Соль

Меня соблазняла возможность вернуть Жан-Пьера с его важного задания на севере. Ему приходилось довольно тяжело, но нужная нам база на Алсе оставалась под защитой. Я вам не солгу – мне не позволит чувство долга, – если скажу, что мы потратили больше общественных денег на Алс, чем даже на Сенар, несмотря на то (мои враги достаточно часто указывают на это), что некоторые люди голодали на улицах нашего великого города. Но мои намерения чисты! Закончить войну как можно быстрее, чтобы мы могли сфокусировать свою энергию на возобновлении производства пищи, после чего цены упадут сами собой.

Съедобные растения и в мирное-то время тяжело получить на нашей планете, а с постоянным разрушением тщательно созданных плодородных полей и специально сконструированных сельскохозяйственных машин выращивание овощей и фруктов становится вовсе невозможным. Производство пищи все же продолжалось на западе, конечно, но там не владели должными технологиями, зато цены взвинчивали до небес. Более того, мы потеряли огромную часть наших законных запасов из-за бандитских набегов алсиан. Некоторые иски по этому вопросу, наверное, до сих пор рассматриваются в суде. Иностранные торговцы пытаются получить деньги с сенарцев за ущерб, нанесенный пиратами, и прикрываются при этом легальными контрактами.

И все-таки Жан-Пьер внес несколько предложений, и я принял их.

Он взял под стражу значительное число павших духом алсиан и посадил их в тюрьму, но чтобы содержать бандитов, требовалось много охранников и, что не менее важно, много пищи.

Итак, мы отстроили заново их город и обнесли его стеной для предотвращения просачивания террористов. Мы позволили людям продолжать вести обычный для них образ жизни. Объявили, что война закончена, и они должны выращивать съедобные растения, потому что Сенар не может вечно содержать нахлебников. В каком-то смысле такое действие можно назвать самым благородным актом одной нации по отношению к другой: где вы видели, чтобы победившее государство восстанавливало разбомбленные здания побежденных, снабжало их народ сводом законов, которого они до этого не знали, да к тому же обещало не вмешиваться в их дальнейшую жизнь? Многие называли меня слишком щедрым, но я хорошо знаю людей.

Как только охраняемые кварталы Алса были достроены, Пьер смог пройтись по северным холмам, встретиться с непримиримыми бунтовщиками и – естественно! – предложить всем согласившимся с тем, что война закончилась, переселяться в новый город.

ПЕТЯ

Враги построили несколько больших лагерей и обнесли их бетонными стенами. Зловещая колючая проволока обвивала плиты высотой в двадцать метров, все сооружение находилось под током, который не вызывал легкий шок, заставляя держаться подальше от лагеря, но запросто поджаривал человека живьем. Над заборами также висел потолок из проволоки.

Я предполагаю, что, познакомившись с нашими прыжковыми рюкзаками на юге, сенарцы начали считать алсиан этакими кузнечиками в человеческом обличье, которые запрыгнут куда угодно, если их не удержать, – на самом деле только в моем отряде пользовались рюкзаками. Внутри лагерей они понастроили некие пародийные города: дома, сильно смахивающие на бараки, заводские здания, где работа продолжалась по восемь часов в сутки. Теперь там жили сотни алсиан. Получились просто-напросто тюрьмы, охраняемые большим количеством солдат, каждая – когда я вернулся в Алс, их насчитывалось пять штук – поражала своей величиной: они покрывали сотни гектаров.

Усилия и труд, которые враги положили на такое дело, изумляли. Чтобы Сенар сделал так много, стремясь достичь столь малого, – они, конечно, увезли всех наших соляных угрей, чтобы кормить голодных людей на улицах юга, это правда, но рыба обошлась им во столько, что наверняка стала самой дорогой в истории? Естественно, здесь замышлялось что-то большее: сенарцы хотели разъединить и приручить народ Алса и таким образом превратить город в часть сенарского государства у северного моря. Возможно, они мечтают в один прекрасный день превратить весь мир, все страны в свои вотчины.

Эредикс отвез самых тяжелобольных из нашей группы прямо в горы, на северо-запад Алса. Там вырезали мои пораженные катарактой хрусталики и вставили новые – из пластика. Кожу тоже срезали и заменили, но с раком, вызванным радиацией, уже ничего не поделаешь. Медицинский наряд достался Зорис, и именно она врачевала мои раны. Женщина рассказала, что теперь из-за военного положения задания распределяются совсем не так, как раньше.

– Да, мир катится к чертям, – ответил я. – Назначения должны быть добровольными. Принуждение следовало бы оставить для иерархов.

Мы находились в пещере, устроенной в глубокой расщелине горы, потолком служил щебень, который сваливался сверху на закрепленные балки. Свет давали электрические лампы, пол загромождали толстые кабели, но место для хирургических операций очистили и стерилизовали. Дальше у голой скалы устроили небольшие комнаты.

Зорис суетилась над моим лицом, заканчивая протирать кожу тампонами после операции. Она так близко наклонялась ко мне, что я мог обследовать ее раны детально. Лицо уже излечилось от ожогов, были видны следы пересадки искусственной кожи, хотя ничего нового здесь она не прибавила к своей внешности. В местах, которые меньше находились на виду, на коже остались отметины от старых ожогов; вся шея до ушей, часть щек и виски до начала искусственных волос, казалось, сделали не из лицевого покрова, а из кожи у ануса. И все же она так долго смотрела на меня, да и воспоминания о старой связи сказывались… я вдруг понял, что хочу ее.

На поле боя я в основном занимался сексом с Сальей, но в последние дни стало не до этого: началась катаракта, навалилась общая усталость от бесконечных сражений.

– Много ты теперь получаешь любовных предложений? – спросил я.

Она фыркнула:

– Не так чтобы очень.

– Я бы хотел заняться с тобой сексом, как только выздоровею.

Она мыла руки специальным медицинским раствором с содой в углу нашей маленькой кабинки.

– Некоторые твои раны никогда не заживут, – проговорила она – Рак не только на поверхности кожи, он пошел глубже во внутренние органы.

Я некоторое время молчал, переваривая информацию.

– По крайней мере я успел пожить.

Она вернулась обратно и опять наклонилась над койкой, пропустив мои слова мимо ушей.

– Твой случай не единственный, почти все мы умираем от одной и той же болезни. Может быть, это тебя хоть немного утешит.

– Большинство сенарцев тоже окажется в могилах, – заметил я.

Она кивнула:

– Да, таков наш мир. И все же мы живем, хоть и недолго. Рожаем детей. Может, в этом и состоит цель существования человечества.

Я моргнул глазами – медленно: швы уже практически зажили. Я мог чувствовать только небольшие выпуклости на роговице.

– По крайней мере некоторые последствия радиации можно компенсировать, – добавил я, снова моргая. – Однако очень неприятно осознавать, что мои противохлорные линзы не защитили глаза от катаракты.

– А они и не предназначены для этого, – возразила Зорис. – Я думаю, против радиации никакие линзы не действуют. Они только предохраняют от попадания в глаза хлора.

– Мне опять придется носить линзы снаружи? – поинтересовался я.