Солнце Алабамы
Шрифт:
– Мы ей не скажем. Если так положено, то пускай я буду для тебя мистер Мельбурн. Но наедине зови меня Том.
Роуз как-то странно на него посмотрела, её чёрные глаза, казалось, потеплели и стали на тон светлее, словно горький шоколад.
– Мир вообще сошёл с ума, навязывая эти классовые различия, – уже более серьёзно заговорил Томас. Почему-то с ней хотелось поделиться всеми мыслями. – Будь моя воля, не было бы ни хозяев, ни прислуги, ни сегрегации…
Роуз слегка вскинула брови, после чего Томас замолчал.
– Извини, если обидел тебя.
– Вовсе нет. – Строго, но с нежностью ответила Роуз. – Я просто не думала, что вас могут терзать подобные мысли… Том.
Том… Сердце его затрепетало, а лицо расплылось в улыбке. Роуз же улыбалась в ответ.
Господи,
Поняв, что позволили себе немного вольности, молодые люди слегка отстранились друг от друга.
– Ты смотрела на эту книгу? – Спросил Том, переводя взгляд на «Грозовой перевал».
– Да. Я давно уже мечтаю прочесть её, но всё никак не удавалось найти на какой-нибудь распродаже.
– Ты любишь читать?.. – Удивился Томас.
Роуз будто обиделась и заговорила более высоким тоном:
– А что, вы думаете, что какая-та чёрная прислужница букв не разберёт?
– Я не это имел ввиду…
– Все вы уверены, что мы годимся лишь для того, чтобы отглаживать вашу одежду и подавать жареную утку на стол, да полы мыть. – Роуз тараторила, не давая Томасу и шанса вставить оправдательное слово. – Моя мать научила меня всему. И читать, и писать. У меня была крепкая, благополучная, на сколько это возможно, семья. Мама и папа, пусть и были чёрными, как и я, но их уважали в тех краях, где мы жили. Они неплохо зарабатывали, чтобы обеспечить нас. Неплохо для негров. Все мои братья учились в школе, пока родители не умерли, и теперь им приходится ходить на грязную работу, чтобы свести концы с концами, оплачивать почти несъедобные буханки хлеба и молоко. Моя же судьба здесь подавно решена.
Роуз на секунду перевела дыхание, немного сбавила тон, будто устыдившись, что так много позволила себе рассказать о семье, да ещё и сыну хозяина. И уже более спокойно произнесла:
– Я никогда не смогу закончить колледж или университет, получить хорошее образование и стать той, кем хотела бы быть. Поэтому, да, мистер Мельбурн, я люблю читать… Это единственное, что я могу делать, чтобы не забывать о своих мечтах.
Наступило молчание, в котором Роуз корила себя за излишнюю эмоциональность, а Томас – за то, что так глупо обидел девушку, хотя задал всего лишь безобидный вопрос. Но он понимал, что каждая темнокожая девушка в их городе утопает в предрассудках и стереотипах окружающих. Они не могут пойти учиться, а обязаны заботиться о своих больших семьях, зарабатывать на самое необходимое кропотливым трудом и терпением. Его семья была далеко не идеальной, но Мельбурны всегда старались уважительно относиться к прислуге. Томас знал, что в некоторых домах темнокожих слуг унижают. Ричардсоны не позволяют няне собственных детей ходить в их общий туалет, Ноланы штрафуют своих горничных за каждую ошибку, а ошибкой могут посчитать всё, что угодно. Миссис Ллойд, семидесятилетняя матрона из дома напротив, как-то заставила свою горничную, уже немолодую миссис Готи три часа стоять на солнце и обмахивать её опахалом, хотя сама она сидела в тени и попивала холодный коктейль. Супруги Далтоны, чей особняк с семью спальнями находится в конце улицы, ставят будильник ровно на 7 утра и, если их прислуга в лице миниатюрной Карли переступает порог дома секундой позже, заставляют её чистить бассейн зубной щёткой. Мисс Ариэль Зэйн, богатая одинокая тридцатипятилетняя обладательница виллы, которой досталось огромное состояние в наследство от далёкого дядюшки, увольняет каждую негритянку, которая на неё косо посмотрит. Или она пытается произвести впечатление на окружающих, или специально нанимает «косых» слуг, но по подсчётам миссис Мельбурн, она уволила уже порядком 14 девушек за четыре месяца. И все они странно косились на неё. Бедный мистер Джексон, 50-летний садовник, который берётся за любую работу, чтобы только обеспечить своим сыновьям возможность пойти в самый дешёвый колледж и выбиться в люди, вынужден
ежедневно выносить издевательства некоторых работодателей. Килмеры били его розгами, Таймсы заставляли носить специальную форму, в которой жара Алабамы сжигала заживо, а миссис Андерсон велела пересадить 4 разновидности кустовой розы за неделю, так как предыдущие не подходили под фасад её дома.Как только эти истории доходили до Мельбурнаов, Томас тут же доходил до крайней точки кипения. Пытаясь несколько раз вступиться за темнокожее население хотя бы перед членами своей семьи, он встретил лишь молчание Кетрин и Уилли, которые, как он знал, разделяли его мнение, но предпочитали молчать, как полагается, укорительный взгляд матери, которая театрально ужасалась словам сына, а также спокойный голос отца.
