Солдат удачи

— А та Кловерелла была белой колдуньей?

— Да. Так же, как и мать мастера Захарии, она обрела силу, не став служительницей Сатаны.

— Ты обещаешь мне, что постараешься защитить Джона Джозефа?

— Да. Но, Джекдо, я почти уверена, что ничем помочь ему нельзя. Ему суждено полюбить Маргарет Тревельян и познать скорбь.

— Наверное, ты права. Где ты видела…

— Призрак? Вон там. Иди за мной.

Она подвела Джекдо к площадке перед алтарем, где сгустились тени, похожие на чернильные лужи. Подняв повыше свечу, Джекдо стал вглядываться во мрак.

— Здесь ничего нет, — только старый дубовый сундук.

— Надо открыть его.

— Ты что, думаешь… О Боже! — он попытался поднять крышку, но она была плотно закрыта, очевидно, ее заклинило от времени. — Помоги мне.

Кловерелла вцепилась в крышку, словно клещами, и стала тянуть, и тут Джекдо внезапно вспомнил свое давнее видение, посетившее его на кухне старого дома, — неумолимо захлопывающаяся крышка гроба. Раздался треск, взметнулось облако пыли, и сундук открылся.

— Не смотри, — сказал Джекдо.

— Я не боюсь. Он не причинит мне никакого вреда.

И все же Кловерелла не смогла сдержать дрожи.

Она уткнулась лицом в плечо Джекдо, когда в тусклом свете показался маленький скелет, лежащий на дне сундука.

Они нашли Сэма Клоппера.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошло четыре месяца с тех пор, как они похоронили найденные останки мальчика. Выпал первый снег, и с ним пришла зима. Кэролайн Уэбб Уэстон постояла над маленькой могилкой и бросила на заснеженную землю розы. Они остались лежать, словно капли алой крови. Глаза Кэролайн наполнились слезами.

— Ох, Сэм, Сэм, — вздохнула она, но в ответ ей лишь хрипло прокаркал кладбищенский ворон.

Кэролайн возвращалась в Саттон верхом на пони, ослепленная танцующими снежинками и совсем замерзшая. Она думала о будущем — не только своем и своей семьи, но и о будущем Англии. Билль о реформах, принятый в прошлом, 1832, году, вызвал в обществе целую революцию. Среднему классу предоставили избирательные права: теперь голосовать могли самые обычные люди, вроде помощника приходского священника.

Но это еще не все. В сельской местности становилось все больше железных дорог; население росло; Джеймс Несмит усовершенствовал паровой молот, который теперь был способен как наносить мощные удары, так и аккуратно разбивать яичную скорлупу. Старые времена ушли безвозвратно.

Потом Кэролайн подумала о монархии и об одинокой девочке, которая живет в Кенсингтонском дворце со своей матерью-немкой и в один прекрасный день будет править всей страной. Некоторые люди говорят, что с появлением локомотива началась новая эпоха и что миновали дни жестокого короля Георга IV и его брата Уильяма — короля-мореплавателя. Эти люди уже думали о себе как о ранних викторианцах.

Со свойственной ей доверчивостью Кэролайн воображала себе прекрасную страну под властью юной и обаятельной королевы. Она была уверена, что вот-вот начнется одна из самых чудесных эпох в истории Британии.

— Но, Джесси! — прикрикнула она своему пони и свернула в парк. Близилось время чая и сдобных булочек.

Стоя у окна спальни и озирая окрестности замка, Маргарет Тревельян увидела девочку на пони, постучала по стеклу и помахала ей рукой. Но, само собой, Кэролайн ничего не услышала и проехала мимо, даже не подняв глаза.

Скучающая Маргарет вздохнула и взглянула на золотые часики, приколотые к корсажу платья. Еще целый час до чая. Она чуть было не заплакала, так давила на нее тишина и унылое спокойствие замка. Это место порой очень раздражало ее: приходилось столько времени проводить в полном одиночестве в огромном мрачном особняке.

— Слава Богу, на следующей неделе Рождество, — произнесла она вслух. — По крайней мере, будет повод пригласить гостей.

Она взглянула в зеркало и увидела свое отражение — изящная фигура, вся в черном, с головы до ног.

— Ну что ж, моя вдовушка, — сказала Маргарет отражению, у тебя есть еще пять лет до сорока, и за эти пять лет тебе предстоит разыскать себе подходящего жениха. Ибо, клянусь Богом, я не намерена прожить остаток дней как монашка в этих черных одеяниях. Пора бы отбросить эти проклятые условности и надеть что-нибудь вроде…

Она повернулась к гардеробу и извлекла из него коробку с французским ярлыком. Положив коробку на кровать, она стала рыться в шуршащих бумажных обертках и, наконец, достав вечернее платье, приложила его к себе: целые ярды соблазнительной темно-красной ткани ниспадали складками до пола, а на плечах красовались белые ленты из голубиных перьев.

—… Но тогда светское общество отвернется от меня.

Маргарет закружилась по комнате, словно в танце, а затем, повинуясь внезапному порыву, вынула из коробки темно-синюю амазонку [9] .

— На сегодня черного цвета с меня достаточно, — громко заявила она. — В конце концов, кто меня здесь видит?

Она позвонила в колокольчик и сказала служанке:

— Помоги мне переодеться. Я решила выехать на прогулку.

— Но, мэм, там такой снег!

9

Амазонка — дамский костюм для верховой езды.

— Неважно. Зашнуруй меня покрепче. У меня до сих пор узкая талия.

Маргарет стояла перед служанкой совершенно обнаженная, если не считать чулок и подвязок.

— Но, мэм, неужели вы не наденете теплого белья? На улице так холодно!

— Нет, ничего не надо. Так будет удобнее сидеть на лошади. Ну, ступай, хватит меня разглядывать.

— Слушаюсь, миссис Тревельян.

Через двадцать минут Маргарет вскочила в дамское седло. Амазонка сидела на ней как влитая, шляпка с вуалью и перьями кокетливо прикрывала медово-желтые волосы, уложенные в голубую сетку.

— Но вы не можете отправиться на прогулку в одиночестве, мэм, — сказал ей конюх, глядя на нее с плохо скрываемым восхищением. — Погода такая ненадежная.

— Чепуха, — отмахнулась от него Маргарет. — Я каталась и в куда более плохую погоду, когда жила на севере. Вернусь через час.

— Не задерживайтесь долго, мэм. Сегодня рано стемнеет.

Она улыбнулась, кивнула и направила лошадь через булыжный двор замка по направлению к реке Уэй. Но, оказавшись у реки, она резко сменила направление. В ее планы входило попасть в Дом Помоны и под предлогом непогоды напроситься в гости на чай. И, естественно, увидеться с Джоном Джозефом, чтобы слегка пожурить его за то, что он так долго не заглядывал к ней.