Солнце для Джона Рейна

К нам подошел хозяин, и я представил ему свою спутницу.

— Да, конечно! — вырвалось у Сатох-сана. Порывшись в стопке дисков, он нашел нужный: «В другой раз» Мидори Кавамуры. Густо покрасневшая девушка умоляла поставить что-нибудь другое.

— Что предложите сегодня? — поинтересовался я.

Четырежды в год Сатох-сан посещает Шотландию и привозит редкие, порой даже эксклюзивные сорта виски.

— Сколько бокалов? — уточнил хозяин. Ответь я «несколько», он бы устроил целую дегустацию, начиная со сравнительно легкого продукта южной Шотландии, чтобы постепенно подвести меня к терпкому, с йодистым ароматом виски острова Айлей.

— Наверное, только один.

Сатох-сан посмотрел на Мидори, и она кивнула.

— Порезче или помягче?

— Порезче! — не задумываясь, выпалила девушка.

Хозяин улыбнулся: на такой ответ он и рассчитывал. Значит, нас ждет что-то особенное. Жестом фокусника Сатох-сан достал из зеркального шкафчика прозрачную бутыль.

— Сорокалетний «Ардберг», — представил он. — С южной части острова Айлей. Очень редкий сорт. Держу в простой бутыли, потому что опасаюсь кражи.

А вот и ослепительно чистые бокалы!

— Неразбавленный? — спросил Сатох-сан, не зная, что любит Мидори.

— Да! — ответила она, чем снова заслужила одобрение хозяина, который, отлив напиток, бережно закупорил бутылку.

— Секрет этого виски — в сочетании «несочетаемых» ароматов. Они гармонируют, образуя неповторимый букет, — объяснил Сатох-сан, превратившись в лектора. — Здесь присутствуют ароматы дыма, торфа, хереса и морской соли. Словно непризнанный гений, этот виски ждал своего часа целых сорок лет. А сегодня с ним познакомитесь вы. Наслаждайтесь!

— Мне даже страшно, — призналась Мидори и подняла бокал, чтобы посмотреть сквозь янтарную жидкость на свет.

— В этом баре всегда так: дегустация нового сорта сопровождается небольшой лекцией. Сатох-сан любит преподносить товар лицом.

Девушка пригубила виски и несколько секунд молчала, наслаждаясь сложным букетом.

— Здорово! — наконец проговорила она. — Огонь, лед и свежее дыхание моря.

— Совсем как ваша музыка!

Улыбнувшись, Мидори легко коснулась меня плечом.

— Мне так понравилась наша беседа в «Цуте»! Пожалуйста, расскажите о себе еще что-нибудь!

— Вряд ли вам будет интересно...

— Попробуйте, а я решу, интересно мне или нет.

Похоже, девушке больше нравится слушать, чем говорить, что не слишком для меня удобно. Но другого выхода нет — придется рассказывать.

— Долгое время домом для меня был небольшой городок на севере штата Нью-Йорк. Именно туда после смерти отца увезла меня мама.

— А после этого вы приезжали в Японию?

— Несколько раз. Когда я был в седьмом классе, бабушка и дедушка со стороны отца написали мне о программе международного обмена, участники которой могли целый семестр учиться в японской школе. К тому времени в Штатах мне уже порядком надоело. Я подал заявку и попал в Сайтаму Гаукен.

— На целый семестр? Ваша мама, наверное, очень скучала.

— Да, с одной стороны, да. А с другой — она смогла отдохнуть и уделить больше внимания работе. В то время со мной было непросто.

«Непросто» — слово очень удобное и емкое; не рассказывать же Мидори обо всех драках и дисциплинарных взысканиях!

— Ну и как вам школа?

Я колебался, не зная, что ответить: далеко не все воспоминания были приятными.

— Все оказалось сложнее, чем я ожидал. Мало того, что проявился акцент; узнав, что я наполовину американец, дети стали считать меня настоящим отморозком!

В темных глазах было столько сочувствия, что я со своими корыстными интересами показался себе Иудой-предателем.

— Я знаю, что такое вернуться на родину после долгого отсутствия, — тихо сказала Мидори. — Предвкушаешь теплый прием, а не получив его, понимаешь, что стал бездомным.

— К счастью, все уже в прошлом, — махнул рукой я, изображая равнодушие.

— А что случилось после школы?

— Вьетнам.

— Вьетнам? Вы слишком молоды... Как же так вышло?

— В армию я попал еще подростком, а война была в самом разгаре... — Я отдавал себе отчет, что рассказываю слишком много, но почему-то меня это не беспокоило.

— И сколько вы там прослужили?

— Три года.

— Первый раз слышу, чтобы призывали больше чем на год.

— Все правильно, но меня никто не призывал.

— Вы пошли добровольцем? — изумленно спросила Мидори.

Боже, я сто лет никому не рассказывал о Вьетнаме... Сначала было слишком страшно, а потом стало не с кем беседовать.

— Сейчас это кажется абсурдным, но я действительно пошел добровольцем. Хотелось доказать всем, а в первую очередь себе, что я настоящий американец, несмотря на цвет кожи. Воевать пришлось в Азии, и мне стало еще сложнее, но я не роптал. Мало того, брался за самые опасные задания...

Несколько секунд мы молчали, и первой заговорила Мидори:

— Это вьетнамские призраки не дают вам покоя?

— Да, некоторые из них пришли из Вьетнама, — ответил я.

У Мидори, видимо, есть табу, касающиеся малознакомых мужчин, а у меня — свои запреты, и относятся они к прошлому. Мы и так зашли слишком далеко.

Пальцы девушки сжимали бокал с виски, и неожиданно для себя я поднес их поближе к глазам.

— Типичные пальцы пианистки, тонкие, но очень сильные.

Ловкое движение — и теперь в качестве хироманта выступает Мидори.

— Хочешь узнать человека — взгляни на его руки. Я вижу бусидо. А судя по суставам... Чем вы занимаетесь? Дзюдо или, может, айкидо?

Бусидо — мужчина-воин. В моем случае — вечный солдат. Да, мозоли и поврежденные суставы выдали меня с головой... В том, как Мидори держала мои руки, не было ничего необычного, но сердце, по-видимому, считало иначе.

Испугавшись, что девушка может узнать больше, чем нужно, я поспешно отдернул руки.

— Сейчас только дзюдо. Удушающие захваты, броски — это как раз по мне. Тренируюсь в Кодокане: для дзюдоиста лучшего места не найти.

— Я знакома с Кодоканом, хотя сама несколько лет занималась айкидо.