Солги обо мне. Том второй

— Что меня удивляет, - без приветствия говорит она, переступая порог и намеренно оставляя дверь открытой, - так это почему совершенно посторонний человек ходит на прием к лечащему врачу моего племянника чаще, чем его ближайшие родственники.

Она говорит это тем самым подчеркнутым тоном, от которого, как предполагается, мы оба должны тут же раскаяться во всех грехах. Даже тех, которые не имеют к ситуации абсолютно никакого отношения. Вот в таких ситуациях и сыпятся слабаки вроде этого докторишки.

— Посторонний?
– Я как бы между прочим покручиваю обручальное кольцо на пальце.
– Но, впрочем, Елена, я с удовольствием обсужу с вами тему «посторонних и близких». Мы с доктором только что как раз говорили на эту тему.

Сучка стреляет в Орехова взглядом, но я вовремя загораживаю труса своей спиной. Со стороны все выглядит так, будто я просто встал, чтобы смотреть прямо в лицо своей собеседницы, так что ей остается только поджать нижнюю губу в бессильной злобе.

— Видите ли в чем дело.
– Я говорю максимально официальным обезличенным тоном, за которым трудно угадать любую предвзятость. Если выскочка и захочет к чему-то придраться - подозрительной истеричкой в этом случае выглядеть будет именно она.
– Пока доктора делают все возможное, чтобы помочь Коле - надо отметить их титанические усилия на фоне общего запущенного состояния здоровья мальчика - ситуация в любой момент может измениться. И обстоятельства могут сложиться таким образом, что могут потребоваться подписи на… ммм… определенных документах. Формальность, конечно же, но ее никто не отменял. И даже я, со всеми своими связями и искренним желание помочь, не могу стоять над законом. И вот тут возникает закономерный вопрос о том, кто, в случае необходимости, будет подписывать документы. Мать мальчика, насколько мне известно, в данный момент отсутствует на территории страны, а его отец вообще существует только как запись в свидетельстве о рождении. Эти обстоятельства крайне сильно все усложняют. Не говоря уже о том, что они же напрямую ставят под угрозу жизнь ребенка.

Сучка медленно, на выдохе, разжимает губы и смотрит на меня так, будто мысленно сдирает кожу. Не удивлюсь, если именно этим и занимается, но мне это даже приятно - всегда отрадно наблюдать как врагу, за неимением возможности причинить реальную боль, остается довольствоваться только безвкусным самообманом.

— Разве эти вопросы доктор должен обсуждать не с нами?
– Она пытается отыскать Орехова за моим плечом, но я крепко держу оборону, а приближаться еще хоть на сантиметр Елене не хватает смелости.
– Мне все еще не до конца понятна природа ваших с доктором отношений. Мне кажется, вопросы, которые вы здесь обсуждаете тет-а-тет точно должны касаться только узкого круга семьи.

— Совершенно с вами согласен, - охотно «уступаю» я, - но позвольте напомнить, что я, кроме того, что тоже вхож в вашу семью на совершенно законных обстоятельствах, являюсь так же главным спонсором лечения Коли. И как никто другой заинтересован в том, чтобы все мои отнюдь не дешевые усилия не пошли насмарку только из-за того, что родителям мальчика попросту на него насрать.

Последнее слово не случайно выбираю грубым. Оно должно подчеркивать, как меня задолбали ее жалкие попытки ужалить меня хоть как-нибудь. И единственное, чего она добьется, если продолжит диалог в том же ключе - увеличение градуса моей грубости. Я в общем даже «за» такой вариант развития событий, а то весь этот выводок, кажется, начал забывать, что Олег Корецкий умеет быть не только хорошим добрым богатым парнем, но и громко матерящейся тварью.

Сучка, наконец, отступает. Делает шаг обратно к двери, хотя на ее лице явно читается обещание продолжения. Иду ей навстречу и корчу рожу а-ля «всегда к твоим услугам, змея».

— Спасибо, что заранее все продумываете, - сквозь зубы цедит Елена, нарочно обращаясь к моему плечу, как будто все это время вела разговор с Ореховым, который так и не проронил ни звука.
– Я обязательно сделаю все, чтобы получить нужные официальные документы на право подписи.

