Соль чужбины

Вскоре достоянием общественности становится еще одно официальное сообщение, связанное с усопшим: «С соизволения Его Величества короля Александра и благословения сербского Патриарха Дмитрия прах генерала Врангеля будет перевезен из Брюсселя в Белград, где будет покоиться, согласно воле покойного, в русском православном храме под сенью боевых знамен и штандартов. Создан комитет: в Париже под председательством генерала Шатилова, в Белграде — генерала Барбовича. Сооружена мраморная доска с надписью «Генерал Врангель». На боковой стене — резной киот с иконой Воскресения Христова. Перед образом — лампада. К киоту привинчена медная доска: «Образ сей сооружен русскими людьми в разсеянии сущими, в память погребения здесь до перенесения в родную землю главнокомандующего Русской армией генерала барона Петра Николаевича Врангеля.

Так закончился последний поход Врангеля.

По словам дальновидного генерала Экка, «бремя возглавления пало теперь на генерала Кутепова». Александр Павлович же высказался весьма недвусмысленно: «Нельзя нам превращаться в беженскую пыль. Надо помнить: Русь создавалась на костях русского офицерства... Помните о незабвенном генерале Врангеле. Вы знаете, как любил он русское офицерство, как вся мысль его, вплоть до смерти, была направлена к Русской армии». Сказано не слишком высоким слогом, но ведь известно: генерал-лейтенант Кутепов терпеть не мог словеса. Гораздо больше — смотрины и парады. К параду в Белграде по случаю перенесения праха Врангеля он готовился с большим удовольствием.

Специальным приказом Александр Павлович снова уведомлял всех «русских людей в разсеянии сущих», что перенесение праха генерала Врангеля (заслуги которого перечислялись) состоится шестого октября: «Прошу все воинские части и военные организации, входящие в состав РОВСа, ознаменовать 6 октября служением панихид... Я этот день буду в Белграде и лично возложу на гроб покойного венок от зарубежного российского Воинства».

...В одиннадцать утра перед зданием русского посольства в Белграде выстроились части бывшей армии Врангеля. Под звуки оркестра Кутепов, с полным осознанием своей исключительности и ответственности, упругим строевым шагом обошел фронт. Затем дал команду перестроиться и двигаться колонной к вокзалу. Здесь, на пристанционной площади, были построены части сербской армии, толпились русские делегация и просто зеваки.

Парад русских и сербских подразделений Кутепов принял вместе с военным министром Югославия генералом Хаджи чем. На перроне была совершена служба, после чего из вагона вынесли гроб с телом бывшего главнокомандующего. Оркестр грянул «Коль славен». Чуть-чуть поколебавшись, Александр Павлович одним из первых взялся за ножку гроба и подставил плечо, Следом — генералы Шатилов, Экк, Лампе и другие. Кутепов впереди — вышло естественно, просто и политически мудро: армия существует, вот она — преемственность ее вождей, смотрите все!

Гроб медленно несут к орудийному лафету.

Над вокзальной площадью появляется сербский военный самолет. Делает круг, снижается, сбрасывает венок от югославской делегации. Следя за ним, Кутепов сбивается с ноги, оступается. «Плохая примета, генерал», — будто слышит он чьи-то тихие слова. И тут же приказывает себе забыть их: показалось, безусловно показалось. Рядом никого не было, а слова словно прошептали в самое ухо...

Все больше венков. От короля сербов, хорватов я словенцев Александра I, от княгини Елены Петровны, Русской армии, отделов РОВСа, воинских частей. Несколько тысяч человек идут за гробом. Траурная процессия радует Кутепова: православный крест, национальные флаги, ордена, венки, что несут офицеры всех родов войск, делегации русских воинских контингентов, кадеты и скауты, представители высшего духовенства, оркестр и хоры. Проводят коня главнокомандующего («где только и нашли?»).

За лафетом с гробом, покрытым Андреевским и Георгиевским флагами, семья барона, дипломатический корпус, высшие русские военачальники. Замыкает шествие часть лейб-гвардии Кубанской дивизии, в пешем строю и сербская артиллерийская батарея. Улицы заполнены народом. «Молодцы! — радостно думает Кутепов. — Это вам не Брюссель. На Балканах нас уважают, любят, боятся. Здесь мы стоим крепко!»

Последнюю панихиду служат патриарх Дмитрий и митрополит Антоний. Под скорбные звуки оркестров и прощальный салют гроб опускают в склеп...

Врангеля больше нет. Он, Кутепов, первый. Пришло его время...

2

Пятого января 1929 года, в девять тридцать вечера, в Антибе, на юге Франции, после непродолжительной болезни скончался великий князь Николай Николаевич... Спор «претендента» с «узурпатором императорской власти», таким образом, окончился. Окончился навсегда...

Генерал Кутепов не замедлил выступить с очередным приказом:

«... 1. Скорбная весть разносится теперь по всему миру. Тоскливо сожмется русское сердце от нового испытания. Да будет светлая память о нашем вожде той силой, которая сплотит всех нас для продолжения задачи, поставленной себе Великим Князем. Будем безо всяких отклонений следовать путем бескорыстного служения Родине, которым нас вел в Бозе почивший Верховный Главнокомандующий».

А вот и второй — деловой — параграф приказа:

«... 2. Сего числа вступаю в исполнение обязанностей, которое Его Императорское Величество Великий князь Николай Николаевич исполнял в отношении РОВСа, объединившего части зарубежного русского воинства и все существующие военные организации и союзы. Велика наша скорбь и наша тяжкая утрата, во я уверен, что и это испытание не сломит наш воинский дух и жертвенную готовность служить освобождению нашего Отечества.

Генерал Кутепов».

Генерал Кутепов клятвенно обещал проследить за объединением русского воинства. Уж он-то не бросал слов на ветер. Теперь с ним должны были считаться все. «Николаевцы» становились под его знамена...

В жизни Ксении Белопольской особых перемен не произошло. Доротея решительно объявила о своем отъезде, но не назначала никаких сроков. Неспешно заканчивались ремонтные работы в Русском доме. Ксении приходилось часто ездить в де Буа, и кажущиеся бесцельными поездки — лишь для того, чтобы рассказать княгине Мещерской, как идут дела, — изрядно ее утомляли. Радостью были только встречи с друзьями.

...Однажды, промозглым январским днем не успела она переступить порог редакционной комнаты, снять мокрый плащ и поставить сушиться раскрытый зонтик, как раздался требовательный телефонный звонок. Грибовский, сняв трубку, сказал свое обычное и неподражаемое «але-о-о-о» и, выразительно глядя на Ксению, с сожалением подвинул ей аппарат. (Телефон редакции давно уже был известен Пенджет.) Ксения неожиданно услышала голос служанки. Извиняясь через слово, та сообщила, что мадемуазель ждет господин, утверждающий, что он — отец Ксении Николаевны. Господ нет, а она боится пустить его в дом. Боится?.. Это озадачило Ксению. Она сказала, что выезжает немедля, пусть человек, выдающий себя за ее отца, подождет в прихожей: дождь адский и, кем бы он ни представился, он все же человек. До последней минуты Ксения не верила, что ее разыскал князь Белопольский. Зачем она ему?!

И лишь увидя мокрую и жалкую фигуру в непомерно длинном и широком пальто, она сразу узнала Николая Вадимовича, несмотря на разительную перемену, происшедшую во всем его облике, утратившем, казалось, все прежние черты. Ксения не знала, как должна вести себя с ним: ведь он выгнал ее на улицу, он за всю жизнь не сделал для нее ничего. Она была для него чужая, докучливая, постоянно попадающая в ситуации, требующие то лечения, то духовной поддержки, то просто денег. Ксения подумала, что она всегда обременяла его и он против воли обязан был помогать ей. А какой он был отец Виктору, Андрею? Какой муж ее матери, который вечно изменял, а возможно, и стал главной причиной ее смерти? Или сын деду? О чем вспоминать, если в страшной, трагической ситуации он посмел не посчитаться ни с именем князей Белопольских, ни с дворянской честью — и бросил старого отца среди чужих, враждебных людей. Уже за один этот поступок раньше люди отвернулись бы от него, осудили, не стали бы подавать руки!.. А он что же? Он повернул дело так, что во всем оказался виноват дед — ив неудачной эвакуации, и в размолвке, приведшей к ссоре, и в бедности своей потому, что принужден был часть фамильных богатств отдать солдату, который помог старому князю по пути из Симферополя в Севастополь. Ксения только теперь со всей ясностью впервые подумала о том, что отец, очевидно, обобрал деда, попросту взял и увез с собой все драгоценности, принадлежащие семье. Это — факт. Иначе откуда свободная и безбедная жизнь, которую он демонстрировал в Дубровнике, да и здесь, в Париже уже, когда он ненадолго взял ее к себе, позволив попользоваться крохами с барского стола? Значит, ее отец — не только ловкий политик, меняющий свои убеждения, но и вор? Мысль была невыносима, мерзка...