Солнце мое

Разбудил нас звонок. Ой, похоже, дело уже к вечеру.

— Я сам открою! — Вовка подошёл к двери, — Кто?

— А там кто? — мрачно поинтересовались снаружи.

— Это папа! — воскликнула я.

Грохнули задвижки, мужики негромко поздоровались, я услышала, как отец спрашивает:

— В курсе?..

— Ольга рассказала. Узнали — кто?

— Кассирша, — совсем тихо ответил отец.

В животе у меня похолодело. Я хоть и сидела в одеяле, гусеничкой, снова начала трястись. Папа вошёл в зал и понял, что я услышала. Сел напротив на стул:

— Короче, слушай. У бабы этой сын сколотил, так скажем, организованную преступную группу.

— ОПГ, — автоматически пробормотала я.

— Да. Крышевали местный пятачок. Рынок здесь мелкий, мало кому интересный, их особо и не теснили. Однако, денег показалось мало. И ребята двинули в серьёзный бизнес.

Я непонимающе смотрела на него.

— Почему, думаешь, у вас тут на конечной нарики не выводятся?

— Ну-у… Точка сбыта здесь? Они её крышевали, что ли?

— Сами толкали! Тонированную жигу видела? Постоянно там стоит.

— А-а, эта… мокрый асфальт?

— Ихняя колымага, — отец несколько раз раздражённо притопнул ногой, — Дебилы, бл*дь, — секунду подумал, — Да и не надо тебе всё это…

— Да почему, — зубы у меня снова тихонько клацали, прям задолбало уже, — Говори уже, раз уж начал.

— Да чё, кто играл, кто кололся. Они героиновые уже все.

Ой, бли-ин… если героиновые, да со стажем, там, говорят две дозы в сутки надо только чтоб не ломало. А одна доза, опять же по слухам, пятьсот тысяч стоит, и я склонна верить — даром, что ли, они родительские квартиры подчистую обносили, серьги у женщин из ушей рвали по подъездам, твари… А эти вот пошли дальше.

— Машины на трассе грабили, — словно продолжая мои мысли процедил сквозь зубы отец, — Таких вот как ты с выручкой караулили. Мамаша наводила. Чаще грабили мешочников, да кто в разнос торгует по организациям. Многие же под зарплату отдают. А она всегда знала, когда будут деньги и когда за ними приедут продавцы.

— Ну, крандец…

— Держи, — он сунул мне в руки газетный свёрток, — Мужики со спортзала велели тебе передать. На дверь.

…

Ночь была удивительно тихой, словно ватой обложенной

Сегодня мы любили друг друга как-то особенно нежно. Трепетно даже, я бы сказала. И вдруг, посреди всех этих вздохов и объятий, я очень остро поняла, что сегодня все мои чувства могли внезапно потеряться, исчезнуть — вместе со мной.

И так мне стало жалко этой невырасшей веточки любви, что глаза сами по себе наполнились слезами, а слёзы начали стекать по вискам в раскиданные по подушке волосы.

Сегодня большой день слёзоизвержения.

Вовка по-моему слегка испугался:

— Ты чего?

Ну вот как объяснить ему все эти мысли?

И я сказала просто:

— Я люблю тебя.

Он замер, словно прислушиваясь к себе, и очень аккуратно, удерживая себя на весу, прижался ко мне:

— Я тебя, кажется, тоже, — и в этих словах было такое искреннее удивление открытия, что я притянула его ближе и обняла изо всех сил.

Мир вокруг меня кружился синим калейдоскопом.

19. РЕАБИЛИ-ТА-ЦИ-Я…

БЕРЕГ

18 июля 1995, вторник.

Утром меня разбудил папин звонок:

— Ольгуня! Мне тут моя драгоценная супруга дала весьма дельный совет. А не хочешь ли ты с нами прокатиться на берег? Тихо, природа, отдохнёшь, успокоишься. В двенадцать мы сегодня выезжаем, можешь на Якоби подходить.

— Ой, а можно с Вовой?

— Да пожалуйста, можно и с Вовой.

— Погоди, я спрошу сейчас! — я прикрыла трубку ладонью, — Вов, вы к медикам в садоводство сегодня поедете?

— Нет, только завтра, а что? — откликнулся он сонно.

— А завтра во сколько?

— На одиннадцать договорились.

Ага.

— Алё, пап, ты слышишь?

— Да-а.

— А завтра назад кто-нибудь поедет?

— Я же и поеду, часов в девять-десять.

Олич-чно!

— Ну всё, тогда мы с вами!

— Доча! А спальника у тебя нет? А то у меня один только запасной.

— Да ничего, мы одеяло возьмём! Коврики у нас есть. А вот палатки нет.

— Палатка есть гостевая, это не проблема.

— Ну и отлично!

— Значит, договорились, в двенадцать жду.

— Будем!

Я положила трубку, радостно поскакала в комнату и залезла к моему мужчине под одеяло. Он, не открывая глаз, тут же начал меня обнимать. Ой, кажется с намерением…

— Вовка, просыпайся! Поедем к отцу на берег! Помнишь, я рассказывала?

— Что делать будем?

— Да просто так. Общаться. Гулять. Там лесок есть. Папа рыбачит. Он такой модный у нас, в гидрокостюме, все дела. У него там даже эти валяются… блин… типа гарпун или как это, на пружинах? Стреломёт? Не знаю, короче, как правильно назвать. Только с ними ни у кого не получается.

У Вовки разгорелись глаза:

— А вот это я бы попробовал! — он многозначительно поднял брови, — И я даже знаю, где на меня гидрокостюм взять.

— Где?

— Секундочку!

Вовка пронёсся в коридор, позвонил дяде в ИВВАИУ, договорился и помчался в часть за этим гидрокостюмом. Даже есть не стал, сказал, что всё потом. А я поразмыслила и почапала в магаз, купила несколько видов всякого печенья, яблок — а то неудобно с пустыми руками.

Вова за два часа обернулся, мы спокойно собрались, мне даже его накормить удалось (ну вот да, пунктик у меня такой) и догуляли до пляжа Якоби.

Папа прибыл в двенадцать, как штык. А предусмотрительный Николай Иваныч, брат его (собственно, с моторкой), даже на десять минут раньше, так что мы все успели перезнакомиться.

Спасжилет в лодке валялся один. Достался он, конечно же, как самой ловко плавающей, мне. Лодочка пересекла залив, слегка подпрыгивая на мелкой ангарской волне — каких-то пять километров, и вот он берег.

Все эти мыски и заливчики сравнительно новые. Образовались они когда построили плотину для Иркутской ГЭС и затопили здоровенную территорию. Конкретно эта сопка выдавалась из основного массива берега больше, чем на километр, образуя такой внутренний заливчик. Но узкая она была, в самом широком месте метров, наверное, двести пятьдесят, а в остальных чуть не вдвое меньше, и при этом довольно крутая, а со стороны русла Ангары так и вовсе обрывистая. Больше на гребень похожа, если представить, что всё это продолжается вниз, в воду, которой по природным правилам тут быть не полагалось.