— Буду крайне признателен, - переключаюсь на фальшивое, но как всегда идеальное миролюбие.
– Это самое важное, что нужно было сделать уже давно. Давайте будем заботиться о жизни и здоровье мальчика вместе.

«Да-да-да, сука, ты все правильно поняла, - мысленно отвечаю на ее крепко, до красноты на скулах сжатые челюсти, - этим парадом командуя я, и до тех пор, пока я оплачиваю банкет, вам придется с этим смириться».

Когда она выходит, я пинком захлопываю дверь и чувствую себя удивительным образом взбодрившимся.

— И так, доктор, возвращаясь к теме, которую мы обсуждали до того, как нас перебили. Надеюсь, вы слушаете внимательно? Мне бы не хотелось повторять все это снова - не люблю чувствовать себя долбодятлом. Ваша единственная задача - сделать так, чтобы мальчишка не загнулся. Делать это до тех пор, пока я не решу, что пришло время его лечит. Или… - делаю пространный жест, - переходить к какой-то другой стадии.

Лицо Орехова вытягивается, потому что мой намек он прекрасно понимает.

— Вероятность, что мы перейдем к таким радикальным мерам крайне мала, - успокаиваю его, чтобы этот кусок низкосортного человеческого мяса без костей не наделал дел в угаре сострадания или по воле внезапно проснувшейся совести.
– Поэтому, пожалуйста, просто, блядь, сделай тот минимум, который я прошу. И мы будем продолжать наше взаимовыгодное сотрудничество.

Он снова комкает свой старый платок короткими толстыми пальцами, но в конце концов выдавливает из себя вполне себе приемлемое «да, конечно, Олег Владимирович». Я удовлетворенно улыбаюсь и, как в случае с любой дрессировкой, поощряю его парой долларовых купюр.

— Вот и хорошо, Сергей Петрович. Ничего так меня не успокаивает, как работа с неглупым профессионалом.

Когда выхожу из кабинета - ни сучки Елены, ни всего выводка Калашниковых в холле нет. На скамье у стены сидит только ссутулившийся отец Ники. До сих пор не понимаю, как он выживает в кошмаре из истеричек, которые обосновались в его квартире, но видимо это особенный вид мазохизма, который присущ всем любителям плодить вокруг себя голожопое потомство. У меня не возникало желания общаться с ним раньше, не возникает и теперь, так что обозначаю свое присутствие кивком и быстро покидаю больницу.

Через сорок минут у меня еще одна «приятная» встреча - с моим лучшим, сука, другом Максом.

Глава одиннадцатая: Юпитер

Глава одиннадцатая: Юпитер

На этот раз место для встречи выбирал Макс. И выбрал удобную ему территорию - позвал меня пострелять в частный тир, где работает его старый армейский приятель. Я сначала хотел послать его в жопу с такими «свиданиями», но потом вспомнил, что сам настоял на разговоре, и с его стороны это может быть банальная уловка, чтобы вынудить меня от него отказаться.

Согласился. Даже пообещал обставить его в стрельбе.

Мы громко над этим поржали: он сто процентов от души, я - скрепя сердце, потому что выиграть у этого засранца могу только если он ослепнет на оба глаза сразу.

Когда подъезжаю, рядом уже стоит чистенький внедорожник Макса. Он так любит свою машину, что моет ее чаще, чем я протираю обувь. На всякий случай обхожу тачку со всех сторон, безуспешно пытаясь рассмотреть салон через тонированные стекла.

— Прости, дружище, она не продается даже для тебя.

Я оглядываюсь на звук его голоса и удрученно корчу губы, как будто для полного счастья мне не хватало именно этой старой развалины. Макс стоит чуть в стороне от входа в большой ангар, переоборудованный под тир для серьезных мужиков, и не спешит идти навстречу. Делаю еще один круг возле его тачки и подхожу с рукопожатием.

— У тебя загар, - озвучиваю свое наблюдение.
– Когда успел скататься на моря?

— Тебе показалось, - спокойно, не опуская взгляд, говорит он, твердо пожимая мою ладонь.
– Я еще с прошлой «командировки» не все дерьмо смыл.