Сокрушитель
Шрифт:
— Да нет, — отмахнулся тот. — Поспорили просто… Ну так как?
— Н-ну… Смотря какой памятник… Помельче — те, конечно, монолитные… А вот колоссы всякие… Их, по-моему, собирают из блоков… Укладывают, знаете, такие бетонные кольца — одно на другое…
— Ага… — несколько ошарашенно молвил Ромка, оглаживая ладонями невидимый круг. — Ну, понятно… Кольцами, значит…
Дышащие бледным свечением ребристые айсберги опор отяжелели, налились желтизной, покрытие блеснуло, как пруд в безветренное пасмурное утро. Мир просыпался. Светлые пятна скоков стали
В проулках белели в ожидании людей невесть когда возникшие новые камушки. Рассвет ласково омыл знакомую глыбу, слегка похожую на постамент Медного Всадника, и одинокую человеческую фигуру на ее выдающемся вперед уступе.
Расправив грудь, Ромка оглядел окрестности, потом обернулся. Два мешка, сетка с алыми капсулами и всякий мелкий инструмент удобно угнездились в седловине замечательной глыбы. Клавкин броневичок был просто обречен на роль пьедестала.
— А вот фиг вам! — еле слышно шепнул Ромка, запрокинув вдохновенное лицо к невероятно высокому потолку.
Затем перетащил один мешок из седловины на слегка выпуклую маковку глыбы и вытряхнул в самой середке, окутавшись при этом по грудь облаком тонкой серой пыли. Подождал, пока пыль осядет, и выволок наверх сетку с капсулами. Присев на корточки, сделал в дышаще-мягком сером холмике глубокую выемку, после чего выдавил туда пять алых тюбиков.
Припудрил ладони — и приступил…
Ромка действительно никогда не имел дела ни со строительством, ни с гончарным ремеслом. Все, что могло ему теперь пригодиться в работе, сводилось к детским воспоминаниям о том, как покойная баб-Варя замешивала тесто для пельменей. Очень похожими приемами он замесил тяжеленный колобок чудовищных размеров и принялся раскатывать его сначала в бревно, а потом в длинную толстую кишку. Вскоре пришлось опуститься на колени. На выпуклой площадке стало тесно. Будь Ромка более начитан, он бы неминуемо сравнил себя с Лаокооном. Наконец догадался порвать липкого удава натрое, и первое кольцо было выложено по частям. В поперечнике оно достигало полуметра, толщиной не уступало кулаку Василия, а цвет имело жирно-коричневый, словно пропитано было масляной краской.
Ромка распрямил сведенную спину и поднялся в рост — полюбоваться. Балдеож…
— Ты что ж это, поганец, делаешь?! — разорвал утреннюю тишину вопль, исполненный изумления и злобы. Ранняя пташечка Клавка вышла на промысел.
— Чего вопишь? — благодушно осведомился Ромка. Он был до того очарован первым выложенным кольцом, что даже не удосужился взглянуть на Клавку.
— Ты мой броневичок поганить? Тут люди собираются, вопросы с него решают!
Ромка присел на корточки и любовно устранил легкий извив, пока не схватилось намертво. Нет, отлично легло колечко…
— Я кому говорю?.. Ромка повернул голову.
— Клавк, — задумчиво молвил он. — Вот перемкну пару кабелей, и будешь неделю дома сидеть…
Клавка набрала полную грудь воздуха и уже открыла рот, как вдруг взглянула Ромке в глаза — и поняла, что он не шутит.
Рот медленно закрылся, воздух был относительно тихо выдохнут. Конечно, будь рядом свидетели,
Клавка еще, пожалуй, и пошумела, поерепенилась бы малость — марку поддержать. А так… Словом, когда Ромка, устранив пару-тройку огрехов, снова поднял голову, Клавки на пятачке уже не было.
Следующей, как ни странно, заявилась Лика. Что ее выгнало из дому в такую рань — сказать трудно. Обычно она в это время еще нежилась в гамаке… Остановилась, подождала, когда Ромка поднимет голову, естественно,
не дождалась и в недоумении обошла глыбу кругом; приглядываясь к творящемуся на вершине.Ромка уже заканчивал выкладывать третье кольцо.
— Доброе утро, Рома, — сказала Лика.
— Привет, — буркнул Ромка, головы по-прежнему не поднимая.
Лика, склонив голову к плечу, задумчиво и тревожно смотрела на еще не завершенную, но уже уродливую композицию.
— И что это будет? — хрустальным голоском осведомилась она.
Ромка встал и вытер руки о штаны. С третьим кольцом было покончено.
— Фиг, — ответил он не без гордости.
— Прости, не поняла…
Он снисходительно улыбнулся и сложил для наглядности известную комбинацию из трех пальцев.
— И… кому же ты его… адресуешь? — несколько оторопело спросила она.
— А вообще! — И Ромка щедрым жестом объял необъятное.
Лика, право, не знала, что и ответить.
— Между прочим, — холодно заметила она наконец. — Фига, если хочешь знать, женского рода, а не мужского.
— Это у тебя женского, — огрызнулся Ромка. — А у меня — мужского.
Лика оскорбленно вскинула плечики — и удалилась.
Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как Ромка, упрямо отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно отсвечивающего удава, рвет его натрое и выкладывает по частям следующий ярус. Задавали вопросы. Чаще всего: «Кому фиг-то?» Сначала Ромка говорил: «Хозяевам!», но потом озверел и начал отвечать: «Тебе!» Покручивая головами, отходили. Дескать, чем бы дитя ни тешилось — только бы кабели не перемыкало…
Приковылял Пузырек, поглядел скептически, почесал за ухом.
— Эх! — сказал. — Знал бы — ни за что бы менять не стал. Сколько сырья загубил — страх подумать!
Несколько раз в проходах между опорами появлялся хмурый Василий, но к глыбе так и не подошел. Переживал издали.
Словом, первый день творения никого особенно не встревожил.
Загрузив мешки и сетку с капсулами в скок, Ромка шагнул вслед за ними и невольно присвистнул. Пять надзорок на одном пятачке — не многовато ли?
Прямо целый патруль. Поволок первый мешок к пьедесталу — и сразу же наткнулся на округлое акулье рыло.
— Ну чего, чего? — прикрикнул, выпрямляясь. — Иди вон алкашей своих лови…
Такое впечатление, что надзорка колебалась. Дороги не уступила, но, когда Ромка поволок мешок в обход, препятствовать тоже не стала. Хотя (был такой момент) блики на чернильной гибкой броне метнулись зигзагами, и показалось, что тварь сейчас сманеврирует и снова окажется с ним нос к носу.
С одной стороны, все это Ромке очень не понравилось, а с другой — он вдруг ощутил прилив сил и победное злорадство. Ишь, чувырлы гладкие! Зашевелились? Почуяли?
Уклоняясь от прямых столкновений, он в несколько рейсов забросил мешки и сетку в седловину, после чего надзорки как-то сразу выпали из его поля зрения. Теперь для него существовали только покатая вершина глыбы да корявое волнисто вылепленное основание, похожее на обрубок печной трубы. Ромка щелкнул по нему ногтем и звуком остался доволен, Схватилось…
Кстати, а который фиг лепить-то? Левый или правый? Сложил два кукиша, сравнил… Правый. Наше дело правое…
Места вот только маловато… Ромка озабоченно огляделся и наконец решил переложить мешки на вершину, сетку с капсулами бросить прямо в трубу, а раствор замешивать в самой седловине. Все-таки выемка, поудобнее малость…