Солдаты

светлым, что встретил я на своем коротком пути", укрепило его уверенность в

собственных силах. В конечном счете, именно Горькому, его помощи и

поддержке, обязан во многом Шмелев завершением работы над повестью "Человек

из ресторана", которая выдвинула его в первые ряды русской литературы. "От

Вас,-- писал Горькому Шмелев 5 декабря 1911 года, уже по выходе в свет

повести,-- я видел расположение, помню его и всегда помнить буду, ибо Вы

яркой чертой прошли в моей деятельности, укрепили мои первые шаги (или,

вернее, первые после первых) на литературном пути, и если суждено мне

оставить стоящее что-либо, так сказать, сделать что-либо из того дела,

которому призвана служить литература наша,-- сеять разумное, доброе и

прекрасное, то на этом пути многим обязан я Вам!.." [Архив А. М. Горького

(ИМЛИ)].

Главным, новаторским в повести "Человек из ресторана" было то, что

Шмелев сумел полностью перевоплотиться в своего героя, увидеть мир глазами

другого человека. "Хотелось,-- писал Шмелев Горькому, раскрывая замысел

повести,-- выявить слугу человеческого, который по своей специфической

деятельности как бы в фокусе представляет всю массу слуг на разных путях

жизни" [Письмо И. С. Шмелева А. М. Горькому от 22 декабря 1910 г. Архив А.

М. Горького (ИМЛИ)]. Действующие лица повести образуют единую социальную

пирамиду, основание которой занимает Скороходов с ресторанной прислугой.

Ближе к вершине лакейство совершается уже "не за полтинник, а из высших

соображений": так, важный господин в орденах кидается под стол, чтобы раньше

официанта поднять оброненный министром платок. И чем ближе к вершине этой

пирамиды, тем низменнее причины лакейства.

Мудрой горечью напитана исповедь Скороходова, старого, на исходе сил

труженика, обесчещенного отца, изгоя, потерявшего жену и сына. Хотя

"порядочное общество" лишило его даже имени, оставив безликое "человек!", он

внутренне неизмеримо выше и порядочнее тех, кому прислуживает. Это

благородная, чистая душа среди богатых лакеев, воплощенная порядочность в

мире суетного стяжательства. Он видит посетителей насквозь и резко осуждает

их хищничество и лицемерие. "Знаю я им цену настоящую, знаю-с,-- говорит

Скороходов,-- как они там ни разговаривай по-французски и о разных

предметах. Одна так-то все про то, как в подвалах обитают, и жалилась, что

надо прекратить, а сама-то рябчика-то в белом вине так и лущит, так это

ножичком-то по рябчику, как на скрипочке играет. Соловьями поют в теплом

месте и перед зеркалами, и очень им обидно, что подвалы там и всякие

заразы… Уж лучше бы ругались. По крайности сразу видать, что ты из себя

представляешь. А нет… знают тоже, как подать, чтобы с пылью".

При всей жестокости скороходовского суда, Шмелев не теряет чувства

художественного такта: Скороходов и в своем социальном протесте остается

"средним человеком", обывателем, предел мечтаний которого -- собственный

домик с душистым горошком, подсолнухами и породистыми курами-лангожанами.

Его недоверие к господам -- недоверие простолюдина, в котором ощущается и

неприязнь к образованным людям "вообще". И надо сказать, что чувство это в

какой-то мере разделяет сам автор: мысль о фатальной разобщенности людей из

"народа" и "общества", о невозможности соглашения между ними ощутима и в

"Гражданине Уклейкине", и в более поздних, чем "Человек из ресторана",

произведениях--повести "Стена" (1912), рассказе "Волчий перекат" (1913).

Однако в "Человеке из ресторана", как и в других лучших его

произведениях, чувство недоверия к "образованным" не переходит в

предрассудок. Темный, религиозный человек. Скороходов особо выделяет

революционеров, противостоящих корыстному миру: "И уж потом я узнал, что

есть еще люди, которых не видно вокруг и которые проникают все… И нет у

них ничего, и голы они, как я, если еще не хуже…" С особенным сочувствием

изображен в повести сын Скороходова Николай, чистый и горячий юноша, который

на глазах читателя вырастает в профессионального революционера.

Повесть "Человек из ресторана" была важной вехой для Шмелева-писателя.

Образ Скороходова показан в ней с замечательной художественной силой.

Повествование о своей несчастной жизни старого официанта, в чьем языке

сплетаются "образованные" выражения ("не мог я томления одолеть"),

канцелярские штампы ("произвожу операцию"), поговорки ("захотел от собаки

кулебяки"), жаргонные словечки ("елозить", "жигуляст", "испрокудился",

"кокнуть", "оттябель"),-- имеет точную целевую направленность. Сквозь

скороходовский слог просвечивают особенности речи других персонажей: чистый

язык революционера Колюшки, архаично-книжный и одновременно

парикмахерски-"интеллигентный" Кирилла Саверьяныча, хамски-купеческий --

миллионера Карасева, исковерканный акцентом -- дирижера Капулади и т. д.

Происходит как бы наложение речи Скороходова на речь остальных персонажей.

Однако, восхищаясь мастерством Шмелева-художника, критика одновременно

отмечала некоторую тяжеловесность самого приема: "На протяжении 187 страниц

человек из ресторана говорит на специфическом полупрофессиональном жаргоне"

[Русские записки, 1916, №6, с. 88.]. И тем не менее исключительное

чувство языка помогло Шмелеву избежать ощущения затянутости, держать

читателя в постоянном напряжении и горячем сочувствии судьбе Скороходова.

Повесть "Человек из ресторана", напечатанная в XXXVI сборнике "Знания",