Солнце краденое

И он было уже развернулся, даже успел сделать вперёд первый шаг, глядя на яркий прожектор ядроида, исчезающий за поворотом узкого коридорчика.

Зачем только Мак задержался? Почему отступил вдруг назад? Кожи его лица вдруг как будто коснулись холодной мёртвой ладонью. Прикосновение смерти. То, чему невозможно противиться.

Толчок в спину, громкий рык Гесса:

– Мак! Тут творится какая-то полная шервь!

Взгляд назад. О да. Она самая. Давненько не виделись, милая, привет дорогая, я как-то ещё не соскучился…

Происходящее за их спинами выглядело фантастически, невероятно. Словно невидимая волна полного разрушения неукротимо вползала в реальность. Испепеляющая. Стены рушились в пыль, остатки кровати рассыпались тут же в труху, останки погибших развеялись вихрями серой пыли.

– Ноги! – Макар рванулся вперёд, кожей чувствуя оцепенение. Его сковал какой-то немыслимый холод, проникающий через непреодолимую оболочку скафандра. Вокруг всё будто бы растворялось, размывалось, истончалось у них на глазах и рассыпалось в песок.

Гесс вдруг надломился, как палка, споткнулся и с громким стоном упал. Инспектор рванул его за руку, каким-то отдельным от разума чувством вдруг ощущая, – биолог уже без сознания. Чертыхаясь на всех языках, проклиная само Мироздание, капитан имперского фрегата, инспектор первого ранга, Аверин одним сильным рывком взвалил старого друга на взвывшее тут же от острой боли плечо.

О Создатель! Гесс весил, как настоящий земной бегемот! Если бы не бесчисленные часы, проведённые в тренировочном зале в тщетной попытке уйти от себя, Мак бы его точно не вытащил. Бетонный центнер тугих мышц и тяжёлых костей.

Шервова печень! Если только вернутся, он на диету посадит весь свой экипаж, и каждую тренировку заставит друг друга таскать на закорках. Все похудеют, включая его самого.

Ноги Макара не слушались, дышать было нечем, как будто сама Преисподняя из древних легенд позади их зияла, стремительно разворачиваясь.

Судя по дикому жару и визгу всех датчиков на скафандрах, рядом опять начался реактивный пожар. В древних атомных двигателях этой ловушки запустилась цепная реакция.

Умирать не хотелось. Как-то сегодня Макар подобных глупостей не планировал, а без чёткого плана такое ответственное мероприятие…

Нет!

– Полный ноль! – эта команда означала молниеносную передачу всей операции в «руки» роботов и автоматики. Так Макар включил старт аварийной эвакуации. И тут же увидел недалеко впереди щупы манипулятора катера. Их с Гессом скафандры угрожающе загудели, перейдя в режим автоматического перемещения. Оставалось вцепиться в огромное тело друга и богам всей Вселенной молиться, чтобы не подвели.

Что он и сделал.

Острая, как вспышка, мысль озарила сознание капитана.

– И что, оно того стоило? – ещё даже не разобрав смысла слов, он вдруг чётко понял, что совершенно не рад этому голосу. Даже не так.

Хотелось встать и дать его обладателю в морду. От всей души, вложив в мордобой всё тягостное раздражение, накопленное за первые месяцы экспедиции.

Ойле был в собственном репертуаре: тот же тон, та же кривая улыбка на длинном лице. Ничего нового, но его капитан, лежащий в лечебной капсуле лазарета, отчего-то впервые задумался над вопросом о том, не был ли ошибкой его скоропостижный выбор друга детства на должность экипажного доктора.

В кадровом тонком вопросе Аверин привык руководствоваться интуицией. Но так получилось, что накануне их выхода на большой автономный маршрут «Сова» осталась без штатного доктора. Не слишком критично: можно было на пару дней задержаться, дождаться дополнительного оборудования в лазарет, добавив опции управления искусственному интеллекту. Петрович бы справился, он у них молодец.

