Солнце Бессонных

Он хотел было что-то еще сказать, как только мы оказались около кромки поляны, но за нами послышались шаги и смех. Калеб резко скрылся среди деревьев, и его мелькание почти сразу же перестало быть мне видно.

Оказалось, мы пробыли около водопада настолько долго, что вокруг начало темнеть стремительно быстро. Без Калеба, все вокруг показалась мне пугающим.

Тьма, будто шедшая от леса, была слишком полной. Она, казалось, подползала все ближе и ближе. И мягко обволакивала меня, окутывая холодом. Словно объятия Калеба. Сколько их было? Всего несколько моментов, которые мне не забыть. И все же они оставались для меня памятными.

Навстречу мне вышли Бет и Теренс, они ласково переговаривались друг с другом и смеялись. Увидев меня здесь, они немного испугались и опешили, так же, как и я, потому что, задумавшись, перестала замечать все вокруг.

– А где Калеб?
– удивился Теренс, его гладкий лоб нахмурился.

– Пошел погулять, и сказал, что вы об этом должны знать, - я пожала плечами.

– А ясно. Не знал только, что у него с собой краски и альбом. Вообще-то он начинает рисовать, как только мы приедем, что-то у него сегодня нет вдохновения.

– Даже и не знала, что он так много рисует, - удивилась я. Глупая, он должен много рисовать, у него постоянно выставки.

– Достаточно много, но иногда у него творческие застои, - отмахнулась Бет, и я поняла, что она просто всего не знает, и когда-то ее это интересовало, но не теперь. Может стоить спросить Еву? Уж она-то точно в курсе.
– Лучше идем к костру, скоро будет готова еда.

Я послушно побрела за ней, хотя про еду думала в самую последнюю очередь.

Меня взволновало поведение Калеба. Дело было не в рисовании, и я это знала. Так почему же тогда он вдруг стал так несдержан в жажде сегодня? Я невольно задумалась, а не стала ли я сама причиной? Безусловно, мои сердца любого из них могли свести с ума. Я замечала, как порой Самюель с трудом приходится управлять собой. Но ведь Калеб совершенно не похож на моих родителей. Я запуталась и уже не понимала - кто на кого похож.

Хотела я обращать на голод внимание или нет, но он появился и был слишком требовательным, чтобы я могла его проигнорировать.

Я ела молча и слушала, кто, где был и что видел. Самыми неразговорчивыми оказались Лари и Ева. Хотя оно и понятно, Ева не была из тех, кто делится своими делами и переживаниями. То время, что она провела с Лари, она, возможно, опишет нам с Бет потом, но никому больше.

– Где же были вы с Калебом?
– поинтересовался Бред, будто бы невзначай, чем вызвал раздражительную улыбку на губах Сеттервин.

Я с удивлением поняла, что сочувствую ей. Она, вроде бы, начинала влюбляться, а он проявлял полное равнодушие. Хотя, зная, с какой легкостью, она начинает кого-то любить, мне не стоило переживать за ее чувства.

– Мы были над водопадом, но не очень долго, он при первой же возможности сбежал рисовать, - я скривилась, показывая насколько мне безразлично, что Калеб оставил меня одну.

– Узнаю Калеба, - наморщила нос Оливье и картинно тряхнула белесой шевелюрой.
– Всегда такой таинственный. Мне кажется, он делает так специально, чтобы девушки ломали себе голову из-за его поведения.

Оливье оседлала свой любимый конек - обсуждение поведения Калеба, и я не могла больше это слушать.

На улице было уже темно, а я ночью плохо спала. Мне с трудом приходилось открывать отяжелевшие веки. Холод на улице и вялая беседа, только подгоняли меня в палатку.

– Простите. Но на сегодня я уже свое отгуляла, - я решительно встала с лавочки, и знала, что никто не посмеет меня останавливать. Никто из них не знал, что такое беременность, поэтому они с уважением, хотя каждый по своему, относились к таким вот моим высказыванием. Словно я была Большим Белым человеком, а они аборигены. Если Белый человек так говорит - значит, это правильно.

Попрощавшись, я поспешила в свою палатку, но ненадолго. А чтобы взять туалетные принадлежности. Умывшись и почистив зубы, я вдруг почувствовала, что меня тошнит. Ужин, как говорится, ушел впустую, и мне вновь пришлось чистить зубы и умываться.

Чувствовала я себя теперь еще более отвратительно. Но, когда устроилась в своем спальнике, разувшись и сняв куртку, и наконец-то согрелась, сон почему-то не шел. Теперь мне хотелось лишь одного - лежать с открытыми глазами так долго, пока все не заснут.

Я даже и помыслить не могла, что смогу как-то избавиться от навязанного мне общества Калеба, до того, как он вернется. Но даже когда улеглись все мои друзья, шум разговоров и смех стих, и только в одной из палаток звучало бренчание гитары, а Калеб все еще не возвращался, меня начала мучить тревога. Я понимала, что с ним ничего не может случиться, но могло что-то случиться с другими во время его охоты.

Ворочаясь в спальнике, и совершенно не ощущая холода, который мне напророчил Бред, я думала лишь о Калебе и том непонятном жесте, перед тем, как он убежал охотиться. Неужели он хотел поцелуя не меньше, чем я? Может, я ошиблась, и он мог чувствовать что-нибудь подобное тому, что чувствую я? Или все намного труднее? Но нравлюсь ли я ему вообще? Если так, я могла надеяться, хотя бы на один поцелуй, или, в худшем случае, три недели, а, может, и меньше. Не так уж много, но еще до сегодняшнего дня, я не могла и подумать о большем. Как же понять, что он думает?

Снаружи не раздалось ни одного звука, но полог вдруг распахнулся, принося с собой холод и туман. Вдыхая сырой, тяжелый воздух, я с оглушающе стучащим сердцем, следила за тем, как нарочито медленно в палатке появляется Калеб. Он, по-видимому, старался вести себя как можно более натурально, не забывая о человеческой скорости. Значит, на улице еще кто-то сидел, подумала я, и как в подтверждение моих слов, сквозь стенки палатки я увидела, как ярче вспыхнул костер, словно в него подбросили дров.

Мы смотрели друг другу в глаза. И Калеб вдруг что-то произнес.

Он, видимо, спросил меня о чем-то, но я ничего не слышала, не отрываясь, глядя на него. Калеб повторил вопрос, и когда я вновь не ответила, его усмешка превратилась в ироничную улыбку.

– Ты или спишь с открытыми глазами, или просто игнорируешь меня?
– насмешливо сказал он.

Я похлопала ресницами, стараясь вникнуть в его слова, и когда их смысл до меня дошел, то вспыхнула от смущения. В палатке было темно, но он, все равно заметил мою неловкость, и его улыбка стала еще более снисходительной, словно он говорил с маленькой девочкой.

– Прости, я думала о своем, - прошептала я, не желая, чтобы кто-нибудь в других палатках услышал. Калеб нахмурился, видимо ему такое в голову не приходило.

Он несколько секунд в задумчивости замер, присев на пятки.

Калеб не казался мне странным или взвинченным, но теперь, в полной тишине, я заметила, как тяжело он дышит, и как его руки неестественно вытянулись вдоль тела, словно он не мог ими управлять.

–  Добрый ночи, Рейн, - неожиданно невозмутимо выдал он, и о его волнениях говорил лишь легкий хрип в голосе. Может, я взволновала его своей близостью? Я должна была учитывать свою притягательность, как пища для него.