Солдаты вышли из окопов…

Они шли гуськом, и каждый раз, когда под ногами скрипела ветка, связной шипел:

— Тише вы!.. К девкам, что ли, идете?

Дозор залег на опушке леса. Карцев увидел ефрейтора Баньку и еще трех солдат, лежавших в кустах. Вдалеке мелькали тусклые точки огоньков, и трудно было угадать их происхождение.

— Рябинин туда пополз, — сообщил Банька. — Черт их знает, какие там огни. Вы, ребята, вдвоем пройдите шагов двести к ним. В случае чего — один беги ко мне с донесением.

Карцев и Голицын отправились. Карцев пробирался уверенно — сказывался опыт, приобретенный за эти дни. Мокрая трава брызгала в лицо прохладными капельками. Оба притаились в узкой, точно корытце, ложбине, и Карцев следил за огоньками, ни на секунду не выпуская их из поля зрения. Длинная огненная палка пролетела по черному полотну ночи, и донесся треск выстрела.

— Надо разузнать, — сказал Карцев. — Я поползу, а ты смотри не зевай, а то сразу снимут.

Голицын, кивнув ему, положил перед собой винтовку, поставил ее на боевой взвод. Сжавшись, щупая глазами тьму, он напряженно лежал, положив палец на спусковой крючок. Тревога оказалась напрасной. Стрелял солдат передового дозора во что-то белое, что появилось перед ним и, несмотря на окрик, продолжало двигаться. Белое оказалось заблудившимся гусем. Гусю свернули шею и опять залегли. Скоро послышался шорох: кто-то полз. Окликнули, наставив винтовки по шороху, и едва не застрелили Рябинина.

Вызвали Васильева. Рябинин доложил, что в деревне, расположенной в трех верстах отсюда, неблагополучно.

— Нет ни одного огня, а в проулке чьи-то голоса. Похоже, что немцы.

Васильев приказал остановить колонну, а сам вместе с Карцевым, Рябининым и Банькой отправился к деревне. Он быстро и легко шагал рядом с Рябининым, и оба они, небольшие, коренастые, казалось, были схожи, шли одинаковой охотничьей походкой. Впереди обозначилась черная масса строений. Согнувшись, они свернули с дороги и поползли. Близко залаяла собака.

— Не на нас, — прошептал Рябинин. — Брешет, не заливаясь.

Васильев полз впереди, за ним Рябинин; Карцев и Банька — немного позади. Вот в упор встало первое строение. Улица, как просека в лесу, светлела чуть заметно, тишина была такая чистая и ясная, что звенело в ушах. И вдруг — выстрел!

Они лежали, прижавшись к земле, и слышали голоса. Кто-то, грассируя, по-немецки ругался и грозил. Васильев пополз в сторону, за ним — остальные. Отползли к полю, обошли всю деревню. Вернулись к роте.

Максимов отказался от предложения Васильева окружить деревню и захватить неприятеля.

— Нет, голубчик, — вяло сказал он, — зачем нам ввязываться в авантюру? Нельзя ли нам как-нибудь миновать эту проклятую деревню? Ведите полк, капитан, ведите, родной мой! Я вам верю…

Васильев вынул карту (шинелями огородили свет электрического фонарика) и показал маршрут, которым следовало, по его мнению, идти. Денисов и Дорн возражали ему, остальные офицеры молчали, очевидно плохо ориентируясь в местности.

Итак, полк двинулся в сторону от деревни. Но нервное и тревожное настроение, которое было у командира полка и офицеров, не могло не передаться солдатам. Слух о том, что вблизи — германцы, а в засаде целый полк, каким-то неведомым путем распространился по колонне. Люди нервничали, жались в рядах друг к другу, испуганно всматривались в темноту. Каждая тень казалась им вражеским разведчиком, каждый шорох — щелканьем затвора или шагами крадущихся немцев.

