Солнце красно поутру...
Шрифт:
И в ту ночь, возможно, косолапый не отважился бы перебрести бурлящую Калиновку, да терпения не хватило: лошадь фыркнула где-то совсем близко. Прижав уши, зверь решительно направился к воде. Бесшумно перешел брод и, не отряхиваясь, прилег на отмели.
Берег этот был крутой, заросший черемухой. Убедившись, что все спокойно, мишка нашел в зарослях лазейку. Не хрустнув веточкой, пролез в нее и сразу оказался на закрайке поля. Медведь хорошо чуял лошадь, слышал позвякивание пут, но, как ни глядел, увидеть не мог. И выбрался на желтую стерню.
Услышала лошадь беду, когда зверь был уже рядом. Махнула гривой, поскакала к деревне. Но, спутанной, ей
Тихо сделалось над полем. Лишь на Калиновке незлобиво рокотал перекат да в деревне сонно взлаивали собаки. В полночь между туч выглянула ущербная луна, проплыла белым огнивом в бездонной звездной прогалине и осветила на поле медведя. Зверь волоком тащил лошадиную тушу в ближайший лесок, чтобы там припрятать до завтрашней ночи.
Остаток ночи и весь следующий день объевшийся медведь проспал. Да и было с чего! Но как только сгустились сумерки, вылез из-под вывороченных корней обвешанной мхом ели. Долго стоял, прислушивался, приглядывался. Спокойно в родном лесу. Подошел к сосне, почесался боком и снова прислушался. Мягко ступая, направился к берегу. Смело спустился сегодня в воду, переправился на ту сторону. Не доходя знакомого леска, опять остановился. Целый час простоял осторожный зверь, нюхал воздух. Пахло овсом, прелой соломой и еще чем-то непонятным. Но все эти неясные, наплывающие временами запахи глушил сильный, всепоглощающий дух захороненной под хворостом добычи. Медведь двинулся к туше. Но не успел он сделать и десяти шагов, как вдруг ослепительно ярко сверкнуло что-то вверху, и оглушительный раскат выстрелов потряс ночь. Медведю сильно ударило, обожгло голову, он споткнулся, но тут же оправился и напролом, через лесок, бросился наутек.
С косматой ели быстро соскочили два человека. Они выбежали на поле, кинулись к берегу. Темень — хоть глаз коли! Да и медведь не сидел на месте…
Переменчива осенняя погода. Проглянет один-другой яркий денек, и опять небо насупится. Потемнеют леса, завоет ветер. Так было и в ту осень. Всплыло над лесом красное солнце, а ему навстречу — северный ветер. Потом ветер приволок тяжелую тучу и без единого просвета разостлал по небу. Заморосил косой дождь. Заунывно шумел он по лесу на другой и на третий день.
У подножия Лысой горы, под кряжистыми соснами, стоял лось. Отряхиваясь, он зябко подергивал кожей. Рядом, скрытая от дождя ветвями, лежала лосиха.
Лось большой и, оттого что был мокрый, казался черным. Уши поблескивали сквозными дырами. Огромная голова от глаз до губ — в ссадинах и шрамах. По шее — выпуклый рубец. Это следы прошлых лесных битв.
Лось был стар. По рогам видно. Широкой короной раскинулись они в десять отростков. По отросткам на рогах можно сосчитать, сколько зверю лет.
После встречи на поляне сохатый крепко и ревностно привязался к молодой лосихе. Он никогда не оставлял ее, во всем старался услужить. Находя лакомую пищу, не брал ее, пока не начинала есть лосиха. Если она, уставшая, ложилась отдыхать, лось долго стоял над ней и, лишь когда подруга засыпала, осторожно ложился сам.
Гон лосей еще не прошел. К старым гулякам присоединилась молодежь. На третий, на четвертый год от роду с наступлением холодов молодые сохачи начинают ощущать небывалый прилив сил. Как и отцы их, молодые теряют всякую осторожность, бродят по лесам, издают призывные звуки. Стон их короткий,
отрывистый, отличим от рева старых лосей.Под влиянием братьев начинают реветь и самые молодые, полуторагодовалые лоси, у которых еще не сменились молочные резцы и бархатистые рога едва заметно раздвоились. Но эти стонут просто так, за компанию, поддаваясь общему азарту.
Бывали случаи, когда пару навещали холостяки. Страшен был в такие минуты ревнивый великан. Ощетинившись и прижав уши, он неудержимо летел на противника. Чаще соперники добровольно убирались.
Однажды старый лось сошелся тоже с крупным, но молодым лосем. Могучий, гладкий незнакомец долго смотрел на лосиху, и голова его опускалась к земле. Старый лось предупредительно хватил копытом по тонкой березке и срубил ее, как топором. Пришелец не дрогнул. Он только упрямо мотнул головой да пошире раскинул ноги. Это был прямой вызов на битву.
Неукротимый гнев обуял старого лося. По всему хребту торчмя поднялась шерсть. Склонив низко голову, старый лось неустрашимо понесся вперед.
Гудела земля под ногами соперников, на перепаханную копытами поляну валились сломленные, выдранные с корнями деревца. Бой был не на жизнь, а на смерть.
Изловчился матерый сохач, проворно отпрянул в сторону. Мечет огни глазами, следит за противником. Рог висит у того, пена красная падает с пасти. Покачивается лось.
Передохнул минутку старик, обманчиво крутанул головой и вдруг, вскинув ногу, со страшной силой ударил в открытую грудь противника. Молодой лось, как дуб подпиленный, качнулся и рухнул наземь…
Но вот сентябрь на исходе. Лоси как бы опомнились от хмельного угара, снова стали чутки и осторожны. На дорогах и на открытых полянах уже их не встретишь. В тихие вечера не слышно стало стука рогов и трубных звуков.
Никогда еще за весь год лосиха не была так стройна и сыта, как сейчас. Густая шерсть лоснилась матовым блеском, на плотном теле выпукло выделялись мускулы. А лось был худ. В течение всего беспокойного месяца он почти ничего не ел. Обозначились ребра, голова стала угловатой и еще более горбоносой. Не лучше выглядели и другие быки. Теперь им было не до драк. Близились зимние холода, и лоси усиленно жировали.
Как бы ни была просторна тайга, у каждого зверя свое обиталище. Одни любят леса светлые, редкие, другие — глухие, непроходимые. Одни любят речки бурные, другие — озера тихие. Каждый привязан к своему дому, и каждый по-своему охраняет его.
Сторожкая выдра-отшельница. Живет незаметно, в заросших берегах таежных рек. Проворно, как щука, ныряет, ловко хватает рыбешек. Гнездо у нее под землей, а нора-коридор выходит в воду. Редко, очень редко удается увидеть ее даже таким лесным старожилам, как бобру или барсуку. Но стоит появиться опрометчивой родственнице в ее владениях — живо хозяйка объявится! Драке жестокой быть, если не уйдет пришлый зверь подобру-поздорову.
Даже белка и та уголок свой знает. Зиму и лето живет на одном месте. И только в бедственный год, когда случается неурожай на кедре-кормильце, рушится этот давнишний обычай. Собираются белки большими стаями и кочуют по тайге. Тогда ничто не устрашает встревоженных зверьков. Они переплывают реки, не обходят людных городов и деревень. Много гибнет белок во время таких путешествий.
И волки свою обитель знают. Крепко держатся знакомого леса. Живут парой или семьей. И до поры ничем не выдают себя.