал себя немного виноватым. Но недолго. Вскоре он уже болтал ногами и напевал любимую песню Боцмана.
Правда, звучала она сейчас не так оптимистично, а скорее тревожно. Не идет ведь домой усталая подлодка. Потому что не знает, где ее родной дом. Заблудилась. Как Красная Шапочка в дремучем лесу. Того и гляди - Серый Волк выскочит.– Ничего, Дим, - бодро сказал Алешка.– Черное море - не океан. Здесь очень оживленное мореходство.
Мы еще немного посидели на палубе, а потом забрались в лодку, стало холодно, на нас ведь, кроме шортов, ничего не было. В креслах мы согрелись - в лодке автоматически поддерживалась комфортная температура - и даже чуть не задремали. Устав от впечатлений.
– Мы так корабль проглядим, - забеспокоился я.
– Не проглядим, - сказал Алешка. На капитанском месте он опять почувствовал себя самоуверенно.– По очереди будем наблюдать. Чур, ты первый!– И он включил медленное вращение башни. И я оценил это устройство. Развалившись в кресле, я мог, не вертя головой, оглядывать все морские горизонты.
Долгое время они были пустынны. И наконец вдали появилось какое-то судно. Оно шло не прямо на нас, а немного стороной. Дождавшись, когда оно поравнялось с нами и мы могли прочитать на его борту название «Томск», мы выскочили на палубу, заорали и замахали руками.
Никакой реакции. Сухогруз пыхтел стороной, не обращая на нас внимания. Тогда Алешка содрал с себя шорты и принялся размахивать ими над головой как сигнальным флажком. Вот тут нас заметили. «Томск» немного изменил курс, и его громадный черный, с потеками ржавчины, корпус медленно пополз мимо нас на расстоянии «слуховой связи».
– Эй, на «Томске»!– заорал Алешка.
К борту подошел матрос, видимо, вахтенный, и сплюнул за борт.
– Чего надо?
– Где берег?– спросил Алешка.
– А какой надо-то?– и опять равнодушно сплюнул.
– Какой поближе?
– Вон там - болгарский, - он махнул куда-то в сторону.– А там - турецкий. А там - российский. Годится?
– Годится.
– А ты чего без штанов?
– А у меня их нету, - ответил Алешка точно так же, как в свое время капитан нашего прекрасного белого катера.
– А, понятно, - и матрос опять лениво сплюнул за борт, будто встретить посреди открытого моря непонятно на чем и почему-то голого пацана - самое обычное для него дело.
Он повернулся к ходовой рубке, что-то сказал и, сплюнув еще раз, помахал нам рукой:
– Ну, пока.
«Томск» чуть свернул в сторону, увеличил скорость и вскоре уже казался игрушечным корабликом в большом тазу.
– Надо было пожрать чего-нибудь попросить, - спохватился Алешка.– И пресной воды. Да ладно, к обеду домой успеем.
И как в воду глядел. К обеду, к «часу полуденного зноя», мы успели. Даже руки помыли.
Но за столом показали такое рвение, что тетя Света порозовела от удовольствия. А дядя Серж смотрел на нас, мне показалось, со страхом. Даже отодвинулся на всякий случай. И тарелку свою от нас локтем отгородил.
А Профессор спросил довольным голосом:
– Нагуляли аппетит? Небось далеко плавали?
– Не очень, - сказал Алешка, уже поклевывая носом от сытости и усталости.– Километров двести всего.