– Успокойся, мой мальчик. – Говорил он, глядя так, будто всё понимал, но ничего не делал. – В таком обществе мы живём, и ничего не поделаешь. Умей ценить то, что тебе дано. Мир изменится сам, если будет нужно.
Но мир не менялся. Видимо, ему это было не нужно.
– Прости, Роуз. Я вовсе не собирался обижать тебя или твою семью. – Заговорил Томас, когда горячность девушки немного поостыла. – Ты почти никогда не рассказывала о своих братьях, – заметил Том.
– Их у меня трое. – Глядя в даль заговорила Роуз. – Самый старший из нас, Малкольм, настоящий мужчина и сын своего отца. Он очень сильный и упорный, я очень рада, что могу положиться на него, и знаю, что он всегда постоит за каждого из нас. Сейчас он работает плотником и строит дом одной достаточно порядочной семье на другом конце города, и я очень рада, что к нему там хорошо относятся. Он мог бы попасть к кому-нибудь вроде миссис Ллойд или того хуже.
Том слышал в голосе девушки гордость за своих близких, что заставило его ещё больше зауважать эту девушку.
– Младшие же только-только бы пошли в третий класс, но были вынуждены пойти подрабатывать. Джерри помогает садовнику у мистера Грина, поливает цветы и вырывает сорняки, Леон раскладывает письма на почте. Каждый из нас вынужден работать, чтобы продержаться, но каждому повезло оказаться в хорошем месте.
Дальше она говорить не стала, и Том понял, что сегодняшнюю порцию откровений Роуз превысила сполна, поэтому просто сказал:
– Я был бы рад видеть в этом доме того, кто, как и я, любит читать.
Роуз взглянула на него, посмотрела с любопытством и нежностью.
– В этом доме столько людей, – продолжал Том, чтобы избежать поглощающих чёрных глаз, – а обсудить книги не с кем.
– Разве ваша матушка и брат с сестрой не читают? Я часто видела их с книгами.
– Читают от случая к случаю. Но Кетрин больше любит листать модные журналы, отец следит за спортивной колонкой в газете, Уилли едва ли осилил пять книг за всю жизнь, а мама делает вид, что интеллектуалка. – Том усмехнулся и покачал головой. – Маме всегда важно лишь то, что подумают в наших кругах, о ней, о её увлечениях, о семье. Если соседки увидят, что у неё на коленях книга, то день прожит не зря. Она отличилась перед подругами. Хотя книга у неё всегда одна и та же…
Роуз улыбнулась, скорее от осознания, как абсурден этот мир.
– Как нелепо. Казаться тем, кем ты не являешься.
– У соседей всегда трава зеленее. Поэтому мы высаживаем клумбы.
Томас снял с полки «Грозовой перевал» и протянул собеседнице:
– Держи. Эта книга стоит того, чтобы прочитать.
Роуз с лёгкой обеспокоенностью взглянула на протянутую книгу. Она так манила своей обложкой без единой царапины, да и страницы наверняка были идеально чистыми, не помятыми. Не то, что книги в библиотеке около её дома.
– Я не могу взять её.
– Конечно, можешь.
– Не думаю, что твоим родителям это понравится.
– Ты же не без спроса взяла её, Роуз. – Настойчиво произнёс Томас. – Держи. Зато мне будет с кем обсудить её.
Роуз почувствовала тепло, разливающееся по всем конечностям, ведь никто ещё не был так добр с ней из «белых», особенно с тех пор, как она приехала жить к тёте. Когда она забирала книгу из рук Томаса, их пальцы на мгновение соприкоснулись, нежно, мимолётно, но ни один руки не убрал, пока не стало совсем неловко.