Солдат Красной империи. Гуру из Смерша
Шрифт:
Василий Афанасьевич рекомендовал автору побеседовать с соседом по дому Леонида Георгиевича:
— Вы бы встретились с Григорием Максимовичем Казимиром, он может вам помочь раскрыть образ Иванова в быту. Они длительное время жили по соседству…
Из беседы с генерал-майором в отставке Г.М. Казимиром:
— Григорий Максимович, вы соседствовали не один год с Леонидом Георгиевичем. Какой он был в повседневной жизни? Вы же могли почти что каждый день встречаться и разговаривать с нашим гуру.
— Да, я обитаю в одном доме и подъезде, где, к сожалению, сегодня могу констатировать прошедшее
— Каким он был в быту?
— На короткий вопрос коротко и отвечу — доброжелательным!
— Вы часто с ним печатались в газетах и журналах. Интересен ваш творческий процесс. Как вы готовились?
— Да, прежде чем написать что-то, мы садились за стол и обговаривали тему для статьи, а потом детали.
— От общего к частному!
— Да, готовили умозаключения по дедуктивному принципу — частное выводилось из общего.
— Генерал Иванов ведь был старше вас, а поэтому интересно узнать, довлели ли его возраст и опыт над вами в ходе общих размышлений?
— Хочу обратить ваше внимание, он никогда не выпячивал себя в описании каких-то событий, в которых принимал непосредственное участие и даже играл главную роль. Я всегда с огромным вниманием прислушивался к его доводам, логическим выводам, ведь он располагал огромным оперативным и жизненным опытом. Войну прошел, как говорится, от звонка до звонка, или вдоль и поперек.
— Григорий Максимович, а каково у Леонида Георгиевича было отношение к результатам деятельности руководителя Смерш генерал-лейтенанта, ставшего после войны генерал-полковником, а затем министром государственной безопасности (МГБ) СССР Виктора Семеновича Абакумова? Как он оценивал его периоды работы в военной контрразведке и Министерстве государственной безопасности?
— Он так и говорил: «Было в его работе всякое — в начале войны, когда он руководил особыми отделами, в середине военного лихолетья и до его окончания при возникновении Смерша, и после войны, когда он возглавлял Министерство госбезопасности. По качеству это были разные периоды деятельности.
Смершем он прославился, а вот когда оказался близко к политическим заказам и стал их выполнять на уровне МГБ, попал под жернова политиканов. Я ведь был окопным пахарем, а он аппаратчиком. Но нельзя отобрать от него высокий профессионализм в годы войны. Он создал уникальную, хорошо отлаженную, прекрасно функционирующую структуру-военную контрразведку, переигравшую хваленые немецкие спецслужбы абвер и РСХА.
Службу Абакумова и противник, и наши союзники считали высокопрофессиональной, а ее сотрудников непревзойденными мастерами своего жестокого ремесла…
А ведь действительно так. Для них не было ничего невозможного: найти и обезвредить многочисленные
разведгруппы противника, внедрить практически во все разведшколы врага своих агентов, захватить диверсантов, организовать спецоперацию — «войну в эфире», Смерш — «Смерть шпионам!» — в годы Великой Отечественной советским военным контрразведчикам удалось воплотить этот лозунг в жизнь, мягко выражаясь нейтрализацией практически всей агентуры противника.Смерш, как детище Абакумова и Сталина, вчистую разгромило спецслужбы гитлеровской Германии. «Переиграть» сотрудников Смерш удавалось белокурым бестиям в германском кино того времени, а после войны — лишь английскому агенту Джеймсу Бонду.
— Как известно, Леонид Георгиевич воевал в Крыму. Рассказывал ли он вам что-либо о том периоде?
— Крым для него был непреходящей темой. О нем он писал, о нем он вспоминал, к нему в гости ездил «на поклоны». Здесь он прошел обкаткой самые страшные сражения в его военной судьбе. Он это ярко и честно описал в своей книге «Правда о «СМЕРШ».
Как он радовался, когда Крым стал нашим, когда Крымский полуостров возвратился к своему «материку» — России, от которого откололся из-за прихоти, глупости и неправомерности передачи Украине партийным волюнтаристом Никитой Хрущевым.
— Что вас в Иванове поражало?
— Меня поражали огромные объемы и масштабы его общественной работы. Он часто выступал перед молодежью, о чем я говорил ранее. К нему нередко наведывались операторы и репортеры телевидения и радио…
В ходе личного общения и его выступлений складывалось впечатление, что ему до всего есть дело «…ради безопасности страны». Он сильно переживал за развал Советского Союза, который защищал в годы войны. Ельцинский период деятельности в России называл ошибочным, позорным и вредоносным, потому что бывшему партократу виделся один только монетаризм. Армия, промышленность и сельское хозяйство были брошены на произвол судьбы. Ставка делалась на торговлю энергоресурсами.
«Ельцин подсадил Россию на нефтяную иглу и газовую трубу, — возмущался он, — и до сих пор мы находимся в этом наркотическом дурмане. Кое-какие деньги получаем, а что будет, если обрушатся цены на этот товар?
Заменили производство инженеров на юристов и экономистов, а промышленность убили — от самореза до шоколадки — все импортное. А покупаем все это там не за рубли, а за валюту. А ее все труднее и труднее становится заработать. Время спросит у правителей за их некомпетентность, но ответит народ своим животом…»
И вот пробил час — время спрашивает: где новые заводы, фабрики, другие производства, где рабочие места, где уважаемые в Союзе и в других цивилизованных странах инженерные кадры — локомотивы промышленного прогресса?
Генерал считал позором России: и неостановленное предательство в белорусском Беловежье, и все «профуканные» 90-е годы, обогатившие только нуворишей и создавшие олигархов, и офшорные пазухи для сокрытия наворованных денег у народа. Критиковал он и вороватую «сердюковщину», обескровившую его родную армию и окружившую Министерство обороны армией смазливых дам, позволивших постоянно обзывать воинов презрительным словосочетанием — «зеленые человечки».
Это потом проплаченные властью СМИ, чтобы как-то нивелировать позорную кличку, стали величать наших воинов, помогающих местным властям вернуться Крыму на родину — в Россию, «улыбающимися, вежливыми зелеными человечками».