Солнце цвета ночи

Ивар мощным толчком отшвырнул его прочь, чтобы не попал под чужой удар. Ингьяльд махнул клинком вдоль земли, будто косой, очередного врага с воплем унесло в сторону, и обнаружилось, что дальше никого нет. Ивар огляделся, пытаясь найти среди погибших Гравицкоатля, но хитроумный жрец успел сбежать.

– Бегом! – скомандовал конунг. – К воротам!

Руки тряслись, по лицам тек пот, а ноги и вовсе подгибались, но викинги мчались, не обращая внимания на цветущие деревья, мелодично журчащие фонтаны и пение птиц в императорских садах.

– Вот еще враги, – сказал Нерейд, когда открылись ворота и замерший около них строй копейщиков. – Зачем ты, конунг, того парня пощадил? Ведь мог зарубить, я видел.

– Чем он виноват, если у них вся порода такая подлая? – пропыхтел Ивар, пытаясь восстановить дыхание, вскинул клинок. – К бою!

– Одину слава! – проревели викинги.

Воины у ворот, которых было всего десятка три, дрогнули, но не побежали. Ивар двумя ударами обрубил два наконечника копий, присел, избегая удара, а потом прыгнул вперед.

– Руби! – рядом оказался Кари, три копья поразили его в голую грудь, одно сломалось, два других отскочили, как от стены.

– Они каменные! – завопил кто-то из ацтеков испуганно.

– Во имя императора! Сражайтесь! – ответил другой.

Пот заливал глаза, Ивар рубил, почти ничего не видя перед собой, ориентируясь на звук и чутье. От чужих ударов не уворачивался, закрывался посеченным ацтекским щитом.

Потом ткнулся лицом во что-то твердое и шершавое, понял, что это ворота.

– Вынимай засов! – крикнули рядом.

– Сейчас! – Кари вцепился в запирающее ворота бревно, на руках и спине берсерка вздулись чудовищные мускулы.

Засов поддался, полетел в сторону, сшибив двоих ацтеков, что еще оставались на ногах. Ивар толкнул тяжелую, будто скала створку, первым скользнул в открывшуюся щель.

– Свобода! – гаркнул бросившийся за ним Нерейд и осекся.

Главная площадь Теночтитлана была пустынной, но из ведущих на запад улиц выходили отряды воинов, под утренним ветерком колыхались перья на шлемах, блестели лезвия мечей, топоров.

– Да… – сказал Арнвид упавшим голосом. – Тут и ляжем. Хотя я вижу свободную дорогу.

Ивар проследил за взглядом эриля, понял, что смотрит тот в сторону храмового квартала.

– За мной! – конунг сорвался с места еще до того, как понял, что именно будет делать.

С этой стороны воинов не было, лишь у ворот в увенчанной змеиными головами стене суетились жрецы.

Их смели с одного маху, точно вепрь – ограду из тростника, только стукнули упавшие дубины, усаженные обсидиановыми шипами, да полетели наземь клочья черных плащей.

Гримгельмир вырвался вперед, со всего маху прыгнул на закрытые ворота, растопырив руки. Загромыхало, как в сильную грозу, поднялась туча пыли, тяжелые створки вылетели, будто в них ударили горой. Ограда содрогнулась, одна из змеиных голов рухнула, брызнули осколки.

– Здорово! – восхитился Нерейд. – Куда дальше, конунг?

В глубине храмового квартала слышались испуганные вопли, на вершинах пирамид тревожно ревели раковины. За спиной, на площади тоже что-то орали, приближался отряд ацтеков.

– Туда! – оглядевшись, Ивар ткнул пальцем на ближайшее святилище, то самое, где приносили жертву богу огня. – Там сверху удобно обороняться.

– Хорошо придумано, – пропыхтел Нерейд, мчась рядом с конунгом. – Не победим, так в рожу всем сверху плюнем…

Лежавший неподвижно Гримгельмир вскочил, отряхнулся и побежал за остальными.

Под ногами замелькали ступени, Ивар ощутил, что задыхается, а сердце готово выпрыгнуть через горло и поскакать впереди, но он лишь крепче стиснул рукоять меча.

– Прочь, святотатцы! – на край площадки выскочили жрецы, оскаленные, визжащие, с вытаращенными глазами.

– Руби ворон! – страшно крикнул Ульв, обогнал замедлившего ход конунга, замахнулся.

Жрецы падали один за другим, бестолково махали руками, но не отступали.

Когда Ивар взобрался на площадку, из защитников святилища не осталось в живых никого. Отдышался, убрал клинок в ножны и оглянулся, чтобы посмотреть, где погоня.

Ацтеки топтались у подножия пирамиды, лезть наверх не спешили.

– Отличное место, чтобы дать последний бой и умереть, – Арнвид счастливо улыбнулся, приложил ладонь ко лбу. – Да и погибнуть на рассвете – хорошая примета.

Из-за гор на востоке вырвался ослепительный солнечный луч, упал на вершину пирамиды.

Гравицкоатль выглядел точно ощипанный заживо индюк – дергал головой, встряхивал руками, а глаз поднять не смел. Лепетал нечто непонятное, так что император потихоньку начинал злиться.

– Погоди, во имя Уицилопочтли, – сказал он, откладывая недокуренную трубку. – Ты можешь мне просто сказать – захвачены они в плен или нет?

– Они… э… гхм… у… – промямлил жрец.

– Либо тебя заколдовали, либо ты разучился говорить, – правитель ацтеков нахмурился, поднялся на ноги. – Пойдем, я сам посмотрю, что вы там наворотили.

Проснулся император, как обычно, до рассвета, и после омовения велел позвать к себе Гравицкоатля, обещавшего к восходу приготовить чужаков для жертвоприношения.

Тот явился, но толку от этого оказалось мало.

– Владыка! – жрец неожиданно обрел голос. – Не ходите туда! Это слишком ужасно!

– Да? – император аккуратно обошел его. – Тогда я тем более должен это видеть.

Впереди шествовали воины ближней охраны, открывали двери. Встречные слуги падали ниц, прижимались лбами к полу. Позади суетливо бежал Гравицкоатль, слышалось его тяжелое дыхание.

Покой Горной Свежести, где сегодня ночевал император, остался позади, они обогнули зверинец, и вышли к зданию, где обитали чужаки.

Двери Покоя Соленой Воды, порубленные и посеченные, висели криво, крыльцо было залито кровью, а дальше по дорожке, ведущей к воротам, в багровых лужах валялись отрубленные пальцы, руки и носы, белели выбитые зубы.