При первых выстрелах, не проверив, в чем дело, Вернер с кучкой людей бросился на край дороги, залег с ними и приказал открыть огонь. Эти выстрелы еще больше увеличили панику.

Спасла случайность. Горнист несколько раз громко и отчетливо проиграл отбой. Дорн с молчаливым презрением оглядел Вернера.

— Эх, вы, — сказал он, — к маршировочке небось больше привыкли? То-то оно и сказывается.

Утром шел дождь. Прискакал забрызганный грязью ординарец и отдал Максимову срочный пакет. Полковник прочел, позвал батальонных и ротных командиров и объявил, что из штаба дивизии получен приказ: выбить противника из деревни Кунстдорф. Офицеры, внимательно слушая командира, проверяли маршрут, делали пометки.

Полк развертывался в боевой порядок: на правом фланге — первый батальон, на левом — третий, немного сзади, уступом к нему, — второй и в полковом резерве — четвертый батальон. Батарея, приданная полку, двигалась со вторым батальоном. Максимов со штабом и конными ординарцами расположился на краю деревни. Десятая рота была в авангарде батальона и наступала на левый угол Кунстдорфа, где за добротными сараями легко мог укрыться неприятель. Разведочные команды, приблизительно выяснив силы германцев, отошли к своим ротам. Цепи залегли и, перебегая под редким огнем немцев, продвигались вперед.

Вся картина боя отчетливо раскрывалась перед Карцевым. Поле, по которому они наступали, мохнатое, с рыжеватой шерстинкой от скошенных колосьев, шло под уклон к деревне, лежавшей в долине. Второе село, где расположился Максимов, осталось в двух верстах позади. Слева, на маленьком пригорке, тесно сбилась молодая сосновая роща. За ней, укрытая от неприятеля, стала на позицию русская батарея.

На правом фланге усилились выстрелы. Наступал первый батальон. Карцев ясно видел Вернера, бегавшего вдоль цепи. Вот он выхватил шашку, взмахнул ею, и третья рота, поднявшись, побежала к деревне. Германские пулеметы затакали часто и горячо, и вдруг ряд коротких громовых ударов, следовавших один за другим, потряс воздух. Третья рота, оторвавшись от батальона, бежала вперед, и простым глазом было видно, что до первых строений ей оставалось еще шагов четыреста, не меньше. Вернер очутился позади солдат, потом опередил их, замахал шашкой, и «ура», выкрикнутое им, донеслось до десятой роты. Потом он сразу исчез, точно провалился в яму. Рота валилась под пулями. Шагах в двухстах от деревни она залегла и до конца боя уже не двигалась вперед. Из-за рощи ударили русские пушки, и Карцев услышал радостный голос Васильева:

— Ай да молодцы артиллеристы! Как бьют, как бьют!..

Десятая рота пошла вперед, но Васильев изменил направление: он вел ее во фланг, в обход деревни.

— Возьмем их, возьмем! — уверенно говорил он. — Ползите к ним, прячьтесь за каждой кочкой, за каждым кустиком. Вперед, ребятушки! Чем скорее достигнем немцев, тем безопаснее.

Он управлял движением солдат, шутил, переходил от одного взвода к другому, заговаривал с самыми робкими и вел роту все ближе к тому рубежу, за которым уже не могло быть отступления, а только стремительный удар по противнику.

— Ну, вот и время! — прокричал Васильев звенящим голосом. — По передним равняться! С богом, за мной, в атаку! Ура!

Карцеву показалось, что кто-то поднял его и бросил вперед. Он, крича, скачками несся вперед, и рядом с ним, и обгоняя его, бежали с винтовками наперевес и тоже кричали солдаты. Он увидел Черницкого без шапки, Чухрукидзе — с оскаленными зубами, Голицына — ощетинившегося и колючего, наклонившегося вперед, с подрагивающим штыком, Рогожина — красного, с раскрытым в крике ртом. Все они бежали, охваченные желанием бить и колоть врага.