Но Макар не просто так слыл на весь имперский флот консерватором. «А ведь молодой совсем ещё человек», – говорили о нём, содрогаясь, диспетчеры хендлинга космопортов. «С виду даже вполне образованный», – соглашались ядроиды из наземного обеспечения и обслуживания космических кораблей. Аверин был осторожен, не рвался навстречу всем новшествам и свои внутренности роботам не доверял. Ну их. Инстинкты, наверное.

А потому, совершенно случайно столкнувшись на тёмном Шедаре с бывшим одноклассником, Мак несказанно обрадовался. Олейл Блэйз или просто Ойле тогда вид имел очень сильно потрёпанный жизнью, но всё док-чипы с дипломами доктора оказались в порядке. Судя по результатам запросов в досье, за все прошедшие годы он приобрёл несколько дополнительных специальностей, служил в главном гражданском флоте Империи доктором, сопровождающим самые оживлённые линии, потом вышел на вольные хлеба, работал сопровождающим и в госпиталях, и в санаторных вип-мирах. Обширная биография. Как и у всех членов его экипажа. Простых людей у Аверина не было. За каждым стояла затейливая история биографии. Ничего необычного. Так почему вдруг у Макара такая реакция на него? Очень странно и настораживающе.

– В обязанности инспекции входит контактное обследование всех искусственных летательных объектов, – прохрипел он зачем-то в ответ, – особенно тех, кто не отвечает на обязательные к исполнению сигналы.

Непослушной рукой и с огромным трудом Макар попытался было сдвинуть крышку капсулы и обнаружил, что он заперт в ней. Потрясающе. Такой порядок действий не был разрешён никакими инструкциями. Капитан остаётся капитаном всегда, при любых обстоятельствах, это флотский закон.

– Открой капсулу! – получилось не очень внушительно.

Губы не слушались. Лицо будто стянуло в один тугой узел. Так с ним бывало уже не однажды, знакомое ощущение после очень глубоких ожогов. Макар еле слышно вздохнул. Чего с ним только уже не бывало…

– Разговаривать тебе точно не стоит. Ещё сутки в оволяторе и декаду в реабилитационном скафандре. И это не обсуждается.

Оволятор. Термин, которым земляне (конечно же!) обозвали реанимационную капсулу лазарета, всегда вызывал у Макара какие-то пошлые ассоциации. Он лишь тихо фыркнул, испытав снова острый приступ боли. Даже дышать было трудно.

В таком состоянии спорить с доктором бесполезно. При всех странностях, вызывавших острую неприязнь у Макара, он отдавал тому должное: Блэйз стал настоящим фанатиком своего дела и не понимал грани служебной иерархии. Для него, очевидно, сейчас капитан казался всего лишь капризничающим пациентом.

– Гес? – говорить всё сложнее.

– В соседнем гробу. Вон, полюбуйся, живёхонек. Наряжу его уже сегодня, будете друг на друга любоваться, герои.

Слово «герои» звучало в устах его прямо-таки издевательски. Макар поморщился, почему-то всем телом ощутив острую боль.

– Петрович, – ответом Макару был громкий щелчок индикатора подключения рубки. – Сюда мне отчёт о моём состоянии, все повреждения, степень, прогнозы.

– С возвращением, капитан! – голос искусственного интеллекта звучал куда как приятнее докторского. Если можно обрадоваться куску камня с мозгами, то Макар сейчас именно это испытывал. – Я соскучился.

Даже корявое и как всегда неуместное чувство юмора их Петровича Аверина не бесило.

Ойле скрипнул зубами. Макару из капсулы были отлично видны и заострившиеся вдруг болезненно скулы, и пальцы рук, сжатые в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Но церемониться он не намерен. Возможно, в тех экипажах, где Ойле служил, подобные отношения с капитаном и были в порядке вещей, но на «Сове» Макар давно ввёл свои законы.