Соль чужбины
Шрифт:
Днем 11 мая в дом, где квартировал командир 1-го корпуса, неожиданно нагрянули жандармы и солдаты, предводительствуемые начальником болгарского гарнизона. Часовой был снят ими с поста. А дежурный офицер конвоя есаул Андреев, отказавшийся пропустить представителей властей, избит и связан. Начальник гарнизона с двумя солдатами, жандармом и человеком в цивильном проникли в кабинет. Кутепов ждал их в форме, стоя лицом к окну и напряженно сжимая нерасстегнутую кобуру браунинга.
— Что вам угодно, господа? — спросил он строго, не поворачиваясь.
Вперед выступил человек в горчичного цвета сюртуке,
— Имеется необходимость произвести у вас обыск, генерал.
— По какому праву? — Кутепов резко повернулся. Голос его дрожал от гнева.
— По приказу военного министра. Обыски проводятся одновременно и у других русских военачальников, во всех городах.
— Я арестован?
— Никак нет, господин генерал.
Этот «шпак», слава богу, был почтителен, и Кутепов чуть расслабился, обретая привычную сановность и уверенность. Он прошелся перед офицером и солдатами, стоящими посреди кабинета, всматриваясь в их лица, точно стараясь запомнить каждое. Спросил строго:
— Так что же вам угодно?
— Ключи от стола, шкафа, сейфа, если таковой имеется, просим!
— Все открыто, братушки, можете смело приступать! Может, скажете о предмете поисков, и я помогу вам?
Штатский вопросительно посмотрел на офицера, тихо спросил его о чем-то. Тот пожал плечами. Обыск начался. Работали споро, профессионально. Впрочем, с предельной аккуратностью, так, точно им было предписано не оставлять никаких следов своей работы.
— Вы русский, сударь? — спросил Кутепов, усаживаясь в кресло.
— Не имеет значения, генерал, — ответил «шпак».
— У меня заявление, сударь. Прошу записать и перевести вашему... Тем, кто послал вас сюда.
— Слушаю, генерал.
— Я решительно протестую против всего, что тут происходит, и буду жаловаться — это первое. Второе. Требую немедленно освободить моего офицера: есаул Андреев выполнял долг и препятствовал свершению вашей беззаконной акции... И, наконец, прошу препроводить сюда, вероятно, задержанных внизу мою жену Лидию Кутепову и моего вестового Федора Бенько.
«Шпак» снова пошептался с офицером. Сказал, выразив на маленьком лице улыбку, отчего его носик оказался еще длиннее, а круглые глаза-бусинки прямо-таки засверкали:
— Вашим людям ничто не грозит, генерал. Супругу тотчас препроводят сюда. Бенько мы, к сожалению, не застали в доме. Жаловаться — ваше естественное право. Куда угодно! И кому угодно! Прошу лишь заметить, что ни личности вашей, ни мундиру никакого ущерба причинено не было, — и он стал ощупывать и выстукивать стену в поисках скрытого сейфа.
Вбежала взволнованная, несколько грузная мадам Кутепова. Кинулась к мужу:
— Что же это происходит?! Как можно? Как ты допустил?
— Успокойся, Лидуша, — Кутепов встал, обнял жену за плечо, повел к окну. — Это недоразумение. Все выяснится, не волнуйся, прошу тебя.
— Но!.. Даже турки не позволяли себе ничего подобного... С генералом русской армии?! Это не укладывается в сознании... Как ты можешь сохранять спокойствие? Это ужасно! Такое предательство.
Прошу тебя, Лидуша... Приказываю, в конце концов. Присядь... — Кутепов непроизвольно бросил взгляд в окно и оторопел.
По улице Генерала Гурко бежала
группа вооруженных солдат и офицеров, предводительствуемая Федором Бенько. Его солдат и офицеров! Сзади катили пулемет два совсем молодых юнкера. «Ну, все! Сейчас я вам покажу, господа братушки! Запомните встречу с Кутеповым!» — такой была первая реакция командира корпуса. Он увидел, как болгарский отряд, развернувшись в цепь, занимал позицию поперек улицы. Болгарский отряд оказался значительно большим, чем он предполагал, и достаточно хорошо вооруженным.«Сейчас с обеих сторон откроют огонь, — мелькнула трезвая мысль, парализующая вспыхнувшую радость. — А что произойдет в кабинете? Может, у них инструкция ввиду сопротивления стрелять в меня? В Лиду?» — он устыдился, что первым делом подумал о себе, и крикнул:
— Господа! Остановите их. Мы обязаны предотвратить кровавое столкновение.
Тут вбежал в кабинет еще один болгарский офицер, крикнул с порога не то «пожар», не то «тревога» и исчез.
— Генерал, — торопливо сказал «шпак», доставая револьвер и направляя его на Кутепова. — Прикажите своим... Иначе мы вынуждены будем...
— Уберите револьвер, любезный, — Кутепов сел на подоконник, высунулся по пояс из окна, крикнул: — Взво-о-од! Стой! К но-ге!.. Вольно. Спасибо за службу, молодцы!
— Рад-ст-ать-ся, ваш прс-с-ход-ст-во! — дружно гаркнули снизу.
— Прикажите им, генерал, сдать оружие, — перевел слова начальника Тырновского гарнизона «шпак».
— Ну уж нет, господа. Такой команды в русской армии я не знаю. Решительно!
— Распорядитесь, чтоб все ваши солдаты немедля вернулись в казармы. Ставим вас в известность о столкновении, имевшем место в Забележке. Наших людей встретили ваши солдаты и оказали сопротивление. Поручик, назвавший себя дежурным, стрелял в разведчика Драготинова. Капитан, руководивший позицией в соседней даче, скомандовал стрелять в начальника разведывательного бюро поручика Балабановского. При обыске найден пулемет, двадцать винтовок, ящик с патронами, телеграф, планы Тырново... Русские готовы сражаться с гарнизоном города. Извольте отдать необходимые приказания всем руководимым вами частям и командам. Болгарское командование настаивает на этом.
— Я подчиняюсь силе и во имя избежания дипломатических осложнений, — витиевато сказал Кутепов. — Могу ли спуститься вниз, к своим воинам? — Кутепов увидел сомнение на лицах болгар и поспешил добавить: — Я вернусь, слово офицера! Кроме того, здесь остается моя жена, и не в моих интересах...
Болгарин шепнул что-то «шпаку», и тот перевел с ласковой и гадкой улыбкой:
— Мы просим отдать распоряжение через окно. Конечно, слово русского офицера... Но обыск ведь не закончен, господин Кутепов.
— Черт с вами! Пусть так! — командир корпуса снова высунулся из окна («сказали бы год назад, что он станет командовать, выскакивая, точно кукушка из часовой коробки, — убил бы на месте!»):
— Взво-о-од! — крикнул он. — Походной колонной, с оружием, в казармы... Шагом арш!..
Закончив детальный осмотр дома, извинившись за причиненное беспокойство («Авось еще встретимся, скоты, и я тоже непременно буду иметь случай извиниться за беспокойство»), штатский с особым значением перевел последние слова начальника гарнизона: