Соль этого лета
Шрифт:
Нажимаю дозвон.
— Слушаю.
Громкая музыка на фоне становится тише.
— Это Марат. Ал"eне трубку передай, будь любезен, — с усилием произношу я.
— Хм… Мне кажется, у нас с тобой спарринг не закончен. Что думаешь по этому поводу?
— Да легко! — подскакиваю на ноги. — Возвращайся. Прямо сейчас выйдем на татами!
— Блять, чего ты несёшь? — недоумевая переглядываются пацаны.
— Ал"eне — трубку, — требую я.
— Она не хочет.
Скидывает.
Внутренности замораживает до острого осколочного состояния.
Ну, ты же дала мне руку. Ты ушла со мной. Ты беспокоилась обо мне.
Что это?!
— Я не понимаю! — это больше всего убивает.
— Ну давай трезво подумаем? Ростовская была очень расстроена. Плакала. Говорит с тобой не хочет. Если бы вопрос был не в тебе, то она бы ответила, а не динамила. Где-то ты лихо накосячил.
Отрицательно качаю головой.
— Значит, Рустам ей наплел что-то. Или не Рустам, я не знаю.
— Бесу звони, — пинает по кроссовку Шмель.
— Зачем? — не соображаю я ничего от боли внутри.
Но номер послушно набираю.
— Бессо… Дай адрес Аленки, пожалуйста, — без предисловий прошу я.
Бес молчит.
— Мне очень нужен её адрес.
— Я не могу. Она мне такого разрешения, Марат, не давала. Решай проблему без адреса.
Теперь молчу я.
— Что-то случилось?
— Да! И она уехала…
— Ну, остыньте, разберётесь. У человека должно быть право на личное пространство и время переварить.
— Нет. Она с Рустамом уехала, Бес! — рявкаю я.
— Что?.. Тарханов… — с досадой. — Короче, Марат. Займись командой, пожалуйста. Не лезь в эту историю. Я сам разберусь.
Скидывает вызов.
Отлично, сука, супер, я вообще мимо проходил. У Алёны есть Бессо и Рустам, чтобы решать её проблемы. А я — постой в стороне.
Взрываюсь. Сжимаю челюсти. Трясёт.
— Братан?.. — с опаской косятся на меня пацаны.
— Ты просто пробегись немного, Мар, — советует Шмель. — Отпустит.
А мне не пробежаться хочется. Мне хочется сломать, разбить, раздолбить! Кого-нибудь. Или, чтобы меня. Просто в мясо хочу!
— Вс"e нормально, — коротко бросаю я. — Проведите тренировку, пацаны, я отдышусь немного.
Иду обратно на базу, цепляю взглядом навес с рингом. Там — кикеры. Пляшут в перчатках и шлемах.
Подхожу ближе. Мышцы аж сводит от нетерпения.
Один из них — знакомый парень. Второе место по краю. Зверюга!
— Макс…
— Здорово, Марат, — снимает перчатку, протягивает руку.
Жму.
— Встань со мной в спарринг.
— Не понял.
Смотрю ему в глаза. Мне кажется, по моему взорванному виду до него доходит.
— Леха, отдай перчатки ему и шлем.
Мы встаём друг напротив друга, выставляя опорную ногу вперёд.
— Ты в адеквате, Мар? — протягивает мне кулак.
— Да, — толкаю в ответ.
— В голову не бьем, — сразу ограничивает он бой.
— Файт! — кричит Леха.
Мы врубаемся друг в друга, сразу отказываясь от дистанции.
Перчатки с громкими шлепками врезаются
в голые торсы. Боли не чувствую. Мышцы как пружины, работают на автомате, сжигая энергию, силы, обиду…Не вижу ничего, кроме синего шлема в разрезе своего. Он очень ограничивает. Удары летят скорее интуитивно. Дыхание заканчивается, лёгкие горят.
— Брейк!
Отлетаем друг от друга.
Скидываем перчатки. Пожимаю Максу руку.
— Спасибо.
Мокрые падаем на ринг, чтобы отдышаться.
Ловлю взглядом Катю. На скамейке у кулера.
Она тренируется, вообще? Постоянно рядом где-то трётся.
— Тарханов, а чего ты в боевое самбо не уходишь? Это же тво"e.
— Я думал об этом, Макс. И даже тренился недолго. Но это вопрос смены тренера. Хочу работать только с Бесом. Да у меня и в классике вс"e хорошо, в общем-то.
— Это бесспорно. Но хочется, да? — смеётся он хрипло, — кулаками месить.
— Есть немного.
— Заходи к нам. Будем спарринговаться. Растяжка у тебя хорошая. Я тебе кик поставлю.
— Заметанно.
С ринга выползаю, как после психотерапии. Убитым, но спокойным.
Подхожу к кулеру, выпить водички.
— Как дела, Маратик? — ухмыляется Катя. — Чего суровый такой? Не улыбаешься.
— Некому, — вздрагивают мои ноздри.
Эмоции начинают возвращаться.
Мало меня Макс умотал!
— Мне поулыбайся.
Смотрю ей в глаза.
Не хочу я тебе улыбаться!
— Ого… — чуть наигранно. — Мокрый какой!
Ловко вцепляется пальцами в резинку шорт.
— Насквозь.
Делаю шаг назад, резинка, вырвавшись, щёлкает по прессу.
— Да не трогай ты меня! — злюсь.
Я обнажен сейчас эмоционально, и сдерживаться не получается.
— Недотрога-Тарханов! — ядовито. — Кто в такое поверит? Пожалуй, что никто!.. — многозначительно играет бровями.
Разворачивается и, виляя задницей, уходит.
Смотрю ей в след.
Мне главное, чтобы Аленка верила.
Но обида на не"e возвращается как приливная волна.
И хочется разной херни наворотить за то, что она уехала с ним!
Но сильнее этого, чувство тревоги.
«Она в порядке?», — пишу Бесу.
«В порядке».
«Когда она вернётся?»
«Возможно, никогда. Это ей решать».
«Да почему?! Что я сделал??»
«Разберёмся, Мар. Не срывай тренировки. Пацаны на тебя равняются».
Никогда.
Никогда. Никогда. Никогда.
Никогда.
Это даже не год, как в прошлый раз.
Меня внезапно скручивает, сердце сбивается с ритма. И сжимается в спазме.
Оседаю на лавочку. Осторожно дышу, прислушиваясь к телу.
Опускаю голову, пряча лицо в ладони.
Возвращайся, пожалуйста! Оно без тебя биться не хочет…
Я уплываю в наши счастливые моменты, выискивая там лекарство.
Люблю… Любимый котёнок… Любимый мальчик… Люблю…
Но становится только хуже. В разы хуже. Я погружаюсь в какой-то тяжёлый непробиваемый коматоз.